Исчезнувший, стр. 44

Питер Дескович прошел через ярко освещенный служебный коридор ЦРУ и остановился перед пурпурной дверью.

Двери в Центральном разведывательном управлении были выкрашены в разные цвета, как в детском саду. Одни были желтые, другие красные, третьи оранжевые. Были также зеленые, серые, розовые и синие. Яркие краски как бы воспевали радости слежки и шпионажа. Разведка, убеждали они посетителя, не имеет ничего общего с грязными, темными делишками. Скорее она похожа на праздничную игру.

Разноцветные двери поднимали дух тех, кто работал в огромном здании. Когда какому-нибудь несчастному специалисту, угнетенному астмой и бородавчатой супругой, осточертевало часами подсчитывать на табуляторе тоннаж, скорость и прочие возможности советского танкерного флота, ему достаточно было перекрасить свою дверь в солнечно-алый цвет, чтобы жизнь сразу стала веселее. Один из тайных агентов после долгих лет работы в желто-серых пустынях Среднего Востока по возвращении выкрасил свою дверь в снежно-белый цвет. Он говорил, что она напоминает ему зимние каникулы в Вермонте.

Пурпурный цвет этой двери обычно приводил Десковича в настроение, соответствовавшее утренним совещаниям по четвергам. На маленькой черной табличке рядом с дверью было написано «7Е26, Конференц-зал „ЮСИБ“ [8] . Дескович вздохнул и через небольшую приемную прошел в длинный зал, где еженедельно собирались главы всех разведок США.

Временами директору ФБР казалось, что он провел в этой комнате половину жизни. Стены обиты темными деревянными панелями, зеленые шторы всегда задернуты, два флага вяло свисают с древков. Один — американский флаг, второй — флаг ЦРУ — желтоклювый орел и роза ветров на синем фоне. На стенах — эмблемы различных разведывательных служб американского правительства. Под ними стоит слегка вогнутый в середине узкий стол длиной в двадцать футов.

Как обычно, перед каждым из десяти кресел лежали белые линованные блокноты и желтые карандаши. Этот стол напоминал Десковичу широко раскрытую пасть доисторического чудовища с желтыми полосами налета на белых клыках.

Дескович кивнул Артуру Ингрему, сидевшему во главе стола, и осторожно уселся на отведенное для ФБР кресло. Оно было изящной формы, но для него слишком узко. Дескович взглянул на пачку глянцевых копий, которую принес с собой. В правом верхнем углу каждого документа стоял красный прямоугольный штемпель с надписью: «Совершенно секретно. Обзор разведданных „А—4“. Копия № 4». Цифра 4, вписанная от руки, вежливо напоминала Десковичу о его ранге на этом совещании.

Табель о рангах, утвержденная по воле Артура Виктора Ингрема, ставила директора ФБР на четвертое место из десяти. Копия № 1 предназначалась Ингрему, отмечая не столько его положение шефа ЦРУ, сколько более важную роль главы правительственной разведывательной службы, направляющей все усилия США на то чтобы выяснить, чем занимается прочее человечество. Копия № 2 всегда шла помощнику Ингрема; копия № 3 — генерал-лейтенанту Марвину О.Полфрею, главе разведывательной службы Пентагона; копия № 4 — Десковичу; № 5 — Абрамсу из Бюро разведки и исследований госдепартамента; № 6 — Уолтону из Комиссии по атомной энергии; № 7 — Джерому Фрейтагу из Управления национальной безопасности, автору и одновременно генеральному дешифровщику различных кодов и шифров. Армия его бесшумных, как летучие мыши, помощников трудилась в железобетонной крепости близ форта Мид за двойной оградой из колючей проволоки, которую по ночам беспрерывно освещали прожекторы. Копии № 8, 9 и 10 предназначались шефам разведок армии, флота и ВВС.

По закону все главы разведок, кроме Ингрема, были на равных началах на этих совещаниях Штаба разведывательных служб США, посвященных еженедельному обзору непрочного мира и шаткого положения самой Америки в беспрерывно изменяющейся игре глобальных сил. Однако Ингрем, как суверенный монарх, рассылал им копии различных документов по собственному усмотрению. Десковича раздражал этот произвол. Получалось, что их мнения по каждому вопросу заранее ставились ниже мнения Ингрема, и все они шли за ним, как утята за уткой, шествующие к пруду чинной цепочкой, каждый на своем месте. Например, Фрейтаг из УНБ [9] шел в хвосте за главными разведывательными службами, видимо потому, думал Дескович, что Ингрем считает Фрейтага слишком легкомысленным для мировой политики. Ниже его были только подчиненные армейские разведки.

Дескович перебирал копии, почти не вникая в содержание документов. Мысли его были заняты Стивеном Гриром, о котором вот уже с неделю не было ни слуху ни духу. Точнее — в восемь тридцать пять вечера будет ровно неделя, как он пропал. Директор ФБР припомнил последнее сообщение Клайда Мурхэда, переданное ему по телефону перед самым его отъездом в Лэнгли, штат Вирджиния, на это совещание за пурпурной дверью. Дескович прочел рапорт секретного агента Ларри Сторма за вчерашний вечер, пока служебный лимузин вез его по автостраде Джорджа Вашингтона. Он дочитал его как раз тогда, когда машина свернула к ЦРУ возле указательного знака с надписью: «К научно-исследовательской станции». При виде этого маленького дорожного знака Дескович поморщился, настолько смешной была эта попытка замаскировать здание, известное в Вашингтоне всем иностранным дипломатам и агентам.

— Нам придется немного подождать, — раздраженный голос Ингрема оторвал Десковича от его мыслей. — Марвин звонил из Пентагона. Его задержал телефонный разговор с Белым домом.

— Бог располагает, человек надувает, — сказал Джером Фрейтаг.

Шеф УНБ был щуплым человеком с лисьей мордочкой. Он обожал подпускать шпильки своим коллегам. Дескович знал, что благодаря системе УНБ, дичайшей мешанине шифров, кодов и компьютеров, в которой никто, кроме Фрейтага, толком не разбирался, Фрейтаг был практически неуязвим. Подобно снайперу в бронированном бункере, он мог спокойно постреливать сквозь амбразуру, не опасаясь ответного огня.

Ингрем кисло улыбнулся Фрейтагу. Абрамс из госдепартамента забарабанил пальцами по столу. Уолтон из КАЭ завертел шеей, оглядывая неизвестно для чего эмблемы разведслужб на стенах. Все они были солидными государственными мужами и относились к Фрейтагу с опаской. Он шокировал их, и на каждую его выродку они смотрели, как синклит епископов на предложение молодого приходского священника отправлять службы под аккомпанемент джаза.