Возвращение в Сокольники, стр. 21
– Костя, мне давно уже все осточертело!
– Мне тоже. И твои фокусы, и приколы, и примочки, я уж и не знаю, как вы все называете это свое постоянное вранье! Если ты считаешь, что у тебя зря уходит жизнь, пиши заявление и вали на все четыре стороны! Но пиши честно! И не устраивай мне экстримов, экзекуций и прочего!
– Да, я думаю по этому поводу. Но у меня есть время. Есть.
– Боюсь, что его может неожиданно и не оказаться!
– Я тоже, но что поделаешь?… А задание твое выполняется.
– Без тебя знаю! – сердито бросил Меркулов и отключился.
Турецкий задумчиво посмотрел на официанта, почтительно замершего в десятке шагов от него – других-то посетителей все равно не было, – и поманил его движением указательного пальца.
И тут же, боковым зрением, увидел, что в зал вошла она…
Сам по себе вспомнился древний анекдот. Утро алкоголика. Голова не соображает. Язык в горле распух до невозможности. В животе… а, и думать неприлично. Но на спинке кровати сидит и ухмыляется нечто зверообразное и пушистое. «Лыбится», как говорили во дворе во времена детства. «Ты кто?» – выдавливает из себя алкоголик. А тот, с ужимками, ухмыляется: «Твой триппер!» – «Боже… а вчера „оно“ казалось таким восхитительным…»
Глава шестая
ШЛЮХА И…
Официант неторопливо переминался с ноги на ногу, пока Турецкий с преувеличенным вниманием изучал меню и искоса кидал взгляды в дальний угол ресторанного зала, где устроилась совершенно потрясающая блондинка, достала из сумочки длинную сигарету и теперь в нетерпении постукивала тонкими пальцами по столу. Но то ли официант здесь пока был один, то ли другой где-то задержался, было похоже, что красавица дама немного нервничает.
– Дайте мне еще две минутки, – сказал Турецкий официанту, – и обратите внимание вон на ту даму, которой, кажется, не терпится.
Официант обернулся, легонько хмыкнул и с улыбкой ответил Турецкому:
– Если не будете возражать, я – мигом.
Он быстро подошел к даме, довольно смело наклонился к ней, они о чем-то поговорили, он кивнул и, сделав предупредительный жест Турецкому, исчез за портьерами выхода на кухню.
Александр Борисович между тем мельком проглядел меню и сделал свой выбор. Он остановился на блюде, которое называлось "бараньи ребрышки «Кабальеро». Ну и, естественно, коньяке. Правда, дорогой, блин! Но что поделаешь!
Отложив в сторону папку с меню, почти внаглую уставился на волоокую блондинку с аппетитным вырезом смелого платья. С крутым изгибом бедра. С длинными изящными пальцами, элегантно держащими на отлете дымящуюся сигарету. Вон в чем дело: официант, оказывается, дал ей огонька.
Неожиданно Турецкий вздрогнул. Он понял, что эта блондинка очень похожа на Мару. Словно родная сестра-близняшка. Только Мара – роскошная шатенка, а эта – ее «червонная» копия. И заныло сердце: за весь вчерашний день не нашел минутки, чтобы позвонить… Нет, Турецкий, все-таки не очень хороший ты человек! Мара, поди, ждет, приготовилась. К чему? В самом деле, а к чему она может готовиться, если в их отношениях все расписано далеко вперед? Краткий ужин, бесконечные ласки, изнурительный и потрясающий секс – сплошные плавные волны любви! И никаких капризов – не хочу, не буду, уйди от меня, наконец, как ты мне надоел!… Мара ждала его всегда, и в ее глазах он видел лишь постоянную и искреннюю потребность принадлежать ему. А что еще нужно мужчине, приближающемуся к своему полтиннику?
Турецкий наблюдал за незнакомкой, а думал о Маре. Может, плюнуть на все, не заниматься глупостями, а рвануть прямо к ней?
Он вытащил телефонную трубку и набрал ее номер. В ответ – долгие гудки. Посмотрел на часы: скоро полдень. Интересно, где она может быть? Гудки продолжались. Турецкий опомнился: так ведь и посадить можно «мобилу». Отключил. В конце концов, у женщин иногда появляются и какие-то свои планы и заботы. Почему он решил, что все ее мысли сосредоточились лишь на нем одном. Нет, с другой стороны, было бы, конечно, очень приятным постоянно верить, что это именно так, но… Жизнь, как сказано в старом анекдоте, гораздо жестче даже самых, казалось бы, жестких атрибутов мужского тела…
Официант поставил перед женщиной чашечку кофе и стакан с водой. «По-турецки» пьет, почему-то развеселился Александр Борисович. И встретил официанта, естественно, с улыбкой. Тот еще не сообразил, к чему или к кому она относится, но был готов выслушать с заранее продемонстрированным пониманием.
– Я тут выбрал «Кабальеро», – сказал Турецкий, и официант кивнул. – И в этой связи вспомнил смешной анекдот.
Официант изобразил горячее желание немедленно выслушать этот анекдот. И Турецкий стал рассказывать, поглядывая при этом на женщину, пьющую кофе в полдень:
– Ну, обычная история, один приятель был за границей. В Испании. Остановился в отеле «Коррида», посетил корриду, естественно, затем зашел в местный ресторанчик, где ему практически за копейки предложили блюдо под названием все та же «Коррида». Огромная сковорода со здоровенным куском мяса посреди такой же огромной яичницы. Приехал домой, в Россию, тогда еще в Советский Союз, и рассказал знакомым. Через какое-то время один из тех, кто слышал рассказ, тоже оказался в Испании, в том же городе. И тоже была коррида, а затем посещение ресторана. Естественно, он потребовал себе «Корриду», ему принесли. Маленькая сковородочка, крохотный кусочек мяса и такие же два яичка. И говорят: с вас… – и назвали совершенно запредельную, астрономическую сумму. Ну тот возмутился! В чем дело? Передал рассказ своего приятеля. А официант приветливо улыбается. «Все правильно, – говорит, – сеньор, но в тот раз это был бык, а нынче мы подаем матадора».
Официант вежливо и поощрительно хихикнул.
– Осмелюсь заметить, – сказал он, – что «Кабальеро» все-таки из барана, похожего на джентльмена, а не наоборот.
– Молодец! – захохотал Турецкий, чем немедленно привлек внимание женщины, кажется впервые взглянувшей на него с благосклонным любопытством.
«Смелее, Турецкий!» – приказал себе Александр Борисович и тоже проникновенно посмотрел на незнакомку, заставив ее смущенно опустить глаза. Он уж подумал было пригласить даму к своему столу, но… пока воздержался от немедленного желания погладить ладонью ее круглую, возбуждающую страсть коленку.
«Кабальеро» оказался на высоте. А сто пятьдесят коньяка из графинчика – в самую точку. Именно этого сочетания не хватало Турецкому с самого утра. И теперь он чувствовал, как начал приходить в норму. Можно было и думать, и действовать.
Но о чем думать, он знал. А вот какие предпринимать действия – не очень. Завязывать случайную интрижку почему-то интуитивно опасался, а Мара, которой он теперь звонил периодически, не отзывалась.
Вообще– то, если по правде, дело было. Он же хотел съездить сегодня в агентство «Глория», к Денису Грязнову, чтобы его спецы внимательно осмотрели машину. Турецкий вовсе не собирался постоянно таскать за собой «хвосты». Помня и предупреждение того «благодетеля из Сокольников», да и собственное нежелание находиться в прорези прицела. У этих ведь свои и понятия, и заморочки…
А сегодня, между прочим, уже вторник!
Среда, четверг, пятница, суббота – не разбежишься… Да и не особо расслабишься.
Снова всплыл недавний телефонный разговор с Костей. Ну пусть ему сказали оказавшиеся там вчера – случайно или нет, неважно – чекисты, которые просто узнали его, Турецкого, а затем стали невольными свидетелями драки с тем раздолбаем-охранником лысого козла Семы Тверского, как вам это понравится! Ладно, дело случая. Но Славка-то откуда узнал? С чего вдруг он стал намекать на уши дохлого осла? Или он успел уже созвониться с Костей и устроил свой розыгрыш? В следопытов поиграться захотелось?
И еще вдруг стал беспокоить навязчивый интерес обоих к дальнейшим планам Александра Борисовича. Мол, не собираешься ли уйти в коммерческие структуры? Кому нужна твоя принципиальность? И уже просто – пиши заявление и отваливай, как выразился Костя. Черт знает что это такое – провокация или своего рода предостережение? Но что они могут знать и, главное, от кого? Вопрос упирался в стену незнания, непонимания, странных недомолвок и какой-то навязчивой озабоченности. А кстати, Иркины-то проделки здорово озадачили Костю! Он не играл изумление, голос был искренним.