Убить ворона, стр. 73

– Уф! – выдохнул Турецкий. – Насилу успели. Прямо как в кино.

– А? – Дитер не настолько хорошо знал язык, чтобы понимать обычные житейские намеки.

– Да в кино герои успевают встретиться в последний момент.

– А-а… – Дитер засмеялся. – А мы какие герои? Какого фильма?

– Хорошего детективного. Знакомься, зам Генпрокурора России Меркулов Константин Дмитриевич.

– А-а… – немец уважительно посмотрел на Меркулова.

– У тебя найдется пять минут для русских друзей?

– А как же?

Они вернулись в гостиницу и заказали коньяку. Дитер не отказался и, несмотря на свой хлипкий вид, вполне резво поддержал компанию.

– Ну, за успешное окончание работы, – Турецкий протянул рюмку немцу, чтобы чокнуться с ним. – Завидуем вам, вы уже отстрелялись.

– Почему «отстрелялись»? – Дитер выпил, не поморщившись.

– Ну так говорят, когда не очень приятное дело завершено, – пояснил Турецкий.

– О, да, не очень приятное, – согласился немец. – Но еще не завершено.

– Когда же опубликуют результаты расследования вашей компании? – вмешался Меркулов.

– У нас не расследование, – пояснил Дитер, – а изучение. Мы должны установить, не подстроена ли авария, достаточно ли она стихийна.

– Ну и что, установили?

– Нет, – сознался Дитер. – Причины аварии остались неизвестными.

Турецкий и Меркулов переглянулись.

– Но в официальную версию об отказе моторов мы тоже не верим. Эксперты нашли ряд несоответствий этому предположению. Зато нами точно установлено, что самолетов «Су» в «Антее» не было. Вернее, были только корпуса. А значит, страховку платить наша компания, скорее всего, не обязана. Мы же страховали груз, а не транспортное средство.

– Что и требовалось доказать, – засмеялся Турецкий.

Дитер причины веселья своих русских собутыльников не понял, зато Меркулов не верил своим ушам. Решение проблемы, которая казалась еще час назад неподъемной, пришло само собой в лице этого мальчика в клоунских круглых очочках.

– Отлично! Мы с тобой, Саша, управились раньше положенного срока, – Меркулов ликовал. – Теперь от очевидности доказательств не уйдет никто. Придется засучить рукава. И главное, главное, дружище, – он хлопнул Турецкого по плечу, – ищи причину аварии. Это главное…

Глава 45. «ГАЗЕЛЬ»

Дом Алексея Сергеевича Лебедева можно было смело отнести к самым элитным жилищам Новогорска. Построенный еще в брежневское время для обкомовских работников, он своим присутствием в этом уютном, лесистом уголке города возвещал о том, что вскоре центр Новогорска вместе с лучшими ателье, больницами, магазинами переместится сюда, в райский уголок коммунизма. Действительно, как рассказывали Турецкому, прежние власти планировали постепенно именно на этом месте на берегу величавой сибирской реки обосноваться основательно, похерив неприглядную старую часть города. Хотели, стало быть, начать новую жизнь, да не получилось. Грянули перемены. Новая жизнь-то, конечно, пришла, да не так безмятежно, как это виделось в спокойном сне застоя. Власть сменилась, и элегическое место с единственным распрекрасным домом так и осталось без своей предполагаемой инфраструктуры, а жители элитного дома – заложниками краха социализма. Ни тебе магазина захудалого поблизости, ни почты, ни больницы, и даже редкий автобус останавливался в двадцати минутах ходьбы от дома. Зато в сосновом бору над рекой пели птицы, дышалось легко, и, пожалуй, это было единственное место в Новогорске, где по-настоящему чувствовалась уже весна и где Турецкого перестал преследовать навязчивый запах гари, от которого он не мог избавиться с того самого момента, как впервые попал на развороченный стадион.

Квартиру Лебедева, вероятно, тоже можно было отнести к числу образцово-показательных. Отделанная, что называется, в европейском стиле, она тем не менее не напоминала офисную приемную, а пестрела всяческими милыми безделушками и обильно освежалась живыми цветами. Тамара Ивановна, хозяйка квартиры, словно специально подбиралась под интерьер – безупречно одетая, с пышной прической роскошных волнистых волос, она напоминала былую красавицу, с которой в зрелые годы уютно и эстетично существовать, осознавая, что большего человеку после сорока и желать не стоит.

– Спасибо, что сами соизволили прийти, – поблагодарила Турецкого Тамара Ивановна, приглашая его располагаться на дымчатом мягком диванчике.

Только в ярком весеннем свете, который разлился по всей передней, Турецкий заметил, что жена директора не столь ухожена, как ему показалось поначалу, что лицо ее одутловато, а мешки под глазами собираются в предательские морщинки, стоит Тамаре Ивановне расслабиться. Да и накрашена она была несколько старомодно – голубыми тенями над верхними веками и фиолетовой помадой, которой пользовались модницы из детства Александра. Однако цокавшие тончайшие шпильки на идеально красивых ногах все-таки примирили Турецкого с самим собой, и он удовлетворенно отметил, что Тамаре Ивановне стоит присвоить почетный титул красивой женщины.

– У меня уже ноги болят – ходить к следователям: допросы, очные ставки. Неужто нельзя хоть немного пожалеть несчастную, раздавленную женщину. – Тамара Ивановна затянулась сигаретой и грациозно завязала ноги в тугой узел. – Я больше не могу. Сейчас еще забрали Мишеньку, моего сына. Вы, я вижу, не в курсе?

– Не в курсе… – недоуменно признался Турецкий. – Видите ли, я из Москвы и у меня несколько другой профиль работы. А что случилось?

– Постойте, я ваши документы повнимательней изучу, – Тамара Ивановна вновь попросила удостоверение Турецкого и двумя тонкими наманикюренными в фиолетовый цвет пальцами поднесла красную книжицу к глазам чуть ближе, чем требовалось. – Да, это несомненно ваше лицо. Так что вы, Александр Борисович, от меня хотите?

Турецкий про себя выматерил лохов из местной прокуратуры и милиции, которые поставили его в такое неловкое положение. Собственно, он специально пришел к жене директора домой, чтобы пообщаться с ней в неформальной обстановке, чтобы она рассказала ему больше, чем местному следователю, восседающему за столом с зеленым сукном. Не скажешь же ей, этой постаревшей «газели», что «важняк» подозревает собственную любовницу в том, что она не только наставляла ему рога, но еще, возможно, и пришила «газелиного» мужа. Турецкий рассчитывал выспросить все осторожно, с участием в женской судьбе Тамары Ивановны, но ребята из местной прокуратуры изрядно подпортили его планы, задержав сына Лебедева, о чем Александр не подозревал.

– Боже, какой роскошный гобелен! – Турецкий как-то даже по-бабьи всплеснул руками. – И ведь главное, заметно, что вещь неповторимая, единичная. Признавайтесь, Тамара Ивановна, не вы ли мастерица?

– Я, – Лебедева придирчиво рассматривала собственную работу, украшавшую стену напротив окна.

Вещь и вправду была восхитительна – тут Турецкий душой не покривил. Тамара Ивановна, по-видимому, оказалась женщиной, не лишенной художественного чутья, а значит, эмоциональной, с легко подвижной психикой. С такими Александр легче находил общий язык.

– Знаете, труд не одного года. Ко мне гости приходили, подруги, удивлялись, как это терпения хватает – каждую ниточку перевязывать. Учтите, что собирала я гобелен не из новых ниток, а старые ненужные вещи распускала.

– Ну и к чему же такое усердие?

– А мне все усердием досталось – и квартира, и муж, и сын. И все в одночасье полетело в тартарары. Скажите, за что арестовали Мишеньку? Говорят, он причастен к убийству отца. Но этого не может быть. Почему не верят материнскому сердцу? У них с Алешей такая взаимная привязанность существовала – Мишенька до десяти лет не засыпал, пока отец с ним не придет проститься на ночь. Они любили друг друга. – На глазах Тамары Ивановны проступили слезинки, но она сжала зубами нижнюю губу.

«Молодец, „газель“, не расслабляется».

– А вы? Вы любили своего мужа?

– Что я? Сначала любила, потом разлюбила, потом снова полюбила. За тридцать лет, сами понимаете, столько всего было, не расскажешь. Мы ведь тридцать лет прожили. Детей долго не рожали, присматривались друг к другу, это уж потом Мишенька появился, не ждали, не гадали.