Убить ворона, стр. 18
Когда Чирок пришел в себя, колбаса покрылась плесенью – ее можно было помыть и употребить в дело, но видеть ее бедняга был уже не в состоянии. Зато на шоколаде ребята нажились. С прежними товарищами по интернату, с новыми знакомыми из двора они затевали пари – за сто шагов предлагалось съесть плитку шоколада. Не получалось ни у кого. Таким образом шоколад превратился в деньги, а деньги опять в неразумные покупки.
– Забавно, – констатировал Болотов, – ну а теперь давайте серьезно…
– Да уж куда серьезнее? – удивился Чирков. – Я вам признаюсь чистосердечно в совершении ограбления, а вы говорите, что это несерьезно. Это же подсудное дело.
– Ну да, да, конечно, – отмахнулся Болотов, думая продолжить разговор.
– Нет, подождите, гражданин начальник, я сознаюсь в преступлении и желаю, чтобы делу был дан ход. Такого-то числа, в таком-то месте, – Чирков быстро назвал точную дату и место ограбления магазина, – мной было совершено ограбление, и я требую, чтобы обстоятельства преступления были расследованы в соответствии с действующим законодательством, и готов понести за свою вину заслуженное наказание.
Болотов опешил. Опять преступник подловил его, как мальчика. Показания Чиркова должны быть внесены в протокол, и действительно, если следовать букве закона, необходимо было расследовать эпизод хищения госимущества из указанного магазина.
– Ну что же, – сказал Павел, сатанея, – я разберусь, если ваше раскаяние настолько искренне… – он криво улыбнулся.
«Сволочь, стервец», – хотелось крикнуть Болотову, даже вот взять и как дать…
Чиркова увели на обед, Павел, обиженный, как ребенок, вышел в коридор. К нему спешил адвокат Сосновский.
– Добрый день, – сказал Болотов рассеянно. – Что ж вы опаздываете? Вы же хотели присутствовать на допросе.
– Добрый день, – отозвался Сосновский. – Конечно, хотел, задержался в суде.
Павел прошел еще несколько шагов, затем развернулся.
– Чирков ваш у меня вот где сидит, – он похлопал себя по мощной шее.
Адвокат пожал плечами и сочувственно произнес:
– Знаете ли, я тоже не испытываю удовольствия… Но что делать – Фемиде служим!
Глава 14. «ВИНОВАТЫЕ»
– Вы накануне аварии отмечали день рождения сына?
– Да.
– Выпивали?
– Да.
– А утром следующего дня пошли на работу.
– Что же тут плохого?
Перед Сабашовым сидел старший механик Хромов, который обслуживал разбившийся самолет перед вылетом.
– И как себя чувствовали на следующий день? Голова не болела?
– Нет.
– Говорят, на дне рождения вы крепко перебрали.
– Может, и перебрал, но я рано лег спать. Спросите у жены, у гостей…
– Спросим.
– Вам надо побыстрее найти виноватого…
– Это только расследование.
– Знаю я ваше расследование! Вам главное человека засадить, а потом отчитаться. А я был трезвый! У меня есть свидетели! И голова у меня не болела!
После Хромова Сабашов стал допрашивать рядовых механиков. Первым был Славин, который заметно нервничал.
– Вы знаете, что Хромов накануне отмечал день рождения сына?
– Да.
– В каком состоянии он пришел на работу?
– В нормальном.
– Что значит в нормальном?
– Как всегда. Разве что пришел позднее…
– То есть опоздал?
– Не опоздал. Но обычно он приходит на работу за пятнадцать – двадцать минут. А в тот день пришел за четыре минуты.
– Вы так точны?
– Я посмотрел на часы, когда он явился.
Следующим был Стояновский.
– Вы единственный из механиков, кто не был у Хромова на дне рождения его сына.
Стояновский согласно кивнул головой.
– Почему вас не пригласили?
– Я бы все равно не пошел! Я непьющий.
– В тот день вы не заметили что-нибудь необычное в поведении Хромова?
– Мне показалось, он нервничал, заставлял перепроверять шасси, шарнирные узлы.
– Он не говорил почему?
– Это как-то не принято. Если старший говорит проверить – значит, у него есть основания.
– За какой отсек отвечали лично вы?
– Правый двигатель, ближний к фюзеляжу.
– Почему вылет самолета был задержан на десять минут?
– Я не знаю. Мы закончили вовремя.
Сабашов сделал очередную запись, и следующий вопрос был неожиданным для него самого:
– Вся бригада механиков нервничает в отличие от вас. Что так?
– Если кто-то сверху уже решил сделать из нас козлов отпущения, то нам все равно не выкрутиться…
Глава 15. ПРОСТО РАБОЧИЙ
Заводской пейзаж напомнил Турецкому известную картину «Последний день Помпеи». Когда-то в детстве, рассматривая яркую репродукцию полотна Брюллова, он с ужасом воображал завтрашнее утро для тех, кто останется в живых. Похоже, судьба подарила Александру возможность воплотить наяву его детские страхи. Вся прилегающая к авиационному заводу территория была усыпана густым слоем пепла. На обозримую глазу даль расплылось сплошное черное пятно окружающего пространства – черные снежные шапки деревьев, черные окна, черные, шустрые, как крысы, коты сновали под ногами, и даже лица людей казались обгоревшими до черноты.
Несмотря на разгар рабочего дня, у проходной собралась громадная галдящая толпа. Люди неуверенно топтались на месте, ботинками и валенками взрыхляя пепел, отчего через несколько минут зола уже скрежетала на зубах Турецкого, окутывая язык и нёбо. Маленький мужичонка в грязноватой искусственно-пыжиковой шапке сплевывал черную слюну, яростно затирая ее ногой в землю.
– Это че ж получается! Я пашу, пашу, а бабу свою прокормить не могу. Че же они там себе думают… – Кривым грязным пальцем мужичонка указал куда-то на небо.
– А ничего не думают. Будут они тебе думать, как твою бабу содержать. Тут скоро детишки с голоду передохнут. А он – бабу, бабу… – Свирепый детина от злости носком кирзового сапога колотил по земле, как норовистый конь.
– Твоя баба, Силыч, еще лет пять на собственном жире просуществует – не боись! – хохотал в толпе парней молодой хлопец в кепке.
Толпа прибывала, проявляя все большее нетерпение:
– Директора давай. Хватит ему прятаться от народа.
– Деньги наши кто зажилил?
Детина вырыл вокруг себя уже настоящую яму:
– Он все посредниками прикрывается. А мне какого… это знать. Я работяга.
– Пусть Лебедев придет. С ним будем разговаривать, – кричали где-то позади Турецкого.
Александр был несколько озадачен картиной, которую никак не ожидал застать у проходной. Авиационный в Новогорске, по всем сведениям, к кризисным предприятиям не принадлежал – всегда тянул помаленьку лямку, свою работу не останавливал и в более худшие времена, а теперь и вовсе продукция завода весьма успешно выходила на международный рынок. Развивающиеся страны охотно заключали сделки, скупая недорогие по мировым масштабам, но надежные самолеты. Вылетая на место катастрофы, Турецкий по своим каналам на всякий случай навел справки и о личности директора самолетостроительного – Лебедева Алексея Сергеевича – ничего, ни малейшей компрометирующей его тени – даже в Москву прилетал редко, все больше выманивал к себе в Новогорск высокое начальство. Дескать, чего заводские деньги тратить, вам нужно – вы и прилетайте, встретим честь по чести. Тем более забастовка на заводе показалась Турецкому странной и неожиданной, особенно если учесть погибший самолет, трагедию, которую переживал город, и взбудораженность населения последними событиями. Он внимательно пробегал взглядом по толпе, однородной в своей основной массе, – все те же землистые простые лица, несуетливые движения рабочего человека, огоньки дешевых папирос – ничего бросающегося в глаза, никаких подозрительно шмыгающих субъектов. Забастовка производила впечатление органичной акции протеста, никем не спровоцированной.
У памятника Ленину, где Ильич доверчиво протягивал руку в сторону проходной, указывая, по-видимому, труженику дорогу к рабочему месту – чтобы, не дай бог, кто не заблудился, – собралось некое подобие импровизированного митинга. На постамент выходили профсоюзные лидеры, чтобы сказать дежурные слова о тяжелом положении рабочих на заводе. Все эти горячие выплески давно были до боли знакомы Турецкому по газетным статьям, информационным программам и интереса не представляли.