Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980), стр. 26

И тогда я решил поехать. Отправился в министерство и сказал, что согласен.

Работал с австрийской молодежью, заведовал отделом связи с читателями в газете Советской Армии для населения Австрии.

О Воробье я вспоминал все реже и реже.

А когда через несколько лет вернулся из Австрии в Советский Союз, мое участие в операции было официально прекращено. Я и вспоминать перестал о таком уже бесконечно далеком и совершенно нереальном Воробье.

ПОЧЕМУ МНЕ ТАК БЕСПОКОЙНО?

Что-то мешало, что-то нарушало блаженное состояние, словно назойливо жужжащая муха.

Нет, не муха. Какой-то стук…

Медленно и мучительно долго, словно со дна глубокого омута, я выныривал из сна.

Стук повторился.

Да это же в дверь стучат!

Я проснулся окончательно и открыл глаза. На полу золотистой решеткой стлались яркие полоски света. Неистовое утреннее солнце рвалось в комнату сквозь полуприкрытые жалюзи.

— Отец! — В голосе Инги звучали нотки тревоги. — Ну открой же, отец!

— Сейчас, сейчас!

Я накинул халат, прошел к двери.

— Ну и ну! — Инга укоризненно качала головой. — Разве можно так безответственно спать! Мне уже стали мерещиться всякие ужасы.

— Который теперь час? — я потянулся, отгоняя остатки сна. — И какое тысячелетие?

— Половина восьмого. Начало атомной эры.

— И ты уже на ногах? Невероятно!

Инга подошла к окну, подняла жалюзи. Зальцбургская крепость, рельефно высвеченная солнцем, потеряла свою ночную призрачность. Отсюда, из глубины комнаты, в обрамлении оконной рамы, она казалась теперь крошечной, почти игрушечной и, пожалуй, больше всего походила на причудливой резьбы ларец.

— Я уже давно на ногах. Маргоша заявилась ровно в пять. Она хотела и тебя поднять с постели, но я своим телом прикрыла амбразуру дзота. Так что оцени, отец.

— В пять? Так рано?

— Говорит, иначе не успеем ничего посмотреть. Мы уже прошлись с ней по двум премиленьким церквушкам… Ты уж, пожалуйста, попроворнее, отец. Ровно в восемь тебя должен лицезреть сам бургомистр.

— Бургомистр? Это еще зачем?

— Не знаю. Маргоша говорит — вне всякой программы… Я подожду внизу. Там Карл с машиной.

Пришлось мне поторопиться. Не успел управиться с электробритвой, как снова постучали. Явилась фрау Келле — служительница гостиницы — с подносом: черный кофе, булочка, джем.

— Ваш завтрак, господин профессор!

— Спасибо.

Без пятнадцати восемь я был уже внизу. Фрау Маргарет в роскошном темно-рыжем парике с умопомрачительными локонами, точно букингемский королевский гвардеец в медвежьей шапке, дежурила у подъезда.

— Как бы не опоздать к бургомистру! — Она смотрела на меня с кроткой укоризной.

Карл, ловко маневрируя, помчал нас по плотно забитым автомашинами улицам. На нем был модный, в желтую и черную полоску, костюм.

— У вас богатый гардероб, Карл.

— Что вы, господин профессор! Это ведь все служебные костюмы.

— Личному шоферу бургомистра полагается быть одетым как джентльмену, — сочла нужным дать пояснения фрау Маргарет.

— Как же в таком случае должен одеваться сам бургомистр? — с ехидной наивностью осведомилась Инга.

Наш шофер весело засмеялся:

Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980) - _7.png

— По-всякому. Иногда меня принимают за бургомистра. Однажды приехал какой-то жирный тип из Нидерландов…

— Карл! — Фрау Маргарет строго поджала губы. — Что за выражение — жирный тип! И кроме того, господам все это вовсе не интересно.

— Да нет же, интересно, очень интересно! — тут же возразила ей Инга. — Пожалуйста, рассказывайте, Карл!

Но мы уже подъезжали к магистрату.

— Дворец Мирабель! — торжественно провозгласила фрау Маргарет. — Первая четверть восемнадцатого века.

— Мирабель? — Инга сразу встрепенулась в предвкушении милых ее сердцу исторических сенсаций. — Откуда такое экзотическое иностранное название здесь, в самом центре Австрии?

Фрау Маргарет замялась.

— Существует множество противоречивых романтических легенд… Ну вот, например, в одной из них говорится, что дворец был построен для красавицы цыганки по имени Мирабель… М-м-м… любовницы кардинала. После его смерти эту легкомысленную женщину и ее детей с позором изгнали из города. А магистрат принял закон, в котором запретил цыганам проживать в Зальцбурге. Между прочим, закон до сих пор в силе.

— Как же так! — возмутилась Инга. — Значит, если бы я была цыганкой…

— То спокойно могли бы продолжать жить в Зальцбурге. Все эти законы не более как древние окаменелости… Мы приехали, господа!

Машина подкатила к подъезду небольшого, но очень привлекательного, разукрашенного затейливым лепным орнаментом здания с примыкающим к нему просторным парком. Карл проворно обежал машину, распахнул дверцу.

— Можно, я пока погуляю по парку? — спросила Инга. — Наверное, мое присутствие у бургомистра не так уж обязательно.

Фрау Маргарет посмотрела на меня в нерешительности.

— Право, не знаю. Мне было сказано только насчет господина профессора.

— Вот и чудесно! Что-то я сегодня не расположена к беседам с бургомистрами.

По шикарной парадной лестнице с прелестными мраморными амурами на парапете мы с фрау Маргарет поднялись в приемную.

— Благодарю вас, фрау Маргарет. Пока вы свободны.

Помощник бургомистра, молодой румянощекий парень, несколько пухловатый для своего возраста, отпустив гида, указал мне на кресло.

— Прошу, господин профессор! К сожалению, произошло непредвиденное осложнение. Не далее как десять минут назад бургомистр был вынужден срочно отправиться в аэропорт. Неожиданный вызов в Вену.

— Он сделал извиняющийся жест своей маленькой изящной рукой. — Бургомистр велел принести свои самые глубокие извинения… Шефу действительно очень-очень хотелось встретиться с вами, — перешел помощник на неофициальный, доверительный тон. — По своей основной специальности он тоже историк, и когда вдобавок узнал, что господин профессор хорошо говорит по-немецки… Если не возражаете, вас примет вместо него вице-бургомистр Грубер, Франц Грубер. А теперь разрешите записать вашу фамилию. Точное произношение, ударение и все прочее. Среди иностранных фамилий встречаются очень трудные. Мы произносим их по-своему, и некоторые обижаются…

Он тщательно записал все, что я продиктовал ему по слогам, ушел с докладом и тут же возвратился:

— Господин вице-бургомистр просит вас…

Мне навстречу из-за просторного, как летное поле, письменного стола поднялся невысокий худой человек с массивным, выбритым до голубизны черепом. Вытянутое, темное, изрезанное глубокими морщинами лицо могло бы показаться угрюмым, если бы не какой-то неожиданный наивно-доверчивый, как у маленьких детей, взгляд добрых и очень усталых глаз.

— Мы рады приветствовать вас в нашем городе…

Он умудрился основательно переврать и имя, и фамилию, и даже профессию, назвав меня почему-то выдающимся геологом. Усадил за инкрустированный перламутром старинный столик с гнутыми ножками, сам сел рядом, и пошел у нас нудный, пустейший разговор: как доехал, как спал, какая чудная погода… До тех пор, пока вице-бургомистр, рассеянно проведя ладонью по своей полированной голове, вдруг не признался:

— Знаете, я ведь занимаюсь в магистрате главным образом коммунальным хозяйством. Транспорт, водопровод, канализация… Иностранных гостей мне принимать почти не приходится; это включено в компетенцию самого господина бургомистра. Так что уж простите, если я вам кажусь скучным собеседником. Так оно, вероятно, и есть.

И сразу же сквозь официальную должностную маску на меня глянуло живое человеческое лицо.

— Наверное, вам будет куда интереснее осмотреть город, чем терять время тут со мной. Давайте лучше встретимся с вами вечером, за рюмкой доброго виноградного вина. В такой обстановке, вероятно, даже я смогу разговориться. Я официально приглашаю вас с… — тут он запнулся, — с вашей спутницей от имени магистрата…