Пуля для полпреда, стр. 19

Турецкий машинально кивал, разглядывая сквозь стеклянную стену, как, стремительно пересекая небольшой сквер перед заводоуправлением, совершенно умопомрачительная блондинка что-то на ходу объясняла какому-то типу. На типа «важняк» не обратил никакого внимания, но блондинка! Точеный идеальный профиль, фигурка, ножки от зубов. В ее летящей походке было что-то девственное, ускользающее от определения, понятное только взгляду.

– Что, хороша? – хмыкнул, проследив за его взглядом, Бутыгин. – Эх, годков бы двадцать скинуть! И между прочим, не только фигурка ого-го, еще и с головой все в порядке. Лемехова Ксения Александровна, глава ЗАО «Медея».

– Я должен с ней поговорить, – заявил Турецкий.

– Обязательно, – понимающе усмехнулся Эдуард Сидорович.

Лемехова как раз остановилась и, кивнув своему спутнику, направилась было к стоянке, но ее догнала молоденькая девушка с бумагами, очевидно секретарша, и Лемехова принялась что-то ей объяснять. Когда Турецкий подошел к ней, на него повеяло неизъяснимым ароматом, от которого почти что закружилась голова. Он представился и зачем-то ляпнул, что Бутыгин просит ее уделить ему, Турецкому, пару минут. Она была, кажется, недовольна, а он вообще перестал соображать и с преглупейшей улыбкой предложил угостить даму кофе.

– Хорошо, поехали, – согласилась она, одарив «важняка» неопределенным взглядом, в котором он прочел все что угодно, от полного равнодушия до ярой заинтересованности. Не было в нем, к удовольствию Турецкого, только насмешки.

Старый бабник! – осаживал он себя, топая за ней к ярко-желтому «фиату». Все равно тебе тут ничего не светит, сколько ни тужься, но глаз от ее аккуратной попки, обтянутой серой юбочкой, оторвать не мог.

– Куда прикажете? – справилась она, лихо выруливая за ворота.

– Да я, собственно, не знаю, выбирайте сами.

Она припарковалась у небольшого кафе:

– У меня неподалеку встреча через двадцать минут, как раз успеем выпить кофе.

Состоявшийся разговор Турецкий помнил очень смутно. Лемехова, кажется, говорила, что Вершинин был замечательным, очень справедливым человеком, что он принял соломоново решение, что Турецкому обязательно надо поговорить с Друбичем, тем самым типом, что был с ней в сквере и на которого Турецкий даже не посмотрел. Потом она упорхнула, а Турецкий заказал коньяк, чтобы взбодриться и прийти в себя.

5 сентября. Н. И. Яковлев

Яковлев с Артузом стояли на лестничной площадке двенадцатиэтажного дома на улице Лейтенанта Шмидта. Из квартиры, к которой они прислушивались, доносились шум и звон. Артуз, обнюхав пыльный дерматин двери, не проявил никакого интереса и опустил свое мощное, одинаковое в бедрах, грудной клетке и плечах тело на пол, с явным сомнением воззрившись на хозяина, как бы вопрошая: «А ты уверен, Николай Иванович?»

– Совершенно не уверен, – вполголоса ответил на непрозвучавший вопрос Яковлев. – Но что нам остается?

Человек, живущий в этой квартире, некто Рубинчик, школьный друг Виктора Ключевского, последний из списка выданного Мариной. В ночном клубе, где Рубинчик работает музыкальным менеджером, сказали, что он уже три дня не выходит на работу. Может, тоже в запое. Это пока последняя зацепка, которая у нас есть.

Тут из-за двери шум прекратился, стали слышны гитарные аккорды и неплохо поставленный бархатистый голос с фальшиво-веселой интонацией запел:

Иду по Невскому проспекту,
Ко мне подходит урка свой,
И говорит он мне: «Анюта!
Легавый ходит за тобой!
Он целый день канает следом,
Тебя он не засек чуть-чуть.
Давай вались, а я покеда
Его попробую макнуть».
Затем из квартиры снова послышался шум. Артуз поднял уши.
Иду по Невскому проспекту
И оборачиваюсь вслед,
Гляжу, за мной канает некто
Одетый в кожаный жакет.

Ротвейлер двинулся было к двери, но Николай Иванович остановил его движением руки.

– Дослушаем? – предложил Яковлев Артузу. Тот не возражал.

Недолго счастливы блатные,
Пришла беда – от урки весть.
И вот мы снова крепостные,
Он в Воркуте, а я вот здесь!
Иду по Невскому проспекту,
Ко мне подходит урка свой,
И говорит он мне: «Анюта!
Легавый ходит за тобой...»

Вдруг послышались явственные всхлипы. Яковлев, уже не раздумывая, заколотил в дверь.

– Не откроют, будем ломать.

Дверь, однако, довольно скоро отворилась. На пороге раскачивался Лев Собакин собственной персоной (вместе с Ключевским он, что ли, из Москвы вернулся?), а у него за спиной толстый мужик. Толстый размазывал слезы по небритой физиономии.

– Алексей Леонидович? Господин Рубинчик? – Яковлев отодвинул плечом Собакина и вошел в квартиру. Артуз двинулся следом и тут же нырнул в глубь квартиры.

– Д-допустим, Рубинчик. И что?

– Соседи снизу жалуются на ваш вертеп. Что вы себе позволяете? Уже больше одиннадцати вечера.

– Какие соседи, – начал приходить в себя владелец квартиры, – какие соседи?! Соседи снизу на даче, там нет никого, что вы мне вкручиваете?!

– Значит, соседи сверху! – не сдавался Яковлев.

– Какой – сверху?! Какой – сверху?! – заорал Рубинчик. – Да я на последнем этаже живу!!! Вам чего здесь надо, а? Ты кто такой вообще?!

Тут раздалось сдержанное рычания Артуза, и Рубинчик осекся, хотя оно относилось явно не к нему. Яковлев живо двинулся вперед, уже не обращая внимания на несговорчивого хозяина, и нашел на кухне примечательную картину. Атруз сидел на спящем человеке и тряс его, схватив зубами за мятую рубашку. Тот мычал, но не просыпался.

Количество как уже опустошенной тары, так и еще готовых к употреблению бутылок было неправдоподобно велико. Виктор Ключевский – его вмиг узнал Яковлев – лежал на полу посреди всего этого великолепия, в руке у него была зажата закрытая банка пива.

Сорок минут понадобилось, чтобы мало-мальски привести его в чувство, вытащить из квартиры и, погрузив в такси, перевезти к Марине.

После холодного душа, литра кофе и двух тарелок борща он практически пришел в себя и был готов к разговору. Хотя еще довольно долго Николаю Ивановичу пришлось объяснять, кто он такой и зачем так грубо и бесцеремонно прервал душевное общение старых друзей.

– А! Как мы с Игорем тогда пили, а потом голосовали?! – наконец дошел до него смысл вопросов. – Помню, конечно!

Яковлев развернул перед ним крупномасштабную карту Златогорской области, которую специально сегодня купил:

– Рассказывай и показывай.

– Во! – присмотревшись к карте, радостно ткнул пальцем в точку «Дачник 12» Ключевский. – Вот тут у меня типа дача, а вот если на машине, то по этому вот проселку можно, значит, на трассу. Только машина у меня гавкнулась тогда как раз... вот.

– И вы, пьяные, пошли пешком?

– Ага.

– По проселку?

– Не, через лес – так короче.

– И куда вышли?

Ключевский снова воззрился на карту, долго чесал затылок и, наконец, показал на один из изгибов трассы примерно километрах в двадцати пяти от водохранилища.

– Вот тут вылезли на насыпь и, значит, стали голосовать.

– Долго голосовали?

– Не помню, я то спал, то не спал. Помню, Игорек матерился громко, а потом пальнул, у меня аж уши заложило.

– В какую сторону пальнул?

– А черт его знает, пальнул и пальнул. Туда, наверно. – Ключевский приложил палец к карте кончиком к водохранилищу.

Николай Иванович достал из кармана план, нарисованный Игорем (отобрал у Гордеева вместе с тезисами), и сверил с картой. В принципе участок дороги, изображенный Игорем, очертаниями практически совпадал с указанным Ключевским, только на рисунке Игоря место, где они с шурином стояли, было в начале прямого километрового участка, а Ключевский показывал на конец того же участка.