Уравнение со всеми известными, стр. 85

— Мама, дядя Игорь звонит, хочет с тобой поговорить, — заглянула дочь.

Колесов на нее ушат грязи вылил, но и Игорь оказался не лучше: только Анна собралась пожаловаться, как Игорь ее осадил.

— Ань, я все понимаю и сочувствую, — говорил он, — но бизнес есть бизнес. Если ты взялась за него, то следи, чтобы над головой всегда был парашют, иначе камнем полетишь вниз. Я тут недавно вычитал, что в любом ресторане любой страны мира в отсутствие хозяина работники начинают воровать продукты. “Ресторанное” правило универсально: нет начальника — нет порядка. У тебя в центре сейчас расходы стремятся сравняться с доходами. Кому нужен такой бизнес? Павел Евгеньевич недавно заехал к вам зуб починить. На следующий день у него щеку раздуло, а пломба вылетела. Усекаешь? Ты месяц не была на работе, хотя никуда не уезжала. Ты знаешь деловых людей, которые могут себе позволить отпуск больше чем на десять дней? Вот и я не знаю. Делай выводы, Анна.

Все против нее: ни друга, ни мужа, ни любовника — никого нет. Не на кого опереться. Никто ее не любит, не жалеет, никому она не нужна. Остается только всплакнуть над своей горькой долей. Не дождетесь! Анна сложила два кукиша и показала их своему отражению в стекле серванта. Думаете, меня просто списать в архив? Не на ту напали! Она мысленно с кем-то спорила и чувствовала, как зарождается в ней злой азарт — я вам еще докажу, на что способна Анна Самойлова! Вы еще ахнете и рты откроете!

В ней есть сила — несокрушимая и неумолимая. Ни люди, ни обстоятельства, ни таблетки не могут уничтожить эту силу. Анна схватила оставшиеся таблетки и спустила их в унитаз. Хватит спать и грезить! Она не позволит, чтобы ее били по лицу и журили за плохую работу. Анна физически ощущала, как жажда жизни и сила воли поднимают ее над жалостью к себе, над обидами. Краем сознания она понимала несправедливость обид на друзей, но об этом было еще рано думать.

Она вдруг поняла, что не надо никому ничего доказывать, что мнения других людей не важны, что в мире существует одна-единственная ценность — она, Анна. Она — и смысл жизни, и мера прожитого. Один раз она уже выдержала схватку с миром. Не просто выдержала — вышла победительницей из тяжких испытаний. Она умеет держать удар. И ответить на удар тоже умеет.

Утром следующего дня Анна провела несколько часов в салоне красоты, а потом отправилась на работу.

Эпилог

Они переехали в новую квартиру полгода назад, но, открывая дверь, Анна все еще чувствовала приятные запахи недавнего ремонта и новой мебели. Она оставила квартиры в Крылатском с облегчением человека, простившегося с местом, где все напоминало о потерях, где горькие упреки таились в каждом углу и пахло разочарованиями загубленной молодости. Теперь они жили в Измайлове, в старом доме с окнами на парк. У каждого была своя комната плюс гостиная и столовая. Дизайнер по интерьерам сумел все их подчас противоречивые и абсурдные фантазии и пожелания, выхваченные кусками из книг и журналов, облечь в достойную форму. Комната Кирилла напоминала конструктор “Лего” под открытым небом — по голубым обоям на стенах и потолке плыли кучерявые облака. Дарьина комната, розово-белая, с кружевами на покрывалах и шторах, — типичное обиталище романтической девушки века электроники: из динамиков стереосистемы целыми днями рвалась и гремела музыка. Комната Анны представляла собой помесь будуара и кабинета — в нише на небольшом подиуме кровать с пологом, туалетный столик, бюро со множеством ящичков, встроенный шкаф для нарядов. В гостиной минимум мебели — диваны, кресла, одна стена занята полками библиотеки, на других — картины и фотографии, большой телевизор, кадки с деревцами, журнальные столики с лампами. Громадный, окруженный дюжиной стульев, овальный стол в столовой оказывался мал, когда собирались все родные и друзья с семьями. Тогда из кладовки приносили складные стулья, купленные специально для большой компании.

Впервые в жизни у Анны был не просто дом — место, где ночуешь, завтракаешь, ужинаешь и изредка смотришь телевизор, а жилище, любовно созданное собственными руками. Хотя ее участие заключалось лишь в финансировании чужой работы, Анна относилась к своей квартире как к гнезду, в которое он тащила веточку за веточкой.

По субботам Анна работала до середины дня, к обеду обычно приезжали Татьяна и Вера, к вечеру — Костя и Игорь. Семьи Самойловых и Колесовых в новой квартире Анны сходились регулярно. Вначале того требовала незримая опека, которую установили за Анной. Потом привычка собираться у нее дома прижилась: общение с близкими людьми, отдых, беседы, игры с детьми оказались лучшим средством для тружеников снять недельное напряжение, а для неработающих сохранять тонус активной жизни.

Галина Ивановна по субботам готовила что-нибудь вкусненькое. Она пошла в прислуги по крайней нужде, но приросла душой к семье Анны. На пенсию и немалую зарплату Галины Ивановны жила ее собственная непутевая семья. Еще одежда после Анны да детей оставалась — все модное и малоношеное. Но сердце болело — о чужих больше пекусь, чем о своих. Однажды она поделилась своими думами с Константином Владимировичем. И он ей сказал:

— Знаете, Галина Ивановна, в вашем возрасте, извините, что о нем напоминаю, но уже можно жить по желаниям, а не по обязанностям. Вы все свои уроки выполнили и теперь действуйте так, как хочется. К чему душа лежит — пусть к тому и прибивается. Вы человек долга и обязательно будете там, где нужнее. А чувствовать свою нужность — одна из самых важных людских потребностей. Вы мне очень напоминаете мою маму, хотя она была совершенно на вас не похожа. Рядом с вами такое же защитное поле, которое умеют создавать только наши пожилые — пожившие — женщины.

После того разговора Галина Ивановна успокоилась, стала регулярно печь по субботам любимые Костей пироги, а соседям гордо заявляла:

— Я у них домработница. Они у меня по струнке ходят.

И в этом была доля правды. Она заняла место бабушки, но не той, которую внуки видят по выходным, а активно работающей на фронте домоводства. Она раздавала всем поручения, а при случае за шалость могла и оплеуху детям отпустить. Галина Ивановна уставала, но решительно отказывалась привлечь помощь еще одной женщины, например, гладить белье или убирать квартиру. Она считала, что все эти великие премудрости должны освоить Дарья и Кирилл. И заставляла их, часто со спорами и криками, наводить порядок в доме.

Анна переобувалась в прихожей и отбивалась от сына, который в очередной раз просил завести собаку.

— Нет, нет и нет, Кирилл! — возражала она. — У тебя уже есть аквариум, черепаха и попугай. Настоящий зоопарк развел. Ты знаешь, что я боюсь собак. Кроме того, говорят, они полгода, пока, не научатся справлять свои дела на улице, гадят в квартире. Я подобного не перенесу. Что это? А-а-а! — завопила Анна.

Из комнаты сына выкатился черный комок и бросился к ней в ноги. Щенок! Кирилл подхватил щенка и прижал к себе. Из его комнаты вслед за собачонкой прибежала тетя Таня.

— Не усмотрела! — повинилась она.

— Мама, ну пожалуйста! — Голос Кирилла дрожал от волнения. — Посмотри, какой он хорошенький! Мне дядя Игорь из самой Германий привез.

Щенок в самом деле был умилительно трогателен. Две пары карих глаз — щенка и сына — умоляли Анну: неужели ты разрушишь нашу дружбу?

— Твой муж, — Анна погрозила сестре пальцем, — в очередной раз подложил мне собаку.

— Зато какую породистую, — парировала Татьяна, — у нее родословная как у королевны.

Отпущенная на пол королевна тут же сделала лужу.

— Вот, пожалуйста! — возмутилась Анна.

— Так ведь ейное и не пахнет вовсе. — Галина Ивановна явилась со шваброй и быстро вытерла пол. — А ребенку в радость.

— Заговорщики, обложили меня со всех сторон, — ворчала Анна по пути в ванну. — Прощай итальянский паркет!

Она вымыла руки и вышла в коридор, как раз когда с прогулки вернулись Вера, Даша и двойняшки.