Школа для толстушек, стр. 29

– Я приношу вам извинения за действия, совершенные моим сыном. – Он поднял ладонь, предупреждая возражения, готовые вырваться из уст Поли и Ксюши. – Ситуация неординарная, но я убедительно призываю вас не влиять на воспитательный процесс. У меня с сыном состоится мужской разговор.

– Но где же Лева? – спросила Ирина.

– Гуляет с собаками, – высказала предположение Ксюша.

– А нам бы помыться и мужчин покормить, – подала голос Поля.

Лева не объявился ни через час, ни через три. К одиннадцати часам стемнело, а мальчика не было.

Ирина, которая в заточении проявила завидную выдержку, не находила себе места – то просила позвонить в милицию, то спрашивала Ксюшу, как собаки будут защищать Леву в случае опасности, нервно, на нитки, рвала носовой платок и давилась беззвучными рыданиями. Марк успокаивал жену, хотя волновался не меньше.

Когда пробило полночь, Ирина выскочила из дома, стала бегать из конца в конец единственной улицы с криками «Лева!». К ней присоединились Ксюша и Поля, затем мужчины. Ксюша сказала, что нужно звать собак, потому что у них слух острее человеческого. Охранники у ворот заявили, что мальчик мимо них не проходил. Олег обнаружил открытую калитку, и все пошли в лес. Призывы "Ева! Сара! Дуня!

Лиза! Лева!" разносились далеко, и создавалось впечатление, что пропал не один ребенок, а целый детский сад.

Лева со сворой переплыл на другой берег. Далеко впереди увидел стог, где он решил заночевать. Больше он никогда не поверит писателям, которые укладывают своих героев в сено и те благополучно спят. Мало того что комары звенят и жалят, но и сено кишит какими-то насекомыми или само колется. Лева ворочался и чесал зудящее тело. Собаки устроились возле него полукругом. Некормленые, они не растянулись в сонной неге, не свернулись калачиками, а сидели в позе сфинксов, словно укоряя: мы ждем, пока ты отдохнешь, сколько же ты будешь ворочаться, пора домой. Потом они вдруг вскочили, залаяли, бросились в сторону реки. Вернулись, рычанием и лаем требуя, чтобы Лева шел сдаваться.

Когда форсировали речку, собаки бросились врассыпную в ответ на зовы, которые теперь и Лева хорошо слышал. С ним осталась только верная Ева. На ее щенячий лай вышел Олег.

– Привет, ловелас! – кивнул он Леве. – С тобой все в порядке?

– От-т-тносительно. – Леву трясло от холода и страха предстоящей расправы.

– Пошли домой. Там тебе относительное в абсолютное превратят.

Они шли по тропинке, и Лева пытался выяснить свою участь:

– Вы не знаете, что мне будет?

– Если бы ты был моим сыном, я бы выдрал тебя как сидорову козу. Но отец с тобой разговаривать будет.

– А к-какие пункты обвинения?

– По обоим вышка светит. Терроризм и совращение чужих жен.

– П-понятно.

Олегу стало жаль парнишку, у того зубы стучали громче, чем трещали кузнечики.

– Ты вот что, – предложил Олег, – скажи, будто я тебя надоумил запереть нас в подвале. А в смысле секса вали все на Лану. У нее в башке одна извилина, ей все равно никто не поверит.

– Нет-т-т, – проклацал Лева. – Неблагородно. Надо по-м-мужски нести ответственность.

– Тогда давай, мужик, держись, – усмехнулся Олег.

Мужской разговор

Три пары женских рук крутили Леву и охлопывали: «Ой, какой грязный! Почему мокрый? Солома в голове. Тебя не били? Сыпь на теле! Лесные блохи? Бедный ребенок, то клещи, то блохи. Синячок! Царапина! У тебя температура! Кушать хочешь?»

Лева счел тактически необходимым продемонстрировать не только повинно склоненную голову, но и готовность снять штаны для экзекуции. Он даже взялся за резинку на поясе шорт и вопросительно посмотрел на отца.

– Если я сочту… когда будет необходимо… Прекрати кривляться! Я вижу тебя насквозь!

– Тогда, папа, ты должен заметить, что мною двигали исключительно благие порывы.

– Цель не оправдывает средства! Есть вещи, с которыми не шутят! Мы тебе не друзья-сверстники, и играть с нами в кошки-мышки недопустимо!

– Да, папа. Конечно, папа. А что у тебя с руками?

– Разбил, когда пытался дверь открыть.

– О! – только и мог произнести Лева в раскаянии.

Марк, попав, наконец, в педагогическую колею, говорил о том, что шалости со взрослыми людьми свидетельствуют либо о нравственной отсталости ребенка, либо о его жестокости. Потому что реакция взрослых в корне отличается от детской. Например, дети много бегают, падают, разбивают коленки и плачут. Но как будет выглядеть взрослый человек с подобным поведением? По меньшей мере это наведет на мысль о психическом отклонении. С физиологической точки зрения взрослый не может расходовать такое же количество энергии, как ребенок, его сердце не справится с нагрузкой.

Марк ушел в сторону, рассуждая об особенностях детского и взрослого организмов. Он тянул время, потому что не знал, как подступиться ко второй статье обвинения. Лева послушно кивал, поддакивал, задавал уточняющие вопросы.

– Мне кажется, папа, – заметил он, – что педиатрия и детская психология имеют существенный методологический недостаток, потому что опираются, с одной стороны, лишь на эмпирический опыт, с другой – на избранные воспоминания о себе ребенке.

– Какие иные методы возможны?

– Прямая речь ребенка, конечно вооруженного терминологически.

– Позволь с тобой не согласиться…

Их беседа затянулась, и остальные обитатели дома, оккупировав гостиную, недоумевали. Ксюша и Поля несколько раз отправлялись на разведку, то есть подслушивать.

– Марк его точно не лупит, – пришла с сообщением Ксюша.

– Они про Фрейда говорят, – донесла Поля.

– У меня в голове не укладывается, – вздохнула Ирина, – как Левочка мог с Ланой…

– Может, он для науки? – высказала предположение Ксюша.

– Меня в его возрасте эта наука жуть как интересовала, – вспомнил Вася.

– И меня, – признался Олег. – Мы на пару действовали. Один девчонке шваброй юбку поднимает, а другой за ноги щиплет.

– Специально карандаш уронишь и долго-долго поднимаешь, чтобы посмотреть на трусы учительницы, которая за столом сидит, – с озорной улыбкой откровенничал Вася. – И еще была у нас одна девчонка Танька…

– А у нас Людка…

Если бы не необходимость проявить солидарность с Левой (нелепо попался), Вася и Олег вряд ли бы стали вспоминать свои детские развлечения на почве пробудившегося сексуального интереса.

Узнав подробности порочного детства Олега и Васи, Ксюша и Поля возмутились:

– Да вы извращенцы!

– Нормальные мужики, – возразил Олег.

– Как Лева, – добавил Вася. Неожиданно проявила себя Ирина:

– Мы с Марком впервые… впервые переспали, когда я училась в университете.

– Это нормально, – похвалила Поля.

– Мне было пятнадцать, – сказала Ирина.

– Яблочко от яблоньки! – возмутилась Ксюша. – Мне семнадцать исполнилось, когда я… Ученые называется! Доктора, кандидаты, а сами туда же. Господи! Посмотреть на нас – сплошной разврат! Что ребенку, Левочке, оставалось?

– Надо его отвлечь от секса, – предложила Поля. – Чем позже он станет этим самым регулярно заниматься, тем лучше. Правда, Вася?

Вася ответил неопределенным жестом, но идею жены поддержал. Он считал, что лучший способ – столярное и плотницкое дело. Если увлечешься, обо всех девчонках забудешь. Олег убеждал: лучшего лекарства, чем увлечение автомобилями, быть не может. В гараже стоит «Ямаха» – мотороллер на больших колесах. Научить Леву управлять – о барышнях и не вспомнит. Ксюша предложила, чтобы сын Олега Женя тоже водить учился, она купит вторую «Ямаху». Сказала и прикусила язык – теперь она боялась своим богатством щеголять.

Пока на первом этаже в гостиной обсуждались пути отвлечения Левы от секса, на втором, в спальне, мужской разговор отца и сына настолько увело в сторону (в область определения критериев научных методик), что Марку стоило больших усилий вернуться к первоначальному предмету.

– Что за история с соседкой? – прямо спросил Марк сына.