Двое, не считая призраков, стр. 22
Проблему Лориного малокровия Борька воспринимал как главную задачу в жизни. Статьи в журнале «Здоровье» читал. Пошел в библиотеку и все подшивки перерыл. Разобрался в гемоглобине и эритроцитах. Покупал Лоре в аптеке (там не сопрешь) шоколадный гематоген, витамины и препараты железа. Гематоген Лора терпеть не могла, но послушно ела. И пучки петрушки, на базаре стибренные, как козочка, жевала. Это из «Здоровья» — там целая статья была о пользе петрушки при низком гемоглобине. В другой статье писалось о полезных свойствах черной икры. Как это чудо выглядит, Боря не представлял, ни разу не пробовал, да и в магазинах икра не продавалась. Черная икра для Борьки-мальчишки стала символом счастливой богатой жизни.
К семнадцати годам Лора уже не походила на заморыша. Она неожиданно вытянулась, на полголовы Борьку обогнала. Кожа на лице потеряла синюшность, а приобрела матовый бежевый оттенок. Губы стали цвета розового коралла. Борька однажды, как дурак, на уроке химии сидел, уставившись на стену с таблицей цветов, и определял, какого цвета у Лоры губы. Был указан «розовый» и «коралл». У Лоры между ними — розовый коралл. Ключицы, коленки и прочие угловые кости его подружки торчали как и прежде, но теперь торчали красиво закругленно. Двумя робкими грибочками приподнимали платье маленькие груди. Они в парках видели: опавшая листва бугорком выгнется, раскопаешь — а там грибок.
Даже Борина мать признала: «Девка-то разрослась! Была гадким утенком, а теперь товар».
Боря-подросток знал, кто из гадкого утенка создал лебедя. Олигарх Борис Борисович Горлохватов предпочитал американские фильмы, в которых играли актрисы с популярным в Голливуде типом внешности. Худенькие длинные узкокостные блондинки: Мерил Стрип, Гвинет Пэлтроу, Мэг Райан… В каждой из них был штришок от Лоры. Но все вместе они не годились ей в подметки. Борис Борисович хорошо представлял, какими были эти девчонки в школьные годы. Сопливые хрупкие создания, малокровные и незаметные.
В российском кинематографе такие тоже встречались, но редко. Борис Борисович любил, когда похожие на Лору актрисы были отстраненно-иностранными. Не переваривал говорящих по-русски. Заморские — только бледный образ, наши — болезненное воспоминание.
Первый раз попробовав черной икры, Боря поразился примитивности ее вкуса — ничего особенного, солоноватая рыбная каша. Он не полюбил черную икру, но требовал, чтобы холодильник был ею забит. Чтобы в его доме икры этой было как грязи.
СВАДЬБА И ПОХОРОНЫ
Борис не променял бы свое детство в вонючем общежитии на богатое поместье или пажеский корпус. Из-за Лоры. А то, что она подарила ему в юности, не имело цены. Ведь нельзя купить солнце, тайфун в океане или веселый летний дождик.
Ее тело для него, как и его собственное для Лоры, никогда не было загадкой. Они не лапали друг друга — просто росли единым организмом. Чем дальше росли — тем больше отличались. В четырнадцать лет она ему радостно сообщила:
— У меня пришли! У всех девчонок давно, а у меня только сейчас. Но пришли!
— Кто? — не понял Боря.
— Да месячные! — Она захихикала. — Мен-стру-а-ци-я! — по слогам проговорила.
Боря мысленно перевел: «вот сча-стье-то, я теперь боль-ша-я!»
— Представляешь? — Лора дергала его за рукав, призывая разделить радость. — Представляешь?
Борька представлял плохо. Слышал, но подробностей не знал. Подробности, сообщенные Лорой, его не порадовали. К их малокровию еще и ежемесячная потеря? Он снова вернулся к подшивкам «Здоровья» в библиотеке.
В журнале писали до обидного скудно о таком важном периоде. Помогла книжка «Девушка превращается в женщину», которую одноклассники-мальчишки зачитали до дыр. Все штудировали раздел про половые контакты. А Борю интересовали последствия менструаций для организма. Перевел дух — бить тревогу нужды не было. Природа веников не вяжет. Он, конечно, и остальные главы прочел. Про половые контакты — в жарком волнении. Согласился с главной идеей (точно голосом врача Игоря Валентиновича на ухо сказанной): к девичьему телу-организму относиться надо бережно.
Борька и оберегал. Появились охотники Лору в углу прижать, на чердак или в подвал затащить. Он дрался, в кровь носы квасил, пока не поняли: Лора — его! Не приближаться на пушечный выстрел!
Природа, с вениками и без веников, брала свое. Лору, вдруг ставшую кокетливо-веселой, ужасно забавляли его борения самого с собой.
— Ты чего отодвинулся? А если ты мне руку вот сюда положишь? Чего будет? Ну, не злись! Где, покажи? Боря! Дай посмотреть, так интересно!
Она была очень стеснительной и зажатой девушкой. Для всех, кроме него. Борю она провоцировала: щекотала, дурачилась, первой стала целоваться — прижимать губы к его губам и растерянно спрашивать:
— А дальше что делать?
Он знал, что делать. Не опытом, а инстинктами, раньше, чем у Лоры проснувшимися и железной клешней стиснутыми в кулак.
— Ты меня не любишь! — обижалась Лора. — Я для тебя как малокровная сестричка!
— «Любишь» нам не подходит, — отвечал Боря, усвоивший из советской книги, что до восемнадцати лет половая жизнь девушкам противопоказана. — Любят все другие. А у нас… у нас только наше. Уй, довела! Отвернись, я холодной водой обольюсь.
Они конечно же в ванной находились. Боря подходил к раковине, расстегивал брюки, подставлял бунтующую плоть под холодную воду.
Ни раньше, ни потом он не слышал, чтобы молодой парень — не опытный мужчина или мудрый старец — мог проявлять такую выдержку и силу воли. Впрочем, у них с Лорой не могло быть так, как у других.
Она нахально заглядывала ему через плечо:
— Как интересно! А тебе не мешает с ним ходить? А что под ним? Кошмар! Столько груза между ног! Бедный! Это ужасно неудобно, наверное!
— Лора! Заткнись! Отлипни!
— Хи-хи! Смотри! Холодная вода не помогает. Ты видишь? Видишь? — изумлялась Лора. — Ой, что с ним делается! Шевелится! Натурально растет! Как живой!
До восемнадцати ее лет не утерпел. Теория и воля рухнули. Не в одночасье, а постепенно. Думал: просто ее грудь посмотреть, потрогать, губами прикоснуться. Просто целовать. Целовать всю. Ей нравилось. Говорила, что всегда хотела ему что-то подарить, что-то очень ценное, сделать счастливым. Теперь чувствует, что дарит. А дарить, оказывается, приятнее, чем получать.
Лора! Скромница и тихоня! В другой жизни обязательно ставшая бы монахиней или строгой затворницей! Она пьянела от своего «дарения», кружила ему голову, превращала — не в животное, а в сверхчеловека.
У других именовалось «секс, занятие любовью». У них… нет такого слова! Две половины одного целого, всю жизнь шли друг к другу. Соединившись окончательно, не с первой попытки, из которых ни одна не была поражением, а только шагом на вершину, они потеряли дыхание и подумали об одном и том же: «Зачем дальше жить? Это — вершина!»
Новый день приносил новое открытие. И мощь прилива не уступала тихой прелести отлива. Они могли долго-долго исследовать и рассматривать знакомое и неизведанное любимое тело. Борису хотелось рассмотреть каждую лунку бледного волоска в ее подмышке. Он задирал Лорину руку, водил по волоскам пальцем. Ему казалось, что видит сказочный мир. Лора ползала по нему, на несколько минут уставшему, перебирала пальчиками по миллиметру его тело. Обнаружив малюхонькую родинку на Бориной щиколотке, радовалась, точно открыла Америку.
Борис после восьмого класса ушел в строительное ПТУ, которое в свое время окончила мать. В школе перекрестились, избавившись от хулигана. Лора хотела закончить десять классов, потом двухгодичное ПТУ и стать воспитателем в детском саду. Она очень любила маленьких.
Полгода у них было два часа каждый день. Два часа для счастья. Борька удирал с практики, Лора — с последних уроков. Два часа до прихода родителей с работы. Боря следил железно: убрать постель и смыться, пока предки не заявились. Он не мог допустить, чтобы их застукали, как тогда в ванной. И опять — волю в кулак! Задушил бы тех, кто мешает им остаться лежать нагишом, исследовать друг друга, но… Четверых родителей-пьяниц не передушишь. Поэтому: встаем — быстро! — одеваемся, посмотрели вокруг, все нормально. Сматываемся. В Измайлово или в Сокольники?