Нужные вещи (др. перевод), стр. 50

Вначале они зашли в заведение «У Лиз». Над дверью висел плакат: «Повеселитесь у нашей Лиз!», и Фрезер тут же последовал этому нехитрому призыву: глотал виски с содовой стакан за стаканом, как будто виски туда добавить забыли. Он свистел стриптизершам, в основном толстым и явно староватым для этого дела, и всем без исключения — тормознутым. Китон еще подумал, что это будет долгий и скучный вечер.

Но потом они отправились на ипподром, и все изменилось.

Шла подготовка к пятому заезду, и Фрезер потащил протестующего Китона к букмекерским окошкам — с таким же упрямым упорством, с каким пастушья овчарка загоняет в стадо отбившуюся овцу.

— Стив, я про это совсем ничего не знаю…

— А тебе и не надо знать, — радостно гаркнул Фрезер, дыша ему в лицо ароматами виски. — Сегодня нам повезет, Бастер. Как пить дать, повезет.

Китон понятия не имел, как делаются ставки, а неумолкаемое бормотание Фрезера мешало услышать, что говорят другие игроки, которые подходили к двухдолларовому окошку. Когда подошла его очередь, он сунул кассиру пятидолларовую банкноту и сказал:

— Четвертый номер.

— Победа, призер или пятерка? — спросил кассир, но Китон был не в состоянии отвечать. За спиной у кассира он увидел замечательную картину. Три клерка считали и складывали в пачки деньги. Громадную кучу денег. Такого количества наличных Китон в жизни не видел.

— Победа, призер или пятерка? — нетерпеливо повторил кассир. — Давай быстрее, браток, здесь тебе не библиотека.

— Победа, — сказал Китон. Он не имел ни малейшего представления, что такое «призер» или «пятерка», но прекрасно знал, что такое «победа».

Кассир всучил ему квитанцию и три доллара сдачи — доллар и двухдолларовую купюру. Пока Фрезер делал свою ставку, Китон с интересом уставился на девушку. Разумеется, он знал, что двухдолларовые банкноты в принципе существуют, но никогда еще не встречал. На ней был изображен Томас Джефферсон. На самом деле все вокруг было новым и занимательным: запах лошадей, попкорна, жареного арахиса; толпы куда-то спешащего народа, деловитая атмосфера. Место было живым. Он почувствовал это и сразу проникся. Случалось — и не раз, — что он ощущал подобную живость в себе, но впервые такое происходило в окружающем его мире. Дэнфорд Китон по прозвищу Бастер, редко ощущавший себя частью чего-либо, вдруг почувствовал себя частью этого места. Неотъемлемой частью.

— Тут веселее, чем «У Лиз», — сказал он, когда Фрезер отошел от окошка.

— Да, скачки — это то, что надо, — согласился Фрезер. — Бейсбола, конечно, они не заменят, но все же. Пошли к дорожкам, скоро начнется. Ты на что ставил?

Китон не помнил. Пришлось сверяться с билетом.

— На номер четвертый.

— Нет. В смысле: призер или пятерка?

— Э-э… Победа.

Фрезер с неодобрением покачал головой и хлопнул его по плечу.

— Победа — дерьмовая ставка, Бастер. И она не становится менее дерьмовой, даже если таблица говорит обратное. Но ты еще выучишься.

Разумеется, так и случилось.

Где-то невдалеке оглушительно звякнул гонг, так что Китон аж подскочил. Голос в динамиках завопил: «Заезд начался!» По толпе разнесся громоподобный рокот, и Китон внезапно почувствовал, как его тело пронзил разряд тока. Копыта лошадей бороздили засохшую грязь дорожек. Фрезер одной рукой схватил Китона за локоть, а второй принялся расчищать путь к дорожкам. Они пробились к ограждению футах в двадцати от линии финиша.

Диктор уже комментировал гонку. Номер семь, Моя Девочка, лидирует на первом круге, за ней номер восемь, Неровное Поле, и номер девять, Как Я Вам Нравлюсь. Номер четыре по кличке Абсолютный — самое идиотское имя для лошади, которое только можно придумать, — шел шестым. Но Китону было наплевать. Его взгляд приковали несущиеся лошади, их блестящая в свете прожекторов шкура, размытое движение колес двуколок при проходе поворота, яркие цвета шелковых жокейских курток. Свернув на финишную прямую, Неровное Поле стал настигать Мою Девочку. Моя Девочка сбилась с шага, и Неровное Поле ее обошел. В тот же миг Абсолютный рванулся вперед по внешней кромке — Китон понял это еще до того, как бестелесный голос комментатора сообщил об этом зрителям. Он не замечал, как Фрезер сжимает его локоть, как он кричит:

— Твоя пошла, Бастер. Твоя пошла, и у нее есть шанс!

Когда лошади поравнялись с тем местом, где стояли Китон и Фрезер, толпа завопила. Китон снова почувствовал, что его словно ударило током, только на этот раз это была не искорка, а настоящая молния. Он заорал вместе со всеми; на следующий день он мог говорить только шепотом — сорвал голос.

— Абсолютный! — ревел он. — Давай, Абсолютный, давай, сука, БЕГИ!

— Скачи, — просипел Фрезер, согнувшись от хохота. — Давай, сука, скачи. Ты это хотел сказать, Бастер?

Китон как будто его и не слышал. Он был в другом мире. Он посылал Абсолютному мысленные волны, телепатически подгоняя его вперед.

— Неровное Поле и Как Я Вам Нравлюсь. Как Я Вам Нравлюсь и Неровное Поле, — гремел в динамиках голос комментатора, — и Абсолютный быстро уменьшает разрыв, но осталось всего ничего, одна восьмая мили…

Лошади приближались, поднимая тучи пыли. Абсолютный шел, выгнув шею и вытянув голову, его ноги ходили, как поршни; он обошел Как Я Вам Нравлюсь и тяжело дышащего Неровное Поле как раз напротив того места, где стояли Китон и Фрезер. Пересекая финишную черту, он еще увеличил разрыв.

Когда на табло вывесили номера, Китон спросил у Фрезера, что они означают. Фрезер взглянул на квитанцию, потом на табло и беззвучно присвистнул.

— Я хоть вернул свои деньги? — испуганно спросил Китон.

— Бастер, все значительно лучше. Ставки на Абсолютного были один к тридцати.

Итак, буквально за вечер Китон заработал больше трехсот долларов. Вот так и родилась его одержимость.

Он снял пальто с вешалки в углу, надел его, открыл дверь и уже собирался выйти, но остановился на пороге, обернулся и оглядел комнату. На стене напротив окна висело зеркало. Китон долго и задумчиво смотрел на зеркало, потом отпустил дверную ручку и подошел к нему. Он слышал о том, как они используют зеркала, — не вчера ведь родился.

Он прижал лицо к холодной поверхности, не глядя на свое отражение — бледное лицо, налитые кровью глаза, — сложил ладони «биноклем» и, прищурившись, всмотрелся в глубину зеркала в поисках фотокамеры с той стороны. В поисках их.

Он ничего не увидел.

Китон долго стоял перед зеркалом. В конце концов он отступил назад, безразлично мазнул рукавом пальто по запачканному стеклу и вышел. Он ничего не увидел. Пока ничего. Но это не значит, что они не могут забраться к нему в кабинет, скажем, сегодня вечером, вынуть из рамы нормальное зеркало и поставить на его место другое, прозрачное с одной стороны. Такая у них, у гонителей, работа — вынюхивать и подглядывать. Теперь надо будет проверять зеркало каждый день.

— Нет проблем, — сказал он в пустоту коридора. — Надо — так сделаем. Нет проблем.

Эдди Варбертон, убиравшийся в вестибюле, даже не поднял глаз, когда Китон вышел на улицу.

Машина была припаркована с другой стороны здания, но сейчас Китон был не в том настроении, чтобы садиться за руль. Он был слишком взволнован и наверняка загнал бы свой «кадиллак» в витрину какого-нибудь магазина. Он даже не понял, что идет не к дому, а скорее прочь от него. Была суббота, семь пятнадцать утра, и в деловом районе Касл-Рока было пустынно. Он был единственным человеком на ближайшие несколько кварталов.

Ему вспомнился тот первый вечер на скачках в Льюистоне. Он как будто не делал ничего плохого. Стив Фрезер просадил тридцать долларов и заявил, что после девятого заезда уходит. Китон сказал, что пока останется. Он почти не смотрел на Фрезера и лишь краем глаза заметил, как тот ушел. Он только подумал, как хорошо, когда у тебя под ухом никто не бубнит: «Бастер то, Бастер это». Он ненавидел это прозвище, и, разумеется, Стив это знал — поэтому так его и называл.