Нужные вещи (др. перевод), стр. 48
— Да, но ремень безо…
— Да забудь ты про этот проклятый ремень! — сказала она с таким пылом, что кое-кто из посетителей, сидевших поблизости, стал оглядываться. — Может быть, у нее болела голова, и из-за этого она один-единственный раз забыла пристегнуться, но это еще не значит, что она разбила машину специально. И головная боль — очень сильная боль — как раз объясняет, почему Тодд был пристегнут! И это еще не все.
— А что еще?
— Твою злость поддерживает слишком много «если». И даже если сбылись самые худшие из твоих подозрений, ты все равно никогда этого не узнаешь.
— Да…
— И даже если бы ты знал… — Она пристально посмотрела на него. Между ними на столе стояла свеча. В ее отсветах глаза Полли казались синими, и в их глубине притаилось по искорке света. — Да, опухоль мозга — это несчастье. Но в этом нет ничьей вины, Алан. Как вы там говорите у себя в полиции? Дело закрыто из-за отсутствия обвиняемого. И пока ты это не примешь, никаких шансов не будет.
— Каких шансов?
— У нас не будет никаких шансов, — спокойно сказала она. — Алан, ты мне очень нравишься, и я еще не настолько стара, чтобы бояться рискнуть, но и не настолько молода, чтобы не бояться разочарований в случае, если мои чувства вырвутся из-под контроля. И я не буду давать им волю до тех пор, пока ты не разберешься в себе и не справишься с гибелью Энни и Тодда.
Он смотрел на нее, не находя слов. Над их столиком воцарилась гнетущая тишина, оранжевые отблески свечи играли на щеке Полли. Снаружи ветер выдувал долгую и печальную ноту на водосточных трубах.
— Я сказала что-то не то? — спросила Полли. — Если да, отвези меня, пожалуйста, домой. Я ненавижу неловкие ситуации. Точно так же, как я ненавижу скрывать то, что думаю.
Он протянул руку и прикоснулся к ее руке.
— Нет, ты сказала все правильно. И я рад, что ты это сказала.
Она улыбнулась:
— Тогда у нас будет шанс.
Так у них все и началось. Они не чувствовали вины за свои свидания, но понимали, что следует соблюдать осторожность — и не только потому, что Алан занимал выборную должность, а Полли нужно было хранить свое доброе имя в глазах горожан для успеха ее небольшого бизнеса, но еще и потому, что они признавали возможность вины. Оба были достаточно молодыми, чтобы рискнуть, но и достаточно взрослыми, чтобы удержаться от безрассудства. Осторожность еще никому никогда не мешала.
В мае у них впервые случилась постель, и Полли рассказала Алану про свою жизнь между Тогда и Сейчас… он не до конца поверил ее рассказу, но не сомневался, что придет день, когда она расскажет ему всю правду — уже без слишком прямых взглядов и слишком частых почесываний мочки уха. Он понимал, как трудно ей было решиться рассказать ему хотя бы часть из того, что она столько лет скрывала ото всех, и был согласен ждать, пока она не наберется мужества рассказать остальное. Другого пути просто не было. Потому что не нужно давить на людей. Для того чтобы влюбиться в Полли, Алану хватило — хватило с лихвой — длинного мэнского лета.
И теперь, глядя в темный потолок ее спальни, он думал, стоит ли вновь заводить разговор о свадьбе. Один раз он уже попытался, в августе, и она опять повторила свой жест, прижав руку к его губам. Не говори ничего, не надо. Тогда он еще подумал…
Но тут его мысли оборвались, и Алан легко провалился в сон.
9
Ему снилось, что он оказался в каком-то большом магазине. Он шел по проходу, такому длинному, что вдали сходился в точку. Здесь было все, что ему всегда хотелось купить, но чего он не мог себе позволить: часы, измеряющие давление, фетровая шляпа от Аберкромби и Фитча, восьмимиллиметровая кинокамера «Белл и Хаувелл», сотни других вещей… но у него за спиной стоял кто-то, кого он не мог разглядеть.
— Здесь у нас это называется приманкой для дураков, — сказал голос у него за спиной.
Алан узнал этот голос. Джордж Старк, первоклассный сукин сын, в торнадо за рулем.
— Магазин называется «Больше нечего хотеть», — продолжал голос. — Потому что у нас есть все. Любые товары, любые услуги. Только здесь все и кончается.
Алан заметил большую змею — похожую на питона с головой гремучки, — которая приближалась со стороны целой ярмарки компьютеров с вывеской БЕСПЛАТНО. Он повернулся, чтобы бежать, но гладкая, без всяких линий ладонь легла на ему на плечо и не дала сдвинуться с места.
— Давай, — настоятельно предложил голос. — Бери все, что понравится. Бери все, что хочешь… только плати.
Но все, что Алан брал в руки, превращалось в обгоревшую и оплавленную пряжку от ремня безопасности его сына.
Глава восьмая
1
У Дэнфорда Китона не было опухоли мозга, но в то субботнее утро, когда он сидел у себя в офисе, голова у него болела кошмарно. Вместе со стопкой красных гроссбухов с налоговыми отчетами с 1982-го по 1989 год на столе валялись ворохи корреспонденции — письма из налоговой комиссии штата Мэн и ксерокопии его ответов.
Именно в эти годы все пошло наперекосяк. Он все видел, все понимал, но ничего не мог сделать.
Вчера вечером Китон поехал в Льюистон, вернулся около половины первого и провел остаток ночи, меряя шагами свой кабинет. Жена в это время спала на втором этаже, как всегда, накачавшись транквилизаторами. Он поймал себя на том, что все чаще и чаще посматривает на шкафчик в углу кабинета. Там, на самой верхней полке, лежали старые свитера, в основном побитые молью. Под ними лежала деревянная коробка, вырезанная его отцом задолго до того, как болезнь Альцгеймера затмила его рассудок, лишив всех навыков и воспоминаний. В коробке лежал револьвер.
В последнее время все чаще и чаще Китон ловил себя на том, что он постоянно думает про револьвер. Не для себя, нет; не в первую очередь. Для них. Для гонителей.
В четверть шестого он вышел из дома и поехал по полусонным улицам к зданию муниципалитета. Эдди Варбертон, с метлой в руке и «Честерфилдом» в зубах (орден святого Кристофера, из чистого золота, приобретенный в «Нужных вещах» за день до этого, был тщательно спрятан под синей блузой), наблюдал, как Китон поднялся по лестнице на второй этаж. Никто не сказал ни слова. За последний год Эдди привык, что Китон приходит и уходит в неурочные часы, а Китон так и вовсе не замечал Эдди.
Китон сгреб в кучу все бумаги, борясь с почти неодолимым желанием разорвать их в клочья и разбросать по всему кабинету, и приступил к сортировке. Корреспонденцию из налоговой — в одну стопку, свои ответы — в другую. Эти письма он держал в нижнем ящике шкафа для бумаг; ключ от ящика был только у него.
Снизу большинства писем была пометка: ДК/ШЛ. ДК, разумеется, Дэнфорд Китон. ШЛ — Ширли Лоренс, его секретарша, которая печатала письма под его диктовку. Почти все письма, кроме ответов налоговой комиссии, независимо от того, были в пометках ее инициалы или нет.
Есть вещи, которые лучше не доверять никому.
Ему в глаза бросилась одна фраза: «…мы также заметили расхождения в квартальном отчете о возвратном городском налоге (форм. 11) за 1989-й финансовый год…»
Он быстро отложил письмо в сторону.
А вот еще: «…при выборочном рассмотрении формы по компенсациям техническому персоналу за четвертый квартал 1987 года у нас появились серьезные вопросы касательно…»
В стопку.
Или вот: «…считаем, что ваш запрос об отсрочке ревизии пока преждевременен…»
Они мелькали перед глазами с тошнотворной быстротой, эти сухие канцелярские фразы, и от этого ему казалось, что он сидит на какой-то взбесившейся карусели.
«…вопросы о фондах лесопитомников имеют…»
«…не найдены записи, свидетельствующие о внесении в реестр…»
«…расходование фондов муниципального финансирования не подкреплено соответствующей документацией…»
«…отсутствующие чеки и накладные должны быть представлены…»