Томминокеры. Трилогия, стр. 58

Она холодна, как лед. А Нэнси? Сплошной огонь! И хороша! Как раз сегодня она затащила его назад в офис, чтобы что-то ему показать. Смотри! Смотри, что я придумала! Я думаю, что могла бы запатентовать это, Джо! Я так и сделаю!

— Что за идея? — спросил Джо. В действительности она его слегка бесила. В действительности он больше интересовался ее грудью, чем ее идеями, и, бесясь или нет, он уже доставал свой стальной. Это действительно было, как в молодости. Но того, что она показала ему, было достаточно, чтобы он забыл про свой стальной. По крайней мере на четыре минуты.

Нэнси Восс взяла у сына Лайонела трансформатор и как-то подцепила его к связке батарей. Это устройство было подсоединено к семи просеивателям муки с выбитыми перегородками. Просеиватели лежали на боку. Когда Нэнси включила трансформатор, несколько тонких, как нити, проводов, присоединенных к чему-то, выглядевшему как смеситель, начали зачерпывать почту первого класса из кучи на полу в просеиватели, по-видимому, случайным образом.

— Что эта штука делает? — спросил Джо.

— Отсортировывает почту. — Она показывала на просеиватели, один за другим. — Это Хэвен Виллидж… это Дерри Роуд, ты знаешь… это Ридж Роуд… это Ниста Роуд… это…

Сначала он не поверил. Он подумал, что это шутка, и ему стало интересно, как ей понравится шлепок по голове. «Зачем ты это сделал?» — обиделась бы она. «Некоторые люди понимают шутки», — ответил бы он, как Сильвестр Сталлоне в «Кобре», — но я к таким не отношусь. Вместо этого он увидел, что устройство действительно работает. Устройство как устройство, все в порядке, но звук проводов, шаркающих по полу, вызывал легкое отвращение.

Резкое шуршание, будто ноги большого старого паука. Оно работало, олл райт; побери его черт, если он понимал как, но это работало. Он видел, как один из проводов зацепил письмо Роско Тиболту и втолкнул его в правильный просеиватель — отведенный для Хаммер Кат Роуд, хотя оно было не правильно адресовано в Хэвен Виллидж.

Он хотел спросить ее, как это работает, но не хотел выглядеть болваном и вместо этого спросил, где она взяла провода.

— Из телефонов, которые я купила в радиомагазине, — сказала она. — Они продавались! Здесь есть и другие части от телефонов. Мне все пришлось поменять, но это было легко. Это, знаешь, так… иди ко мне. Ты понял?

— Да, — медленно сказал Джо, думая о выражении лица у парня из Огасты, когда Джо вошел забрать свои шестьдесят долларов после того, как «Пираты» побили Гудена и «Метеоров». — Неплохо для женщины.

На секунду ее брови нахмурились, и он подумал: ты хочешь что-то сказать? Ты хочешь борьбы? Давай. О'кей. Это так же хорошо, как и все остальное.

Потом ее лицо смягчилось, и она улыбнулась.

— Теперь мы можем делать это даже дольше. Ее пальцы скользнули по твердому ребру в его брюках. Ты хочешь сделать это, да, Джо?

И Джо сделал. Они соскользнули на пол, и он забыл все, и что она его бесила, и как вдруг оказалось, что он, видимо, в мгновение ока может угадывать ставки во всем от бейсбола до скачек и гольфа. Он вошел в нее, и она застонала, и Джо забыл даже мрачный шуршащий звук проводов, когда они рассортировывали почту первого класса по просеивателям муки.

5

Когда Джо вошел в комнату, Бекка сидела в своей качалке, демонстративно читая последний выпуск «Аппер Рум». Всего за десять минут до того, как вошел Джо, она закончила присоединять устройство, о котором ей говорил Иисус, сзади телевизора «Сони». Она следовала Его инструкциям буквально, потому что Он сказал, что надо быть осторожным, если вы совсем не разбираетесь в задней части телевизора.

— Ты можешь поджариться, — предостерег Иисус. — Там намного интереснее, чем в магазине «Птичий глаз», даже если он выключен.

Сейчас телевизор был выключен, и Джо болезненно сказал:

— Я думал, ты все для меня приготовила.

— Пожалуй, ты знаешь, как включить этот проклятый телевизор, — сказала Бекка, говоря со своим мужем в последний раз.

Джо поднял брови. Он подумал, как бы ее обозвать, но решил не связываться. Старая жирная кобыла, которая нашла себя в том, чтобы поддерживать порядок в доме и убивать время.

— Пожалуй, — сказал Джо, говоря со своей женой в последний раз.

Он нашел кнопку, включающую «Сони», и более двух тысяч вольт ударили его, переменный ток, который усилился, переключился на смертоносный постоянный и затем снова усилился. Его глаза широко раскрылись, выпучились и затем лопнули, как виноградины в микроволновой печи. Он начал ставить кварту пива на телевизор рядом с Иисусом. Когда ударил ток, его рука сжалась и раздавила бутылку. Осколки коричневого стекла вошли в пальцы и в ладонь. Пиво вспенилось и побежало. Оно ударилось о телевизор (его пластик уже покрылся пузырями) и превратилось в пар, пахнувший дрожжами.

— Эээээооооооаррррхммммммм! — крикнул Джо Полсон. Его лицо начало чернеть. Голубой дым валил от его волос и глаз. Его палец прирос к кнопке «Сони».

В телевизоре вдруг появилась картинка. Это был Дуайт Гуден, пропускающий дикий бросок, делая Джо Полсона богаче на сорок долларов. После щелчка показались он и Нэнси Восс, переплетясь на полу почтового офиса на подстилке из каталогов. Новостей Конгресса и рекламы страховых компаний, говорящей, что вы можете получить всю требуемую сумму, даже если вам за шестьдесят пять, в вашу дверь не войдут никакие кредиторы, не требуется никаких проверок здоровья, ваши любимые могут быть защищены за несколько пенни в день.

— Нет! — вскрикнула Бекка, и картинка снова переключилась. Теперь она видела Мосса Харлингена за поваленным деревом, взявшего своего отца на прицел и мурлыкающего: не тебя, Эм, не сегодня. Щелкнуло, и она увидела мужчину и женщину, копающих землю в роще; женщина за рулем чего-то, слегка похожего на вагонетку и слегка — на что-то из мультфильма Руба Голдберга, мужчина замыкает цепь вокруг пня. За ними выступал из земли огромный тарелкообразный объект. Он был серебристым, но тусклым; местами на нем горело солнце, но мерцания не было.

Одежда Джо Полсона вспыхнула пламенем.

В комнате запахло кипящим пивом. Трехмерное изображение Иисуса задрожало и взорвалось.

Бекка пронзительно вскрикнула, поняв, что, как бы то ни было, все это она, она, она, и она убила своего мужа.

Она подбежала к нему, схватила за руку… и подключилась к цепи.

Иисус, Иисус, спаси его, спаси меня, спаси нас обоих, — думала она, когда электричество вошло в нее, вздернув ее на носки, как балерину на пуантах. И в ее мозгу возник взбешенный кудахтающий голос, голос отца: дура ты, Бекка! Страшная дура! Всегда и всему тебя учи!

Задняя панель телевизора, которую она прикрутила после того, как закончила свои добавления, вылетела с мощной голубой вспышкой. Бекка упала на ковер, увлекая за собой Джо. Джо уже был мертв.

Когда тлеющие обои позади телевизора подожгли ситцевые занавески, Бекка Полсон тоже была мертва.

Глава 3

Хилли Браун

1

Знаменательный день, когда Хиллман Браун проделал свой наиболее впечатляющий фокус в качестве фокусника-любителя — единственный фокус за всю свою карьеру фокусника-любителя, приходился на воскресенье, 17 июля, как раз за неделю до взрыва Хэвенской ратуши. То, что Хиллману Брауну еще ни разу не удавалось проделать столь впечатляющий фокус, — неудивительно. Ведь и было-то ему всего десять лет.

Его имя было, кстати говоря, девичьей фамилией его матери, которая принадлежала к тем самым Хиллманам, что поселились в Хэвене, когда еще город звался Монтгомери; и хотя Мэри Хиллман без всяких сожалений превратилась в Мэри Браун — как никак, брак по любви! — ей хотелось сохранить это имя, да и муж согласился. Однако, не проведя и недели в доме, новорожденный для всех стал просто Хилли.

Он рос довольно нервным ребенком. Отец Мэри, Ив, говаривал, что его нервы чувствительны, как кошачьи усы, и что малыш промчится всю свою жизнь как угорелая кошка. Для Мэри и Брайена это сообщение было не из приятных, но, еще на первом году жизни Хилли оно век принималось как непреложный факт. Некоторые дети находят особое удовольствие в покачивании колыбельки; а некоторые — в икании большого пальца. Хилли раскачивал свою колыбельку почти постоянно (при этом заливаясь злобным плачем) и непрерывно сосал оба больших пальца, — причем сосал их столь усердно, что на них выступили болезненные волдыри к тому моменту, когда Хилли исполнилось восемь месяцев.