Томминокеры. Трилогия, стр. 166
Он огляделся вокруг. Старик, плавающий в своей зеленой ванне, смотрел на Гарденера своим единственным глазом. Его взгляд был страдальческим… но разумным.
«Используй преобразователь, чтобы спасти Дэвида».
— Старик, они едут за мной, — прохрипел Гарденер. — У меня нет времени.
«Угол, дальний угол».
Он взглянул и увидел что-то, выглядевшее немного как телевизионная антенна, немного — как большая подвижная вешалка для одежды, немного — те приспособления с заднего двора, на которых женщины развешивают одежду, поворачивая его время от времени.
— Это?
«Вытащи это во двор».
Гарденер не задавал вопросов. Не было времени. Эта штука стояла на маленькой квадратной платформе. Гарденер предположил, что вся ее начинка и батареи были именно там. Приблизившись, он увидел, что предметы, выглядевшие как изогнутые руки телевизионной антенны, были на самом деле тонкими стальными трубками. Он ухватился за центральную трубу. Эта штука не была тяжелой, она была громоздкой и неуклюжей. Ему придется переложить часть веса на разбитое колено — нравится ему это или нет.
Он обернулся к резервуару, в котором плавал Ив Хиллман.
«Ты уверен в этом, старина?»
Но ему ответила женщина. Ее глаза открылись. Смотреть в них было то же самое, что смотреть в котел ведьмы в «Макбете». На какое-то время Гарденер забыл о своей боли, усталости и изможденности. Он был зачарован этим ядовитым взглядом. В этот момент он понял всю суть и всю мощь этой ужасной женщины, которую Бобби называла Сисси, и причину, по которой Бобби шарахалась от нее, как от дьявола. Она была дьяволом. Она была ведьмой. И, даже сейчас, во время ее ужасающей агонии, ее ненависть оставалась.
«Возьми это, ты, глупец! Я включу это!»
Гарденер поставил свою раненую ногу на землю и взвыл, как будто рука дикаря отпустила его колено и вцепилась в мягкий мешочек с его яичками.
Старик: подожди подожди.
Она приподнялась сама по себе. Невысоко — всего на пару дюймов. Зеленый малярийный свет заструился еще ярче.
«Тебе придется направлять ее, сынок».
Это он был в силах сделать. Эта штука передвигалась в зеленом сарае, как скелет гигантского пляжного зонтика, кивая и ныряя, отбрасывая таинственные вытянутые тени на стены и пол. Гарденер неуклюже прихрамывал за ней, не желая, не осмеливаясь обернуться и взглянуть в безумные глаза женщины. Снова и снова его мозг прокручивал одно и то же: сестра Бобби Андерсон была ведьмой… ведьмой… ведьмой…
Он вытолкал подпрыгивающий зонтик на солнце.
9
Первым прибыл Фриман Мосс. Он влетел во двор Бобби на фургоне, который когда-то подвозил Гарда, и выскочил из кабины еще до того, как заглох мотор. И — Христом клянусь, дружище — этот придурок был прямо здесь, посередине двора, держась за что-то, похожее на вертушку для женской одежды. Парень выглядел задыхавшимся от бега. Он держал одну ногу — левую — как собака, занозившая лапу. Ботинок был ярко-красным, залитым кровью.
«Бобби, видимо, хорошо в тебя всадила, ты, змея!»
Ее подстреленный приятель, казалось, услышал мысль. Он взглянул на него и устало улыбнулся. Он все еще держался за вертушку, стоящую на платформе. Он поддерживал себя с ее помощью.
Фриман направился к нему, оставив открытой дверь кабины водителя. В улыбке этого парня было что-то детское и побеждающее, и сейчас Фриман понял, что это было — с выпавшими зубами, улыбка была похожа на дурацкую ухмылку маленького мальчика на Хеллоуин.
«Боже, он даже как-то симпатичен мне — почему же ты оказался таким мудаком?»
— Что ты здесь делаешь, Фриман? — спросил Гарденер. — Торчал бы дома. Смотрел бы «Ред Соке». Забор уже весь побелен.
— Ах ты сукин сын!
На Моссе была одета фуфайка на голое тело, без рубашки; просто фуфайка была первой вещью, попавшейся под руку, когда он в спешке покидал дом. Теперь он распахнул ее, открывая не что иное, как «Кольт Вудсман». Он вытащил его. Гарденер стоял, подняв ногу, держась за вертушку, и смотрел на него.
— Закрой глаза. Я сделаю все быстро. По крайней мере, я могу это сделать.
10
(ЛОЖИСЬ ЗАСРАНЕЦ ЛОЖИСЬ ИНАЧЕ ТЫ ПОТЕРЯЕШЬ СВОЮ ГОЛОВУ КОГДА ОН ПОТЕРЯЕТ СВОЮ Я НЕ ШУЧУ ТАК ЛОЖИСЬ ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЖИТЬ)
В баке глаза Энни Андерсон светились убийственной ненавистью и яростью, ее зубы выпали, но ее обнаженные десны скрежетали друг о друга, скрежетали друг о друга. Скрежетали друг о друга и истоки маленьких пузырьков всплывали из ее рта.
Свет пульсировал все чаще и чаще, как карусель, ускоряясь. Он уже был похож на стробоскопические вспышки. Гул усилился до низкого электрического гудения, и в воздухе сарая чувствовалась богатая примесь озона.
На экране одного из дисплеев слово ПРОГРАММА? заменилось словом УНИЧТОЖИТЬ. Оно стало вспыхивать все чаще и чаще.
(ЛОЖИСЬ ЗАСРАНЕЦ ИЛИ СТОЙ МНЕ ВСЕ РАВНО)
11
Гарденер бросился на землю, ударившись о нее больной ногой. Боль снова охватила ногу. Он упал в пыль на четвереньки.
Над его головой вешалка начала вращаться, сначала медленно. Мосс уставился на нее, револьвер в его руке слегка пошатнулся. Полное понимание происходящего отразилось на его лице в самый последний момент, который действительно оказался последним. Затем из тонких трубок на дверь полился зеленый огонь. В этот момент иллюзия пляжного зонта была полной и совершенной. Это выглядело действительно, как большой пляжный зеленый зонт, который был частично наклонен так, что его круглый край касался земли. Но этот зонт был сделан из огня и Гард скорчился под ним, прищурив глаза и заслоняя рукой лицо, как от открытого огня… но жара он не чувствовал.
Фриман Мосс был на краю зонтика. Его брюки вспыхнули, затем вспыхнула фуфайка. Тогда как пламя было зеленым, его одежда пылала желтым огнем.
Он завопил и попятился назад, выронив револьвер. Над головой Гарденера вертушка вращалась все быстрее, металлические конечности скелета, которые сначала комично обвисали, все более и более выпрямлялись под действием центробежной силы. Огненный край зонта поднялся вверх, и плечи и голова Мосса попали в полосу огня, когда он отступил назад. В голове Гарда снова начался психический скулеж. Он попытался заблокировать его, но не было возможности просто не было возможности. Он мельком увидел лицо, оплывающее как горячий шоколад, и закрыл лицо руками, как ребенок во время страшных фильмов.
Языки пламени раскручивались по двору Бобби по разворачивающейся спирали, оставляя черные следы, где расплавленная пыль застывала в некотором подобии крупнозернистого песчаного стекла.
Грузовик Мосса и голубой пикап Бобби оба были в последнем кольце огня, сарай был чуть-чуть за ним, хотя форма кольца плясала как демон в огненном тумане. Было очень жарко на краю кольца, если даже там, где скорчился Гарденер, это не вызывало сомнений.
Краска на грузовике Мосса и на боках пикапа сначала пузырилась, затем почернела и наконец вспыхнула и загорелась; сгорая, она обнажала белую сталь. Пучки соломы, опилки, деревянные прокладки в кузове грузовика Мосса вспыхнули как сухие щепки в печке. Два больших мусорных бака в пикапе Бобби, сделанные из высокопрессованного гипса, тоже подхватили пламя и горели, как подсвечники. Черный круг на краю радиуса действия огненного зонта превратился в факел в форме блюдца. Армейское одеяло, покрывающее сиденье водителя в кабине грузовика Мосса, охватил огонь, затем запылали покрытия сидений, затем материал набивки; теперь вся кабина была пылающей оранжевой топкой, со скелетами пружин, проглядывающими через ослепительное пламя.
Фриман Мосс пятился назад, трясясь и крутясь, он выглядел, как каскадер, забывший надеть свой огнеупорный костюм. Он упал.
12
Перекрывая даже предсмертные вопли Мосса, Энн Андерсон мысленно кричала:
Пожри дерьма и сдохни. Пожри дерьма и…