Томминокеры. Трилогия, стр. 162

По мере приближения автомата Торгесон с легкостью уворачивался от него.

— Ложись, Энди! — закричал Вимз.

Торгесон упал, Клаудел одну за другой вогнал в автомат еще 3 пули. На третий раз внутри машины что-то взорвалось. Повалил черный дым, и бок машины облизнул сполох зеленого пламени.

Зеленое пламя, отметил Торгесон. Зеленое.

Автомат грохнулся на землю футах в 20 от тела Леавдро. Он затрясся, с глухим звуком откатился в сторону. Звякнули разбитые стаканы. Секунды на 3 повисла тишина, нарушенная каким-то долгим с металлическим оттенком каркающим звуком. Потом все затихло. Автомат по разливу Кока-колы лежал поперек белой разметки посередине девятого шоссе и был мертв. Его красно-белая шкура пестрела многочисленными пулевыми отверстиями. Из них просачивались струйки дыма.

— Сэр, я всего лишь поднял свой пистолет и пристрелил автомат Коки, из-под маски приглушенно раздался голос Вимза.

Энди Торгесон повернулся к нему. — Но ты не крикнул «Стой!» и не дал предупредительный выстрел в воздух. А, быть может, он был лишь подозреваемым, ты, тупица.

Мужчины уставились из-под респираторов друг на друга и рассмеялись. Вимз смеялся так, что почти согнулся пополам.

Зеленое, — вспомнил Торгесон, продолжая смеяться, хотя в душе ему совсем не было смешно. Огонь, вырвавшийся из этой адской машины, был зеленого цвета.

— Я никогда не стрелял в воздух, — пророкотал, задыхаясь, Вимз. Нет, я такого не делал никогда. Совсем.

— И нарушил его долбанные гражданские права, — отпарировал Торгесон.

— Должно быть проведено расследование, — сквозь смех продолжал Вимз. — Эй, малыш! Я хотел бы сказать… сказать… — он зашатался, а у огромного Вимза было чему шататься.

Торгесон понял, что и у него все поплыло в голове. Они ведь дышали чистым кислородом… гипервентилированным.

— Прекрати смеяться! — закричал он, голос звучал как будто издалека. Клаудел, не смейся больше.

Кое-как ему удалось добраться до покачивающегося Вимза. Расстояние между ними казалось Торгесону огромным. Уже почти у цели он споткнулся. Вимзу удалось подхватить его и какое-то время они оба стояли в обнимку, покачиваясь из стороны в сторону подобно Рокки Балбоа и Аполо Грину в конце первого раунда.

— Ты, ослиная задница, ты завалишь меня, — пробормотал Вимз.

— Ты же первый начал, — отпарировал Торгесон. Мир сфокусировался, расплылся и наконец обрел ясные очертания опять.

Я медленно вдыхаю, внушал себе Торгесон. Делаю глубокие медленные вдохи, мое дыхание легко. Успокойся, мое дышащее сердце. Последняя реплика вызвала у него легкий смешок, который ему тут же удалось подавить.

Все еще в обнимку полицейские плавно колыхнулись машине.

— Тело, — вспомнил Вимз.

— Не сейчас. Он мертв. А мы все еще нет. Пока нет.

— Погляди-ка, — остановил его Вимз в тот момент, когда они проходили мимо останков Леандро. — Сиськи! Они же не работают!

Голубые фонари на крыше машины, прозванные пузырями или сиськами, были потухшими и абсолютно мертвыми. Но такого не должно было быть — поскольку после долгих лет службы у них вошло в привычку при приезде на место происшествия не выключать их.

— Ты что, — начал Торгесон и неожиданно умолк. Что-то неуловимо изменилось вокруг них. День потемнел, как бывает когда большое темное облако закрывает солнце или же во время солнечного затмения. Полицейские переглянулись, а потом повернулись в сторону. Торгесон первым заметил огромную серебристую тень, появившуюся из плотной дымовой завесы. Она мерцала в лучах солнца.

— Святой боже, — тихо взвизгнул Вимз и его большая черная рука нащупала руку Торгесона и сжала ее. Тот почти не ощутил этого, хотя отметины от пальцев Вимза, должно быть, будут видны и завтра.

А это нечто поднималось… поднималось… поднималось…

Солнечный свет, приглушенный пеленой дыма, отражался на металлической поверхности. Предмет поднялся примерно градусов на 40. Казалось, он колеблет и рассекает сами солнечные лучи, хотя это вполне мог быть и оптический обман от разогретого воздуха.

Конечно, это была иллюзия — должна быть иллюзия. Этого никак не могло быть в действительности; вероятно, они надышались чистого кислорода. Но как же у нас двоих могут быть идентичные галлюцинации?

— О, мой бог, — прорычал Вимз, — это же летающая тарелка, Энди, это же треклятая летающая тарелка!

Но Торгесону казалось, что предмет похож более на перевернутый армейский полевой котел — самый крупный, какой можно было только вообразить. Он поднимался все выше и выше; казалось, он вот-вот оборвется, вот-вот между ним и пеленой дыма появится затуманенная полоска неба, но он все воздымался и воздымался, и от его размеров деревья и весь окружающий ландшафт казались маленькими и незначительными. В виду этого огромного предмета дым от лесного пожара был похож на жалкий дымок тлеющих в пепельнице окурков. Он все больше и больше заполнял собою небосвод, четко выделяясь на горизонте, поднимаясь в мертвой тишине из Большого Индейского Леса.

Два человека смотрели на это, а затем Вимз судорожно вцепился в Торгесона, а тот — в Вимза, они как дети держались друг за друга и Торгесон думал: Ой, а что если он упадет на нас…

Но объект все поднимался из дыма, все выше и выше и, казалось, этому не будет конца.

11

К заходу солнца силами Национальной Безопасности Хэвен был полностью отрезан от всего мира. Люди, одетые в специальное обмундирование, окружили его со всех сторон.

Торгесон и Вимз выбрались — но без машины. Она осталась стоять так же безжизненно, как и Ботинки Джона Уилкерса. К тому моменту, когда у двоих полицейских закончились запасы кислорода в емкостях, которые они уже по несколько раз меняли, им удалось добраться до Трои, где они смогли вдохнуть атмосферный воздух — как потом выразился Вимз, ветерок дал им шанс. Они вырвались из того, что впоследствии в сверхсекретных правительственных докладах называлось «зоной поражения», и именно от них поступили первые официальные сведения о происходящих вокруг Хэвена событиях. Правда, и до них поступали сотни неофициальных сообщений о летальных свойствах воздуха в районе и тысячи — об огромном НЛО, поднимающемся из дымящегося леса.

Вимз вышел оттуда с кровотечением из носа. Торгесон потерял с полдюжины зубов. Они считали, что им просто повезло.

Изначально установленный оградительный периметр, укомплектованный силами национальной безопасности Бангора и Аугусты, был тонок. К 9 вечера он был подкреплен солдатами из Лаймстоуна и Прески-Айля, Брунсвика и Портленда. К рассвету еще тысяча вооруженных служащих сил безопасности прибыла из восточных районов страны, ФБР вступило в игру в 6.00 утра, а ЦРУ — в 7.15. К 8.00 они с пеной у рта спорили о том, кому же надлежит заниматься этим вопросом. В 9.15 испуганный и разозлившийся агент ЦРУ по имени Спаклин пристрелил агента ФБР по имени Ричардсон. Инцидент замяли, но и Гарденер, и Бобби Андерсон могли четко осознать — полиция Далласа вышла на сцену и полностью контролировала ситуацию.

Глава 10

Томминокер стукнул в дверь

1

Наступил миг парализующей тишины в кухне Бобби, после осечки кольта 45-миллиметрового калибра Ива Хиллмана, тишины, которая была настолько же психической, насколько и физической. Расширенные голубые глаза Гарда впились в зеленые глаза Бобби.

— Ты пытался… — начала Бобби и ее мысль (пытался!!) эхом отозвалась в голове Гарденера. Этот миг, казалось, длился очень долго. А закончился он внезапно, как лопается стекло.

Бобби от волнения уронила фотонный пистолет на пол. Теперь она снова подняла его. Второго шанса может и не быть. Когда она возбуждена, ее мысли были полностью открыты для Гарденера и он почувствовал ее ток в том шансе, который она дала ему. Она имела в виду, что второго шанса может не быть.

Он ничего не мог делать правой рукой; она была под столом. Прежде чем она смогла навести на него ствол фотонного пистолета, он положил левую руку на край кухонного стола и, не раздумывая, оттолкнул его изо всех сил. Ножки стола гнетуще визжали о пол, пока стол двигался. Он ударил Бобби в уродливую сросшуюся грудь. В тот же момент луч ослепительного зеленого света вылетел из ствола игрушечного автомата. Не задев грудь Гарда, он дернулся и прошел выше, футом выше, но он все же мог ощущать покалывание кожи там, под рубашкой, как будто ее поверхностные молекулы танцевали как капли воды на раскаленной сковородке.