Томминокеры. Трилогия, стр. 159

Так полиция Далласа вступила в игру.

5

Хэвен был всего лишь небольшим неприметным придорожным местечком, комфортабельно и в тишине проживающим свои дни вдали от основных туристических маршрутов штата Мэн. Теперь его заметили. Теперь люди толпами валили сюда. Пока они не знали о все увеличивающихся аномальных явлениях, городок представлялся им как место зарождения воздымающегося на горизонте дымного шлейфа, который поначалу притягивал как мотыльков на свет лампы. К утру пожар превратится в крупнейший лесной пожар в истории штата. Свежий восточный ветер поднялся в точности по прогнозу, и теперь не было возможности остановить начавшееся распространение огня. Этот факт не умалчивался сразу, но все же о нем не распространялись: огонь может неконтролируемо гореть лишь в мертвый штиль. И нельзя бороться с пламенем, к которому невозможно приблизиться, а все попытки сделать это в действительности имели крайне неприятные последствия.

Самолет-наблюдатель потерпел аварию.

Грузовой автобус Национальной Охраны из Бангора сошел с дороги, врезался в дерево и взорвался в то мгновение, когда голова водителя просто лопнула как перезревший помидор с вишневой начинкой внутри. Все 70 добровольцев погибли, но, вероятно, лишь половина — непосредственно при аварии; остальные — во время тщетных усилий выбраться из отравленного места.

К семи часам того же вечера сотни людей — самозваные борцы с огнем, а в большинстве своем обычные представители распространенного комнатного вида зевак — гомо резиновошеюс — заполонили район происшествия. Большая часть, сунувшись туда, моментально отхлынула обратно, с побледневшими лицами, выпученными глазами, кровью, хлещущей из носов и ушей. Многие стискивали в ладонях, как жемчужинки, выпавшие зубы. Немало из тех добровольцев умерло… не говоря уж о несчастных, кто волею судеб проживал на восточной окраине Ньюпорта, и неожиданно получил свою дозу Хэвена, когда ветер неожиданно изменил направление. Многие из них умерли в своих домах. Тех, кто приехал просто поглазеть и задохнулся в отравленном воздухе, часто находили на дорогах или обочинах свернувшимися в позу эмбриона с руками, прижатыми к животу. По словам одного из сотрудников прокурора, сказанным в интервью «Вашингтон Пост» с условием неразглашения его имени, они были похожи на окровавленные человеческие запятые.

Но не такая судьба была уготована Лестеру Морану, обитателю Бостона, продавцу тетрадей, проводящему большую часть дня на хайвеях северной части Новой Англии.

Лестер как раз возвращался из ежегодной летней поездки в школы графства Арустук, когда заметил на горизонте дым — очень много дыма. Это случилось около 4.15.

Событие показалось ему занимательным. Лестер не торопился домой, поскольку не был женат и не имел определенных планов на ближайшую пару недель. Он был пироманом. Таким уж он родился. Даже несмотря на то, что последние 5 дней он безвылазно просидел за рулем, ведя трясущуюся машину по ухабам и кочкам дерьмовейшей дороги, имеющим в качестве названия лишь координаты с листа топографической карты, приобретя в результате ощущение кирпичей в почках и отсиженную задницу. И куда девалась его усталость! В глазах загорелся тот сверхъестественный огонь, так хорошо читаемый и до такой степени нелюбимый пожарными от Манхеттена до Москвы: огонь нечестивого восхищения пиромана.

Людей, подобных ему, боссы пожарных команд принимали в свою среду… лишь будучи приперты к стене. Всего лишь 5 минут назад Лестер Моран выглядел обиженной побитой собакой и имел в своей биографии тот факт, что в 21 год его не приняли из-за кусочка металла, сидящего в голове, в Бостонскую пожарную дружину. Теперь он превратился в человека, готового с удовольствием навьючить себе на спину помпу в половину собственного веса и тащить ее всю ночь, вдыхая запах дыма с таким же наслаждением, с каким мужчина обоняет тонкий аромат изысканных духов прелестной женской шейки; он был готов сражаться с языками пламени до тех пор, пока кожа на его лице не покроется пузырями и не сгорят брови. Лестер свернул с дороги на Ньюпорт в сторону Хэвена.

Кусочек железа у него в голове появился в результате кошмарной аварии, произошедшей с 12-летним Мораном и молодым патрульным. Машина врезалась в мальчика и отшвырнула того футов на 30, где полег был прерван стоявшей там фундаментальной кирпичной стеной мебельного склада. Уже справили последний обряд; хирург, оперировавший ребенка, сказал безутешным родителям, что их сын или проживет часов шесть, или впадет в кому на несколько недель, но конечный результат будет один — он умрет. Вместо этого прогноза мальчик очнулся вечером того же дня и попросил мороженого.

— Бог совершил чудо, — всхлипывала мать, — это знак господа!

— Я придерживаюсь того же мнения, — проговорил хирург; чуть ранее он мог лицезреть мозг ребенка через зияющую дыру в разбитой головке бедного крошки.

И теперь, с каждой минутой приближаясь к этому восхитительному дыму, Лестер ощутил легкое недомогание в области желудка. Он списал все на нервное возбуждение и вскоре позабыл об этом. Железяка в его голове, кроме всего, по размеру раза в 2 превосходила таковую у Гарденера. Факт отсутствия во все сгущающейся пелене дыма машин Лесного Департамента или полиции показался ему одновременно настораживающим и возбуждающим. Его машина обогнула крутой изгиб дороги, и он увидел бронзовый «Плимут», лежащий кверху брюхом в канаве слева от него, причем обе красные сигнальные фары на крыльях продолжали мигать. На автомобиле он прочитал ДЕРРИ Ф.Д.

Лестер остановил свой фургончик и рысью добежал до места аварии. Он увидел кровь и на сиденье, и на рулевом колесе, и на коврике на полу. Красные капельки виднелись даже на щитке от ветра.

Ну и ну, как много крови. Лестер в ужасе глядел на нее, а потом перевел взгляд в сторону Хэвена. Основание столба дыма теперь приобрело тускло красный цвет, и Лестеру почудилось, что он отсюда слышит глухой треск лопающихся под напором огня деревьев. Это можно сравнить разве что с тем, как будто ты стоишь у самого большого на свете открытого печного горна… или как будто у доменной печи вдруг выросли ноги и она медленно приближается к тебе.

Теперь, слыша гул огня и видя величественное тусклое красное зарево, перевернутая и забрызганная кровью машина пожарного контроля из Дерри показалась такой ничтожной. Лестер вернулся к своей машине, по дороге выиграв бой с совестью, пообещав себе остановиться у первого же придорожного телефона-автомата и сообщить об увиденном в полицию Кливз Майлз…

Чтобы разогнать машину до самой высокой скорости… около 60 миль в час, ему пришлось преодолеть неприятные рывки мотора… За каждым поворотом дороги он ожидал увидеть заграждения, блокирующие проезд, беспорядочное столпотворение машин, мужчин, отдающих в усилители команды, и группы людей, одетых в каски и прорезиненные плащи.

Ничего подобного. Вместо заграждений и кипучей активности он проезжал мимо перевернутой помпы из Юнити со снесенной напрочь кабиной; из нее выливались последние капли содержимого.

Что-то здесь случилось. Что-то большее, чем просто лесной пожар. Пожалуй, Лес, тебе стоит убраться отсюда.

Но вместо этого он повернулся в сторону пожара и пропал.

Привкус дыма в воздухе становился все сильнее. Треск лопающихся от жара деревьев превратился в непрерывный гул. И неожиданно он понял правду: с огнем никто не боролся. Абсолютно никто. И в результате, с помощью свежего ветерка пламя вырастало подобно монстру-мутанту из фильма ужасов.

Эта мысль опьянила его чувством опасности… и восторга… и нездоровым мрачным весельем. Узнать такую правду напоследок было невесело, но он видел все своими глазами и не мог отрицать очевидного. Тем более что не он один почувствовал это. Мрачное веселье, казалось, было неотъемлемой частью характера каждого пожарного, с кем он выпивал (а угощал он почти всех встречавшихся ему на жизненном пути работников этой профессии).

Он спотыкаясь, на ощупь пробрался к машине, с некоторым трудом завел мотор (удивляясь, что будучи в таком возбужденно-восторженном состоянии сделал это с первого раза), включил кондиционер на полную мощь и опять устремился в сторону Хэвена. Он подозревал, что этот поступок был чистой воды идиотством — кроме всего прочего, Лес был не суперменом, а 45-летним лысеющим продавцом школьных тетрадей, все еще не женатым из-за своей стеснительности и страха перед необходимостью назначать кому-либо свидания. Он вел себя не просто как идиот.