Освободители своей отчизны, стр. 1

Эдит Несбит

Освободители своей отчизны

* * *

Все началось с того, что в глаз Эффи попало «что-то». Это «что-то» причинило ей очень сильную боль, точно горячая искорка, но в то же время казалось, будто оно имело ноги и крылья, как у мухи. Эффи терла глаз и проливала слезы. Это были не настоящие слезы, какими иногда плачут от обиды или огорчения, но те слезы, которые сами собой текут из глаз, хотя вы вовсе не чувствуете себя несчастной.

Ничего не добившись, она пошла за помощью к отцу. Отец Эффи был доктором и поэтому, конечно, умел вынимать всякие соринки из глаз — он это делал очень искусно при помощи кисточки, смазанной касторовым маслом. Удалив предмет, он сказал:

— Это чрезвычайно странно!

Эффи часто засоряла себе глаза, и ее отец, по-видимому, всегда находил это вполне естественным — может быть, немного неосторожным, но все же вполне естественным. Но он ни разу раньше не находил это странным. Она стояла перед ним, держа платок у глаза, и говорила:

— Мне кажется, «оно» еще не вынуто.

Люди всегда говорят это, когда засорят себе глаза чем-нибудь.

— О, нет! Оно вынуто, — уверил доктор, — вот оно на кисточке. Это, действительно, чрезвычайно интересно.

Эффи ни разу не слышала, чтобы ее отец сказал что-нибудь подобное о чем-либо, относящемся к ней. Она с любопытством спросила:

— А что на кисточке?

Доктор очень бережно понес кисточку через комнату и положил кончик ее под микроскоп, затем прикрутил бронзовые винты микроскопа и посмотрел одним глазом через верхнее стеклышко его.

— Удивительно! — заметил он. — Очень-очень удивительно! Четыре хорошо развитых члена, длинный хвостовой придаток, пять пальцев неравной длины и, однако, ни малейшего признака крыльев.

Существо, наблюдаемое им, немного побарахталось в касторке, и он уточнил:

— Нет, есть крыло. Похоже на крыло летучей мыши. Это, несомненно, новый вид. Эффи, беги к профессору и попроси его быть настолько любезным, зайти сюда на пару минут.

— Вы могли бы дать мне шесть пенсов, папочка, — сказала Эффи, — ведь я принесла вам этот новый вид. Я сберегла его в своем глазу, и глаз мой порядочно-таки болит.

Доктор был так доволен насекомым нового вида, что дал Эффи шиллинг.

Немного спустя явился и профессор. Он остался завтракать, и они с доктором с самыми радостными лицами ссорились несколько часов относительно имени и семейства существа, извлеченного из глаза Эффи.

Но за чаем случилось нечто новое. Брат Эффи, Гарри, вытащил из своего чая что-то, принятое им сначала за двухвостку. Он уж совсем собрался бросить его на пол и покончить с ним обычным способом, когда это существо начало встряхиваться на ложке, развернуло пару мокрых крыльев и шлепнулось на скатерть. Тут оно расселось, поглаживая себя лапками и расправляя крылышки, и Гарри воскликнул:

— Да ведь это маленькая стрекоза!

Профессор склонился над столом, прежде чем доктор успел молвить хоть слово.

— Я дам тебе полкроны за него, Гарри, мой мальчик, — в возбуждении пообещал он, затем осторожно переместил шевелящееся существо на носовой платок.

— Это новый вид, — объявил он, — и гораздо лучший экземпляр, чем у вас, доктор.

Живое существо оказалось крохотной ящерицей, приблизительно в полдюйма длиной, с чешуей и крыльями.

Итак, теперь у доктора и у профессора было по экземпляру нового вида, и оба были очень довольны.

Но прошло весьма немного времени, как экземпляры эти потеряли свою первоначальную ценность. В следующее же утро, когда мальчик, помогавший лакею, стал чистить обувь доктора, он вдруг бросил сапог, щетки и ваксу и закричал, что обжегся.

Из сапога выползла ящерица величиной с котенка, с большими, сверкающими крыльями.

— Ах, да ведь я знаю, что это такое, — воскликнула Эффи. — Это дракон, вроде того, которого убил Георгий Победоносец.

И Эффи была права.

В этот же вечер их собаку Таузера укусил дракон величиной с кролика, за которым он гонялся по саду, и на следующее утро все газеты были переполнены описаниями удивительных крылатых ящериц, которые появились по всей стране. Газеты не называли их драконами, потому что, конечно, в наши дни никто не верит в драконов; газеты, во всяком случае, не желали быть такими глупыми, чтобы верить в сказки.

Сначала показалось всего несколько подобных животных, но через неделю или две вся страна прямо-таки кишела драконами всех размеров, и в воздухе иногда летали целые рои их. Кроме роста, они все имели совершенно одинаковый вид. Они были зеленого цвета, покрыты чешуей и имели четыре лапы и длинный хвост, а также большие крылья, напоминающие крылья летучей мыши, но только крылья эти имели бледно-желтый, полупрозрачный вид, точно пластинки рыбьего клея.

Они также выдыхали огонь и дым, как и полагается всем настоящим драконам, но газеты все еще притворялись, будто думают, что это ящерицы, пока один особенно крупный дракон не схватил издателя Френда. С исчезновением Френда не осталось никого, кто мог бы рассказать остальным издателям, чему они не должны верить. Но после того, как из зоологического сада был унесен драконом самый большой слон, газеты перестали притворяться и напечатали заголовок крупными буквами: «Грозное нашествие драконов».

Вы себе и представить не можете, до чего это было ужасно и в то же время надоедливо. Огромнее драконы, конечно, были страшны, но стоило вам заметить, что драконы всегда рано ложатся спать, так как боятся холодного ночного воздуха, и вы могли сидеть дома весь день и чувствовать себя в полной безопасности. Но более мелкие виды были положительно невыносимы. Те, которые были величиной с двухвостку, попадали в мыло и в масло. Те, которые были величиной с собаку, забирались в ванны и, используя огонь и дым, находившиеся внутри них, обращали воду в пар, как только кто-нибудь отвертывал кран с холодной водой, причем неосмотрительные люди нередко сильно ошпаривались. Те из драконов, которые были величиной с голубя, залезали в рабочие корзинки или ящики комода и кусали вас, когда вы хотели достать иголку или носовой платок.

Легче было избежать встречи с теми драконами, которые были с барана, так как их можно было заметить издали. Но когда они влетали в окна и свертывались под вашим одеялом, где вы находили их, когда собирались ложиться спать, внезапная встреча обыкновенно причиняла сильное потрясение. Драконы подобной величины не ели людей, довольствуясь одним салатом, но они ужасно прожигали простыни и наволочки.

Конечно, Государственный совет и полиция сделали все, что можно было сделать. Правда, они не стали предлагать руку принцессы тому, кто убьет дракона. Это было хорошо в доброе старое время, когда на свете были всего-навсего один дракон и одна принцесса, но теперь было гораздо больше драконов, чем принцесс, хотя английская королевская семья довольно многочисленна. Кроме того, предлагать принцесс в виде наград за убийство драконов было бы напрасной тратой принцесс: каждый и так убивал драконов столько, сколько мог, по личному побуждению, без малейшей надежды на награду, лишь бы избавиться от этих противных тварей.

Государственный совет принял на себя сжигание всех драконов, сданных в его канцелярии между десятью часами утра и часом пополудни, и ежедневно можно было видеть целый поезд телег, фургонов и вагонов, полных мертвых драконов на той улице, где находился Государственный совет. Мальчики привозили тачки, полные дохлых драконов, и дети по пути из утренних классов заходили в канцелярии, чтобы оставить горсточку-другую драконов, принесенных в ранцах или носовых платках. И все же казалось, что число этих тварей нисколько не уменьшалось.

Тогда полиция воздвигла высокие башни из парусины, натянутой на деревянные рамы и обмазанной патентованным клеем. Когда драконы натыкались на эти башни, они прилипали к ним, как прилипают мухи и осы к липким бумагам, развешанным на кухне. После того как башни покрывались драконами, полицейский инспектор поджигал их, и они сгорали дотла вместе с налипшими на них животными.