Кунсткамера аномалий, стр. 87

Отметим, кстати, что ложь, пущенная в оборот немецким дипломатом, до сих пор приносила нам одни лишь дивиденды. А что же Потёмкин, жертва той клеветы? Что случилось с ним? Война с турками подорвала его здоровье, и он подхватил малярию в Крыму. Екатерина снова осыпала его орденами и знаками отличия, но прежде всего деньгами, которых, впрочем, у него никогда не оказывалось в достатке, потому что он щедро раздавал их. Когда война закончилась, Потёмкин ещё раз побывал в Петербурге, однако перед обратной дорогой заболел: падал в обморок, задыхался. Внезапно решил, что надо непременно побывать в Николаеве – он сам основал этот город, очень его любил и считал, что тамошний морской воздух исцелит. 4 октября Потёмкин тронулся в путь. Прежде чем выехать, как ни трудно ему было, написал ещё одну весточку Екатерине: «Моя любимая, моя всемогущая Императрица. У меня уже нет сил выдерживать мои страдания. Остаётся одно лишь спасение: покинуть этот город, и я отдал приказ доставить меня в Николаев. Не знаю, что будет со мною». 5 октября 1791 года, на второй день пути, Григорий Александрович Потёмкин умер. Ему было 52 года.

Через пять лет, 6 ноября 1796 года, скончалась и Екатерина II, его императрица и, возможно, жена. После неё на престол вступил её сын, Павел. О" ощущал себя сыном Петра III и хотел реабилитировать отца. В день смерти матери Павел пришёл к гробу своего отца, упрятанному в подвальный свод Александро-Невской лавры, и возложил на гроб российскую императорскую корону. Так он короновал своего покойного отца, ведь 34 года назад того убили до коронации, а на следующий день Павел велел известить о кончине Петра III и Екатерины, как будто его отец только что умер. Затем он распорядился похоронить и отца, и мать в Петропавловском соборе. В траурной процессии, направившейся туда, впереди везли гроб Петра.

И вот ещё что выдумал Павел: во главе процессии он заставил идти графа Алексея Орлова – тот вес корону убитого императора. Да, именно тот самый Орлов, который некогда известил Екатерину об убийстве низложенного правителя и умолял её смилостивиться. Да, тот самый Орлов, который, вероятно, и умертвил Петра III.

Вот таким странным образом новый император, Павел, восстановил порядок в своей семье. Пройдёт всего несколько месяцев, и появится тот самый пасквиль о «потемкинских деревнях», рассказ о них облетит весь свет…

Штурма Бастилии не было.

Порой, если бы не легенды, сложенные вокруг того или иного события, о нём, быть может, давно бы забыли. Так обстояло дело и с одним из самых известных событий новейшей истории – «штурмом Бастилии» 14 июля 1789 года. С него началась Великая французская революция, которая завершила эпоху деспотизма и возвестила людям Свободу, Равенство, Братство. Каждый год в этот день, 14 июля, французы выходят на улицу, радуются, танцуют, празднуют годовщину падения ненавистной «цитадели деспотизма».

Представьте себе человека, решившего разузнать, почему же в день своего национального праздника люди танцуют на улицах. Ему расскажут о 15 пушках Бастилии, непрерывно паливших по толпам парижан, о многочисленных жертвах. Он узнает из книг о том, что погибло около 100 человек, что раненых было тоже не меньше сотни, что полтора десятка из них скончались. Он прочитает об ожесточённой перестрелке, длившейся много часов, о бреши, пробитой в стене, о людях, ворвавшихся сквозь неё в ненавистную тюрьму, чтобы освободить узников, изнывавших в казематах, о невинных жертвах тирании, «мучениках королевского деспотизма», которых позже с триумфом провели по парижским улицам. Естественно, он прочтёт о героях, победителях или – впоследствии это стало официальным титулом – «участниках штурма Бастилии». 863 парижанина были удостоены права носить этот титул, а, кроме того, каждого из них наградили почётной пенсией. Некоторым из них её выплачивали долгие годы, вплоть до глубокой старости. Так, в бюджете Франции на 1874 год говорится о людях, получающих жалованье за «взятие Бастилии».

Все это написано чёрным по белому. Однако в тот день, 14 июля 1789 года, всё происходило совсем, по-другому. На самом деле штурма Бастилии не было. Вот что говорит один из самых знаменитых участников «штурма», офицер Эли из полка «королевы»: «Бастилию не брали приступом; она капитулировала до того, как на неё напали…» Эли и уроженец Швейцарии Юлен первыми вошли в крепость во время её так называемого «взятия». Унтер-офицер Гийо де Флевиль, один из защитников Бастилии, также сообщает, «что Бастилию никогда не брали штурмом». И это – не единственные свидетельства.

Впоследствии же об этом было сложено множество легенд – не только о «штурме», но и о самой Бастилии. Она якобы была «зловещей темницей», веками от упоминания о ней дрожали в страхе и ужасе жители Парижа – такое нередко повторяют и поныне. Однако на самом деле к концу XVIII века Бастилия почти уже утратила своё значение – даже как тюрьма. Правительство долго раздумывало, не стоит ли вообще её снести. Ведь содержание её стоило недёшево. Надо было выплачивать жалованье не только коменданту Бастилии, начальнику внутреннего двора, майору и адъютанту составлявшим офицерский корпус крепости (если им полагалось быть кавалерами ордена святого Людовика), но ещё и врачу, хирургу, брившему и подстригавшему заключённых, аптекарю, капеллану, духовнику, младшему капеллану, четырём надзирателям, четырём поварам и повивальной бабке; все они были служащими Бастилии. Сюда добавлялись ещё и расходы по содержанию отряда инвалидов с офицерами и унтер-офицерами.

По сравнению с количеством заключённых эти расходы были огромными. Так, в 1782 году здесь содержали 10 узников; в мае 1788-го – 27, в декабре 1788-го и феврале 1789-го – по 9 человек и, наконец, 14 июля 1789-го – семерых. Долгие годы большинство камер пустовало. Уже давно были подготовлены детальные планы, составлены докладные записки, в которых обсуждалось, каким образом лучше всего снести Бастилию. Одну из этих записок разработал маркиз Делонэ, последний комендант крепости, зверски убитый толпой 14 июля.

Поначалу Бастилия была вовсе не тюрьмой. Она являлась составной частью укреплений, возведённых в XIV веке для защиты Парижа от англичан. Фундамент её был заложен в 1370 году, примерно в середине Столетней войны. Сперва построили две башни, между собой они были соединены стенами; стены связывали их и с другими, уже имевшимися укреплениями. Позднее добавились ещё две башни, а в 1383 году Карл IV велел пристроить четыре новые башни. Теперь их было уже восемь, их соединяли высокие стены, внутри же образовался просторный двор. Высота стен крепости составляла примерно 23 метра.

В Столетней войне Бастилия сыграла важнейшую роль. Владевший этой крепостью владел Францией. В 1418 году её захватили англичане; они удерживали её 18 лет. Впоследствии, при Людовике XI и Франциске 1, в Бастилии устраивались пышные празднества.

Тюрьмой же крепость стала лишь в XVII веке, во времена кардинала Ришелье. Содержали здесь знатных особ: Бастилия была своего рода привилегированной тюрьмой, предназначалась она для представителей высшего общества. Здесь заточали герцогов, князей, маршалов, членов королевской семьи, высокопоставленных офицеров. Никаких цепей или мрачных подземелий. Никаких камер. Заключённые жили в комнатах и могли свободно передвигаться по всему зданию. При них были слуги, они навещали друг друга; нередко их даже выпускали в город. Лишь на ночь водворяли в комнаты.

Стать узником Бастилии никогда не считалось зазорным. Ведь сидели там не закоренелые преступники, а люди знатные, вина которых зачастую заключалась в «галантных прегрешениях». Среди них были те, кто не платили долги, убили кого-либо на дуэли или неуважительно отозвались о какой-либо из высших особ государства, допустили политические проступки.

На содержание каждого узника правительство выделяло определённую сумму, которая, разумеется, весьма зависела от чина и состояния человека, от сословия, к которому он принадлежал. Так, принцу крови полагалось 50 ливров в день. Маршалу Франции комендант выдавал 36 ливров, генерал-лейтенанту – 24 ливра, парламентскому советнику – 15, знатному горожанину – 5 ливров. Позднее в Бастилию стали заточать и людей незнатных, но представителям низших сословий приходилось довольствоваться небольшой денежной суммой. Король ассигновывал им лишь по 2,5 ливра в день.