Кунсткамера аномалий, стр. 16

Кое-как проведя ночь (один из знакомых, чтобы успокоить меня, согласился остаться у меня ночевать), я на другой день пошёл посоветоваться с известным в то время специалистом по нервным болезням доктором X. доктор, со своей стороны, успокаивал меня и со своей научной точки зрения объяснял все происшедшее со мною самопроизвольным гипнозом. По его мнению, я самопроизвольно впал в гипноз, сам внушил себе видение призрака Б.Д., сам привёл её фотографический пор1рет в первоначальное положение и вынул из шкатулки и раскрыл её медальон, воображая, что все это делает вызванный мною в моём воображении призрак. Как ни остроумно показалось мне тогда объяснение профессора, но меня и до сих пор смущает то обстоятельство, что никогда решительно, ни до этого случая, ни после него, я не страдал ни малейшими нервными расстройствами, в гипноз не впадал, а, напротив, обладаю совершенно здоровыми, нормальными нервами. Если бы это был самогипноз, то, по крайней мере, хоть в самый этот день я должен был бы ощущать хоть какую-нибудь ненормальность, какое-нибудь недомогание вроде тяжести в голове, сонливости или чего-нибудь в этом роде, а то ничего, решительно ничего не ощущал, но был в самом обычном, нормальном состоянии и духа, и телесного здоровья. Откуда же было взяться самогипнозу, ведь от чего-нибудь же он должен был развиться, из каких-нибудь органических или психических причин? А потому, несмотря на всю научность объяснений почтенного доктора, я не могу вполне удовлетвориться ими и принуждён, вместе со многими другими, думать, что в природе есть многое, чего не снилось нашим мудрецам".

Роковой Перстень.

25 ноября 1885 года неожиданно умер король испанский Альфонс XII. В связи с его смертью в испанских газетах появилась перепечатанная многими европейскими газетами и журналами следующая заметка: "Вскоре после первого брака Альфонса XII в 1878 году с его двоюродной сестрой принцессой Мерседес, дочерью герцога Монпансье, король подарил своей молодой супруге, среди других вещей, маленький перстень, как интимное воспоминание и, так сказать, помимо своих официальных подарков.

Юная королева тотчас же надела колечко на палец и более не снимала его. Спустя месяца два её не стало. Король снял колечко с пальца так рано умершей, горячо любимой им жены и отдал заветный перстень на память их общей бабушке по матерям, королеве Христине.

Немного времени спустя королева Христина умерла, и перстень, возвращённый королю, был передан им сестре, инфанте Марии Дель-Пилер. Инфанта умерла через несколько дней после получения этого подарка.

В третий раз перстень возвратился к королю Альфонсу, который подарил его тогда инфанте Христине, сестре королевы Мерседес – второй дочери герцога Монпансье. Не прошло и трех месяцев, как инфанта Христина уже лежала в гробу.

Эти четыре смерти произошли в течение одного 1878 года.

Король Альфонс потребовал в четвёртый раз возвращения своего столь печально знаменитого кольца, но сам не носил его. Прошло семь лет, тяжёлое впечатление мало-помалу изгладилось, король был не суеверен, и в конце сентября 1885 года он решился носить его и надел себе на палец. Менее чем через два месяца газеты оповестили, что 25 ноября Альфонс Бурбонский, двенадцатый по имени король Испанский, скончался утром в своей резиденции близ Мадрида, двадцати восьми лет от роду. Король был несколько слаб грудью, но ничего серьёзного в состоянии его здоровья не было, и даже за неделю до его кончины никто не подозревал о такой близкой смерти.

После кончины короля роковой перстень сняли с его пальца, и, когда убирали находившиеся в комнате вещи и драгоценности, это колечко напомнило присутствовавшим, что все, кто до этих пор его носили, умирали вскорости после того, как надевали его. Действительно, пять лиц, имевших его своей собственностью, вскоре умерли с перстнем на пальце: две королевы, две принцессы и король.

Казалось, что-то роковое, пагубное заключалось в этом интимном сувенире, и никто не пожелал взять его себе. В настоящее время перстень принесён в дар Альмуденской Пресвятой Деве – покровительнице города Мадрида. Но вместо того, чтобы надеть его на один из пальцев статуи Мадонны, перстень повесили ей на шею на простой ленте".

О происхождении этого смертоносного перстня, к сожалению, не было сказано ни слова…

Как Григорий Юм «вышел» из своего тела.

Самый выдающийся из когда-либо живших на земле медиумов шотландец Дэниел Д. Юм (1833 – 1886) в 1858 году женился на российской подданной Александрине Кроль. Вскоре у них родился сын Григорий. В 1887 году, когда с Григорием случилось, по его словам, «приключение», он был высоким белокурым молодым человеком лет тридцати, проживавшим во Франции. Вот что Григорий рассказал доктору Жибье о событии, которое произошло с ним в начале 1887 года:

"Всего несколько дней тому назад, вернувшись в десять Часов вечера к себе домой, я вдруг почувствовал ничем не объяснимую и какую-то особенную слабость; не намереваясь, однако, ложиться спать, я зажёг лампу, поставил её на столик возле кровати и, закурив от неё сигару, сел или, скорее, прилёг на кушетку.

Не успел я откинуть голову на подушку кушетки, как окружающие предметы завертелись передо мной, и я почувствовал, что впадаю как бы в обморок, ощущая в себе странное чувство пустоты. Вдруг я очутился посреди комнаты. Удивлённый таким безотчётным для меня перемещением, я оглядывался вокруг себя, и удивление, моё возросло донельзя.

Я увидел себя лежащим на кушетке с сигарой в руке!… Сначала подумал, что я заснул и что всё это происходит со мною во сне, но никогда ничего подобного я во сне не видал, и к тому же я отдавал себе полный отчёт в том, что состояние моё было настоящей, реальной, в высшей степени интенсивной жизнью. А потому, ясно осознав, что это не сон, другое объяснение пришло мне тут в голову, а именно, что я умер. Вспомнив слышанное мною о том, что существуют духи, я подумал, что и я стал «духом», и все объяснения подобного состояния предстали предо мной с большею быстротой, нежели та, с какой вообще работает мысль. Вся моя жизнь предстала передо мной как бы в формуле… Страшная тоска и сожаления о неоконченных мною работах (Григорий был хорошим гравером) охватили меня…

Я подошёл к самому себе, то есть к моему телу или, лучше сказать, к тому, что я уже считал своим трупом, и крайне удивился: тело моё дышало!… Более того, я мог видеть внутри него и наблюдать за медленным и слабым, но ровным биением сердца. Я видел мою ярко-красную, как огонь, кровь, текущую по сосудам. Тут я решил, что, значит, со мной случился особого рода обморок. "Но ведь люди, бывшие в обмороке, ничего потом, по пробуждении своём, не помнят из того, что с ними было во время их бессознательного «состояния», – подумал я, и мне так стало жаль, что, когда приду в себя, не в состоянии буду припомнить ре то, что теперь ощущаю и вижу…

Немного успокоенный относительно того, что я ещё жив, я задавал себе вопрос, как долго может продолжаться такое моё состояние, и перестал обращать внимание на моё второе я, продолжающее безмятежный свой сон на кушетке. Оглянувшись на лампу и заметив, что она настолько близко стояла к занавесям кровати, что они могли бы загореться от неё, я взялся за кнопку винта Дампы, намереваясь её погасить, но, о, новое удивление! Хотя я и ощупывал кнопку и даже мог провидеть малейшие из молекул, её составляющие, одни только пальцы мои вращались вокруг кнопки, но не в силах были на неё воздействовать: я тщетно старался повернуть винт.

Поэтому я стал разглядывать и ощупывать себя, сознавая себя в теле, но настолько эфирном, что я мог бы, кажется, рукой пронзить его насквозь, и оно, насколько помню, было окутано во что-то белое. Затем я встал против зеркала, но вместо того, чтобы увидеть в нём своё отражение, заметил, что по мере моего желания сила зрения моего увеличивалась настолько, что я проникал им сквозь зеркало сначала до стены, а затем и сквозь стену, по ту её сторону, где я увидел изнанку картин, висящих на ней в апартаментах моего соседа, комнаты и мебель которого ясно предстали моему взору. Ясно отдавая себе отчёт в отсутствии освещения в этих комнатах, я, однако, прекрасно видел все предметы и тут обратил внимание на тонкую струю света, исходящую из подложечной моей области, освещавшей все вокруг меня.