Мастера американской фантастики, стр. 24

— Нет, — пробормотал он. В золотистом сиянии перед ним возникли лица Берил, и Мирабель, и Лорин. — Что вы сделали со мной… Вы меня мучаете… как муху…

Вместо ответа Кэссиди вновь отправили на Землю. Его вернули исполинским городам и грохочущим дорогам, дому удовольствий на 485-й улице, одиннадцати миллиардам людей. Его послали жить среди них, и страдать, и передавать свои страдания далеким наблюдателям. Наступит время, когда они его отпустят. Но не сейчас.

Вот Кэссиди:

распят на своем кресте.

Когда нас покинули мифы

Сперва из прошлого мы вызывали великих людей, просто так, из любопытства. (Было это в середине двенадцатого тысячелетия: 12400 — 12450, примерно.) Призвали Цезаря, и Антония, и Клеопатру. Уинстон Черчиль разочаровал нас (шепелявил и слишком много пил), а Наполеон поразил своим великолепием. Мы прочесали тысячелетия ради забавы.

Но через полвека игра наскучила. Нам тогда легко все приедалось, в середине двенадцатого.

Мы стали вызывать богов и героев. Это казалось более романтичным, более соответствующим духу нашей эпохи.

Пришел мой черед исполнять обязанности Куратора Дворца Человека. А так как именно там поставили новую машину Леора-Строителя, я наблюдал все с самого начала.

Машина Леора сияла хрустальными стержнями и серебряными панелями, огромный изумруд венчал двенадцатиугольную крышку.

— Всего лишь украшения, — признался мне Леор. — Я мог сделать обычный черный ящик, но брутализм вышел из моды.

Машина занимала весь Павильон Надежды на северной стороне Дворца Человека и закрывала чудесный мозаичный пол, зато прекрасно гармонировала с зеркальными стенами. В 12570 году Леор объявил о готовности.

Мы заказали наилучшую погоду. Мы успокоили ветер и отогнали облака далеко на юг. Мы послали новые луны танцевать в небе, и они вновь и вновь вырисовывали имя Леора. На колоссальной равнине, расстилавшейся у подножия Дворца Человека, собрались люди со всех концов Земли. Литературные советники вели споры о порядке шествия. Леор заканчивал последние приготовления. Чистый голубой воздух будто искрился от нашего возбуждения.

Мы выбрали дневное время для первой демонстрации и придали небу легкий багряный оттенок для усиления эффекта. Многие облачились в молодые тела, но нашлись и такие, кто хотел выглядеть зрело перед лицом легендарных деятелей из зари веков.

Гостивший у нас Прокуратор Плутона поздравил Леора с изобретением. Затем церемониймейстер указал на меня, и я неохотно вышел вперед.

— Вы увидите сегодня воплощение былых надежд и страхов человечества. Мы предлагаем вам встречу с воображаемыми фигурами, посредством которых древние пытались уложить Вселенную в приемлемую систему. Эти боги, эти герои являлись организующими силами, вокруг которых кристаллизовались культуры. Все это необычно для нас и представляет немалый интерес.

Слово взял Леор.

— Некоторые из тех, кого вы сейчас увидите, действительно были лицами чисто вымышленными, созданными древними поэтами, как только что сказал мой друг. Другие, однако, как простые смертные некогда ступали по земле и лишь позднее были возведены в герои. Они будут иметь легкий нимб, тень, сгущение воздуха — неизгладимый след человечности, который не может стереть ни один мифотворец.

И Леор исчез в недрах своей машины.

Одна нота, высокая и чистая, прозвучала в воздухе. Неожиданно на обращенной к равнине сцене появился обнаженный мужчина, пугливо озирающийся по сторонам.

Из машины прозвучал голос Леора:

— Это Адам, первый человек.

Так в залитый солнцем полдень двенадцатого тысячелетия к нам пришли боги и герои. Весь мир наблюдал, затаив дыхание.

Адама торжественно приветствовали и объяснили, где и почему он находится. Его рука стыдливо прикрывала низ живота.

— Почему я обнажен? — спросил Адам. — Это нехорошо.

Я указал ему, что он был наг, когда впервые появился на свет, и мы лишь отдаем дань уважения, призывая его в таком виде.

— Но я съел яблоко, — сказал Адам. — Почему вы вернули меня с сознанием стыда, но не дав ничего прикрыть мой стыд? Разве это правильно? Если вам нужен нагой Адам, вызовите Адама, еще не изведавшего яблока, но…

Его перебил голос Леора:

— Это Ева, мать всех людей.

Ева выступила вперед, тоже обнаженная, хотя изгибы тела скрывались длинными шелковистыми волосами. Не стесняясь, она улыбнулась и протянула руку Адаму, который бросился к ней с криком:

— Прикройся! Прикройся!

— Зачем, Адам? Эти люди также наги. Мы, наверное, снова в Эдеме.

— Это не Эдем, — возразил Адам. — Это мир наших пра-пра-пра-правнуков.

— Мне он нравится, — сказала Ева. — Успокойся.

Леор объявил козлоногого Пана.

Надо заметить, что Адам и Ева были окружены темным нимбом человечности. Я был удивлен, так как сомневался, что Первый мужчина и Первая женщина в действительности существовали. Однако можно предположить, что мы столкнулись с неким символическим представлением об эволюции человека. Но Пан — получеловек-полузверь — тоже имел нимб! Разве могло подобное создание водиться в реальном мире?

Тогда я не догадался. И только позже понял: хотя никогда не было человека-козла, жили тем не менее люди, послужившие прообразом бога похоти. Что касается Пана, вышедшего из машины… Он недолго оставался на сцене, а кинулся к людям, смеясь, размахивая руками и вскидывая копыта.

— Великий Пан жив! — закричал он, схватил Милиан, годичную жену Дивуда Архивариуса, и унес ее в заросли.

— Он делает мне честь, — сказал Дивуд, годичный муж Милиан.

Леор принес нам Гектора и Ахиллеса, Орфея, Персея, Локи и Абесалома. Он принес Медею, Кассандру, Эдипа. Он вызвал Тота, Минотавра, Шиву и Пандору, Приама, Астарту, Диану, Дионисия. День прошел, сверкающие луны плавали в небе, а Леор продолжал трудиться. Он дал нам Клитемнестру и Агамемнона, Елену и Менелая, Изиду и Озириса. Он дал нам Ваала. Он дал нам Самсона. Он дал нам Кришну. Он пробудил Кецалькоатля, Адониса, Пта, Кали, Тора, Язона.

Создания мифов переполнили сцену и вылились на равнину. Они смешались друг с другом: заклятые враги обменивались сплетнями, старые друзья жали руки, члены одного пантеона обнимались или искоса поглядывали на соперников. Они смешались с нами — герои выбирали женщин, чудовища старались казаться менее чудовищными, боги жаждали поклонения.

Пожалуй, этого было достаточно. Но Леор не останавливался. То был его звездный час.

Из машины вышли Каин и Авель, Орест и Пилат, Ионафан и Давид. Из машины вышли Фурии, Гарпии, Плеяды, Парки, Нормы. Леор был романтиком и не знал границ.

Но чудеса приедаются. Рог изобилия был далек от истощения, а люди уже поднимались в небо и улетали домой. Друзья Леора остались, разумеется, но и мы были пресыщены этими фантазиями.

Белобородый старик с густым нимбом человечности вышел из машины, держа в руке изящную металлическую трубу.

— Это Галилей, — объявил Леор.

— Кто он? — спросил меня Прокуратор Плутона, потому что уставший Леор перестал представлять вызванных.

Пришлось затребовать информацию в справочной машине Дворца Человека.

— Древний бог науки, — сказал я Прокуратору. — Ему приписывается открытие звезд.

А Леор с новым вдохновением призывал богов науки: Ньютона и Эйнштейна, Гиппократа, Коперника и Оппенгеймера. С некоторыми из них мы встречались раньше, в те дни, когда вызывали великих людей седой старины. Но теперь, пройдя через руки мифотворцев, они предстали в новом обличии. Они бродили среди нас, предлагая исцелить, научить, объяснить. Куда до них настоящим Ньютону, Эйнштейну и Копернику! Светлые челом, исполинского роста, с пронизывающим взглядом.

— Авраам Линкольн. — Леор вызвал высокого бородатого мужчину с окровавленной головой.

— Древний бог независимости, — пояснил я Прокуратору.

Затем из машины вышел приятный молодой человек с ослепительной улыбкой. Его голова тоже была окровавлена.