Черная Книга Арды, стр. 94
— Я принимаю выкуп, Берен, сын Бараира! Отныне Лютиэнь — твоя нареченная. Отныне ты — мой сын. Да будет так…
Голос короля упал, и сам он как-то сник. Он понимал — судьба одолела его. «Пусть. Зато Лютиэнь останется со мной. И Берен, кем бы ни был он, — достойнее любого эльфийского владыки. Будь что будет… Когда он умрет — похороним его по-королевски. А дочь… что ж, утешится когда-нибудь…»
Все понимали мысли короля. Берен тоже.
…Государь и супруг мой Элу Тингол… все мы — лишь орудия в руке Единого. Ты думал, что своей волей ставишь Смертному неисполнимое, как казалось тебе, условие. Но не своей волей пришел он в Хранимую Землю; так и твоими устами говорила Судьба… Судьба провела нашу дочь и Смертного сквозь камень, сталь и пламя Моргота; Судьба ведет всех нас, мы — лишь листья, влекомые ее потоком, и мне не дано прозреть конец нашего пути — но я провижу великое горе. Если бы можно было, я поверила бы в то, что случай изменил Судьбу — но нет, камень Фаэнора придет в Хранимую Землю. Я не знаю, когда и как случится это — но так будет. И с ним придет беда…
…Он стонал и вскрикивал во сне, и Лютиэнь чувствовала — что-то творится с ее мужем, что-то мучает его. Однажды, проснувшись вдруг среди ночи, она увидела, что Берен, приподнявшись, напряженно смотрит в раскрытое окно. Он не повернулся к ней, отвечая на ее безмолвный вопрос:
— Судьба приближается.
Она не поняла.
— Прислушайся, как тревожно дышит ночь… Луна в крови, и соловьи хрипят, а не поют. Душно… Гроза надвигается на Дориат…
Он повернулся к жене. Лицо его было каким-то незнакомым, пугающе-вдохновенным, как у сумасшедших пророков, что бродят среди людей. Он медленно провел рукой по ее волосам и вдруг крепко прижал ее к себе, словно прощаясь:
— Я прикоснулся к проклятому камню. Судьба проснулась и идет за мной. Какое-то непонятное мне зло разбудил я. Может, не за мою вину камень жаждет мести — но зло идет за мной. Оно придет сюда — скоро…
— Это только дурной сон, — попыталась успокоить его Лютиэнь.
— Да, это сон. И скоро я проснусь. Во сне я слышал грозную Песнь, и сейчас ее отзвуки везде… — как в бреду говорил он. — Я должен остановить зло. Моей судьбе соперник лишь я сам…
Они больше не спали той ночью. А утром пришла весть о том, что Кархарот ворвался в Хранимую Землю. И Берен сказал:
— Вот оно. И чары Мелиан теперь не удержат моей судьбы. Она сильнее…
…Великая Охота, какой не знал народ Эгладора… Единожды Судьба уже разомкнула круг моих чар, хранящих эту землю. И сегодня она снова пришла сюда — ворвалась бешеным желтоглазым зверем, против которого выйти мог только Смертный. Ведомый Судьбой.
Потому что поток этой Судьбы нес их обоих, человека и волка.
И сейчас волк мертв, а человек умирает на твоих руках, Элу Тингол, государь и супруг мой. Камень-Судьба горит на ладони Маблунга: я вижу — он вложил этот камень в уцелевшую руку Берена, вижу, как Смертный смотрит на сияющий осколок Судьбы в своей окровавленной ладони… Наверное, он понимает сейчас то, что понимаю я, и губы его кривит горькая усмешка. Герой, которого не остановили ни сталь, ни камень, ни пламя Моргота, — он понимает, что был — Ведомым Судьбой…
Как и все мы.
В руках Судьбы, равнодушно изменяющей наши пути, он был лишь орудием, фигурой на ее доске. Ответь, Берен, как это — осознать за несколько мгновений до конца пути, что все было предопределено: и гибель твоего отца, и четыре года скитаний, и любовь, и подвиг, и смерть?..
Он не ответит.
Все мы — Ведомые Судьбой, и Судьбу эту не изменить, не повернуть вспять стремительную реку — но почему, когда Берен протягивает тебе, Тингол, сияющий камень Фаэнора, когда осколок Судьбы уже готов лечь в твою раскрытую ладонь, — почему мне так хочется крикнуть: не делай этого ?
Как будто это может хоть что-то изменить…
— Возьми его, король, — тихо говорит Берен, и Камень-Судьба ложится в твою руку. — Ты получил свой выкуп. А моя судьба получила свой выкуп — меня.
Камень Света — прекраснее, чем Свет. Но в твоих глазах, государь и супруг мой, я вижу отражение этого света: блеск стали и яростное пламя пожара, огонь и кровь. Ничего не изменить — нельзя было изменить ничего с того мига, когда золотоволосая дочь Валинора Галадриэль произнесла перед тобой это слово: Сильмариллы.
Все мы — Ведомые Судьбой…
…И пел Дайрон о Великой Охоте, о битве Берена с волком Моргота — Кархаротом, и о том, как в последний раз посмотрели друг другу в глаза Берен и Лютиэнь, и как упала она на зеленый холм, словно сломанный цветок… И ушел из Дориата Дайрон, и никто больше не видел его.
А Тингол никак не мог поверить в то, что их больше нет. И долго не позволял он похоронить тела своей дочери и зятя, и чары Мелиан оберегали их плоть от тления, так что казалось — они спят…
ПЕСНЬ: Закон
465 год I Эпохи, май
Статуэтка из печального лунного серебра, зыбкое отражение звезд в темной глади озера, тень среди теней Чертогов Мандос:
— Владыка Судеб… я пришла петь перед тобой… как поют менестрели Средиземья…
…Она стояла на коленях и пела, и в песне ее сплеталась печаль Элдар и скорбь Смертных, сплетались судьбы и пути их…
Не встретиться душам в Чертогах Мандос — если не были они связаны при жизни крепчайшими узами. Но нити, связующие этих двоих, видел сейчас Намо. Когда-то он сказал своей сестре, молившей его о сострадании: я не знаю, что такое милосердие. Я знаю, что такое Справедливость.
Не будет нарушен Закон, если эти двое встретятся.
Берен и Лютиэнь смотрели друг на друга: тени среди теней Мандос, идущие разными путями — он, уходящий в Неведомое, она, обреченная вечной жизни. В безвременье — не соприкоснуться рукам: и все же, как предрекла Лютиэнь, они увиделись за Западным Морем…
Он дождался ее. Дождался, чтобы услышать слово прощания.
Закон неизменен.
Душа — пламя, живущее в сосуде плоти, коакалина - свет дома. Тело — дом души, но лишь в земле Аман, не знающей распада и тлена, дано душе вновь вернуться в свой дом, и даже чары Мелиан не смогут надолго сохранить хрупкую плоть.
И душу человека не удержать в мире.
И элда, по доброй воле отрекшись от жизни, не покинет Чертогов Мандос: лишь потом, когда исцелена будет душа, когда истает бремя горестей, тяготящее ее, дано Старшим Детям родиться вновь в Благословенной Земле.
Ты родишься вновь, Лютиэнь Тинувиэль. Ты будешь пребывать в Валимаре до конца времен. Горе и скорбь покинут тебя, раны души твоей исцелятся. Но Берен не сможет последовать за тобой, ибо никто не властен лишить Смертного дара смерти. Согласна ли ты?
— Нет, Владыка Судеб! Я не хочу забывать того, кого люблю…
Я не властен удержать его, Лютиэнь. Я не властен изменить твою фэа. Вы должны расстаться. Таков Закон. Решай.
— Тогда… тогда я останусь здесь, где мы встретились в последний раз. Мне незачем возвращаться к живым, если он уйдет.
Ты можешь остаться здесь навеки, Лютиэнь. До конца времен ты не вольна будешь покинуть Мандос, если таков будет твой выбор. Ты можешь выбрать Исцеление и Жизнь. Ты можешь выбрать Память и вечность Чертогов. Но изреченную судьбу изменить нельзя. Решай.
Закон предлагает выбор. И Владыка Судеб ждал, чтобы изречь судьбу этих двоих.
— Не разлучай меня с ним, — неожиданно горячо проговорила Лютиэнь. — Не разлучай нас! Пусть я узнаю смерть, как люди, чтобы вместе нам уйти на Неведомый Путь, — но не разлучай нас!..
Выбор был сделан.
Он понял это сразу. Эльфы Тьмы, избравшие путь Смертных, нарушали закон — но тогда можно было еще сказать, что виной тому Отступник. А теперь? Лютиэнь Тинувиэль, дитя Мелиан, дочери Валинора, дитя Элве, видевшего свет Амана… И ни при чем Отступник, некого винить… Намо должен был теперь изречь ее судьбу. И не мог этого сделать.