Вопросительная история, стр. 42

Итак, Панова оказалась в сумасшедшем доме, а Чаадаев пребывал «в безумии» у себя на квартире. Выходит, не только автор, но и адресат «Философического письма» разделили сходную судьбу, оба были объявлены сумасшедшими?

Всё так, кроме того, что Екатерина Дмитриевна… не была адресатом злополучного письма. Уже в XX в., внимательно изучив тексты Чаадаева, исследователи пришли к выводу: Чаадаев не её имел в виду. Письма обыкновенно отправляют по адресу. Панова же так и не получила ответа на свою записку. Чаадаев принялся было отвечать, но вышло совсем иное. Его мучили другие вопросы. Их не задавала Екатерина Дмитриевна. И показывать свои «Философические письма» Чаадаев стал другим людям. Лишь спустя годы первое письмо прочла Панова.

Но почему же тогда адресат философских посланий – «сударыня»? Попробуем задать вопрос иначе. А почему сочинение Чаадаева произвело столь сильное впечатление? По словам австрийского посланника, оно «упало, как бомба». Скоро два века минет, а попробуйте-ка перед школьниками или студентами минуты три цитировать Чаадаева. У вас будет случай убедиться, что и сегодня его слова производят впечатление. Автору этих строк старшеклассники как-то заявили: «Николай I правильно назвал Чаадаева сумасшедшим». В физике действие равно противодействию. В лирике сила впечатления никак не меньше силы вложенной страсти. Пером Чаадаева водила именно страсть: горькие мысли рождают сильные чувства. Крик души всегда обращён к кому-то, даже если кого-то приходится выдумывать. Чтобы поведать миру о своей любви и боли, о России, Чаадаеву нужен был слушатель. Записка Пановой дала повод явиться на свет «сударыне», воображаемой собеседнице, вдохнувшей страсть в философские строки.

Вопросительная история - i_192.jpg

Обложка журнала «Телескоп». 1833 г.

В этой истории всё разворачивалось не в том направлении, которого ожидали участники событий. Панова писала о своём нездоровье. Чаадаев отвечал: нездоровиться оттого, что больна Россия. Он как будто бы сочувствовал своей корреспондентке, а думал о стране и ставил диагноз общественной болезни. За приговором следовал приговор. Чаадаев вынес вердикт о болезни России, император счёл безумным философа, полиция признала сумасшедшей писавшую ему даму.

Предписанное правительством «безумие» обернулось общественным триумфом Чаадаева. Расчёт властей был прост: с сумасшедшими не спорят, и общество в скором времени забудет «безумного» философа. Случилось, однако, иначе. Объявление сумасшедшим только подогрело интерес. Через полтора года Чаадаева разжаловали из «сумасшедших», позволив гулять на свободе, если он даст обещание ничего более не писать. И тогда в квартиру философа потянулись посетители. Даже те, кто и двух страниц не мог осилить в его трактате, приходили с любопытством и почтением взглянуть на опального автора. На некоторое время он сделался самой популярной фигурой в русском обществе. Под стать Чаадаеву самым причудливым образом складывалась судьба его идей. При всей популярности автора, никто не разделял его взглядов в полной мере. С ним спорили западники и славянофилы, монархисты и социалисты. Каждый находил свой повод для несогласия: в заочном споре с Чаадаевым рождались и вызревали целые направления общественной мысли. Не имея последователей, а только оппонентов, Пётр Яковлевич превратился в одного из основателей русской философской мысли.

Дав повод для чаадаевского трактата, Екатерина Дмитриевна расплачивалась всю жизнь: психиатрическая лечебница, лишение имущества, судьба приживалки в имении родственницы, презрительное прозвище «филозовки». Дата её смерти неизвестна, могила затерялась. Панову вспоминают в связи с чаадаевским письмом. Теперь, правда, принято считать, что предназначено оно было не ей. Только трудно отделаться от ощущения, что подлинного адресата «Философических писем» мы не узнаем никогда, иначе бы у них был другой автор.

Отмена крепостного права: как начинался пиар?

5 марта 1861 г. русским крестьянам было объявлено о свободе. А 13 марта «Кёльнская газета» писала: «…никогда ещё смертному не доводилось совершать дело столь важное и благородное, как то, которое совершил благодушный император Александр II. Одним росчерком пера он возвратил 23 миллионам людей их права». В газете, однако, не говорилось, что путь к «росчерку» длился сто лет. Александр был уже пятым императором, взявшимся за решение крестьянского вопроса.

Вопросительная история - i_193.jpg

Е. Ботман. Портрет Александра II Освободителя. 1868 г.

Первой о вреде рабства задумалась его прабабка Екатерина II, увлечённая идеями Просвещения. Идеи гласили, что все люди от природы равны и потому должны быть свободны, и, по возможности, счастливы. Эта рекомендация не вязалась с состоянием дел в империи. Екатерина была дамой осторожной, и прежде чем осчастливить всех, решила послушать мнение избранных. По её распоряжению, в Москве собрались депутаты от свободных сословий для обсуждения будущего государственного устройства. Прежде чем приступить к заседаниям, депутаты выслушали наказ императрицы руководствоваться «общим благом». Депутаты приступили к слушаньям, а Екатерина – к подслушиванию. Часть зала заседаний была заранее отгорожена тонкой стеною, так чтобы императрица могла узнать мнение подданных, не смущая их своим присутствием. Мнение это несколько разошлось с тем, что хотела бы услышать поклонница Вольтера и Дидро. Депутаты от сословий ратовали за собственные интересы. Государственных крестьян интересовало снижение налогов, купцов – торговые привилегии, дворян – подтверждение исключительных прав на владение людьми. Об общем благе никто не вспоминал, о крепостных и подавно. Освободить крестьян означало бы поссориться с дворянами. Идеи просветителей Екатерина любила, но ещё больше она любила собственную власть. Екатерина распустила депутатскую комиссию и больше об отмене рабства не помышляла.

Вопросительная история - i_194.jpg

Б. М. Кустодиев. Чтение манифеста. Освобождение крестьян. 1907 г.

Её сын Павел оказался решительнее. Он полагал, что всякий дворянин – рыцарь, и к крестьянам должен относиться по-рыцарски. Павел запретил заставлять крестьян работать по воскресеньям, продавать отдельно от семей и без земли. Рыцарских взглядов Павла его дворяне не разделяли и составили заговор. В политике императора их не устраивало многое, и рыцарственные жесты по отношению к крестьянам не в последнюю очередь. Пример убитого отца научил сыновей осторожности. И Александр I, и Николай I считали крепостное право злом, но как избавиться от этого зла, не знали. И никто в империи не знал. Осторожные эксперименты показывали: дворяне не за что не согласны расстаться с крепостным имуществом. И тайные проекты, составленные в недрах канцелярий, оставались на бумаге.

К слову сказать, большинству дворян власть над крепостными особых доходов не приносила. Владельцев тысяч крепостных душ в стране было немного. На долю обычной дворянской семьи приходилось душ по 20 мужского пола, включая младенцев и стариков. А души эти ещё и налоги платили, и себя кормили. Так что на доходы от деревеньки было особо не развернуться, многим дворянам приходилось или служить, или обзаводиться прибыльным делом. И опыт Европы показывал, без крепостного права прекрасно можно обойтись: к середине века, помимо России, оно оставалось лишь в Румынии.

И тем не менее сила привычки и страх неизвестности заставляли держаться за своё живое имущество. И перед этой силой и этим страхом императоры отступали: призрак дворянского заговора витал над Зимним дворцом. 23 млн непросвещённых рабов и 100 тыс. просвещённых рабовладельцев составляли задачу, казавшуюся неразрешимой. Как убедить первых, что можно жить иначе, и не стать их жертвой? Как освободить вторых, не ввергнув страну в анархию разгулявшейся стихии? В 1855 г. к решению задачи приступил Александр II.