Сказки, стр. 6
Осел Сулеймана-аги
Однажды Сулейман-ага, открыв дверь хлева, увидел, что осла его там нет, и отправился на поиски. Всё поле, все дороги обошёл, ни одного кустика не пропустил, даже в колодец заглянул — всё было напрасно! Осёл как сквозь землю провалился.
В отчаянии остановился Сулейман-ага на окраине села и обратился к игравшему поблизости мальчишке:
— Послушай, мальчик, не видал ли ты здесь осла?
— Кроме тебя, другого не видал, — ответил мальчишка и показал ему язык.
— Ты, мальчик, не шути, — произнес обиженный Сулейман-ага. — Ответь мне по правде: не видал ли ты ненароком осла — молодого, рослого, серой масти, работящего?..
— А, вон оно что! — ответил мальчишка. — Ну так этот осёл уже три дня как нашим стал.
— Как так можно, чтобы мой осёл стал вашим? — удивился Сулейман-ага и спросил: — А ты чей сын?
— Я сын судьи. Только осёл, про которого ты спрашиваешь, наш. Говорю тебе, он уже три дня возит наше зерно на мельницу.
У бедного Сулеймана-аги сердце зашлось от такой несправедливости.
Придя в себя, он поспешил к дому судьи и заглянул в ворота.
В эту минуту в хлеву громко и жалобно заревел осел. Сулейман-ага узнал по голосу своего осла.
Открыл он калитку, вошёл во двор и направился к судье.
— О, мудрый и справедливый судья, — сказал он. — Три дня тому назад мой осёл по ошибке забрёл в чужой двор. Мой прекрасный серый, работящий осёл с голубыми бусами и маленьким колокольчиком на шее, с красным помпоном на лбу!
— Что мне за дело до твоего осла? — сердито ответил судья.
— Умоляю тебя, о справедливейший из судей, вели человеку, к которому забрёл мой осёл, вернуть его мне.
— Ну конечно же, он должен его вернуть, — промолвил судья.
— Раз такое дело, так верни мне моего рослого, чудесного осла серой масти, с бусами и колокольчиком на шее, с помпоном на лбу, о, справедливый судья!
— Это ты мне? — удивился тот. — Никакого осла у меня нет.
— Нет, благородный судья, он у вас и вот уже три дня как возит на мельницу ваше зерно, — плачущим голосом сказал Сулейман-ага.
— Нет у меня никакого осла, понятно? — строго произнёс судья.
В это время в хлеву во всю мочь заревел осёл.
— Да вот он ревёт в твоем хлеву! — обрадованно воскликнул Сулейман-ага, услыхав голос своего любимца.
— Молчать! — крикнул судья. — Ты веришь какому-то ослу, а мне, судье, не веришь. Возьмите его! — приказал он своим слугам. — Всыпьте ему двадцать пять палок!
Слуги схватили бедного Сулеймана-агу и, отсчитав двадцать пять ударов, вытолкнули за ворота.
По месту и мера
Один человек на тележке по сёлам разъезжал, ситцы продавал, добра наживал.
Однажды, когда он ехал дремучим лесом, встретили его разбойники.
— Стой!
Он остановил лошадь.
— Куда едешь? — спросили разбойники, взяв коня под уздцы.
— Я по сёлам езжу, ситцы продаю.
— Показывай свой товар!
Человек достал несколько штук ситца.
— Почем даёшь? — полюбопытствовали разбойники, которым приглянулся ситец.
— По десять левов аршин, — ответил продавец.
— Хорошо! Отмерь-ка нам сколько следует, — сказали разбойники.
Человек взял деревянный аршин и начал мерить.
— Нет, не нравится нам твой аршин. Иди-ка сруби вон ту орясину, ею и отмеришь, — велели разбойники, указав на молодое высокое деревцо.
Делать нечего — отсёк человек деревцо, обрубил ветки и сызнова принялся мерить, а разбойники стояли вокруг и смотрели.
Отмерил он раз, отмерил другой да и засмеялся.
— Чему ты смеёшься? — строго спросили разбойники.
А он им в ответ:
— По месту, где я вас встретил, и эта мера коротка, вот я и смеюсь…
Всему своя цена
Один бедняк вошёл в харчевню, где на печи готовились разные соблазнительные кушанья, достал из котомки чёрствую горбушку, подержал над кастрюлей, из которой шел густой пар, и стал есть размякший хлеб.
Харчевник схватил бедняка, надавал ему тумаков и потащил к судье, требуя платы за съеденное кушанье. Судья выслушал обоих и спросил бедняка:
— Что ты предпочитаешь: уплатить или в тюрьме отсидеть?
— Лучше уж уплачу, — ответил бедняк. — У меня дети есть, что с ними будет, если вы посадите меня в тюрьму!
— Хорошо, — сказал судья, — сколько у тебя денег?
— Всего-навсего вот этот золотой, что я про чёрный день берегу, — ответил бедняк, доставая монету.
Судья взял её, подозвал харчевника и, громко стукнув монетой о стол, сказал ему:
— Вот, возьми то, что тебе полагается!
Харчевник было с жадностью протянул руку к монете, но судья вернул золотой бедняку и сказал:
— Этот человек съел только пар от твоего кушанья, поэтому и тебе следует получить только звук от его монеты. А теперь идите каждый своей дорогой!
Охота пуще неволи
У медведицы Мецаны, у Мецаны-Тодораны на уме одна забота: жить в довольстве и покое, а с людьми ей неохота.
С ней несчастье приключилось: в том лесу, где и родилась, и жила она чудесно, от народа стало тесно. Там на каждой на поляне и крестьянки, и крестьяне, пастухи и лесорубы… Не спасти медвежьей шубы!
За глубокими долами, за высокими горами, где с орлом играют тучи, есть заветный бор дремучий. Там лишь ветер вольный рыщет и никто там не услышит ни вблизи, ни издалече громкой речи человечьей. Там вода и травы чисты — ни ногой туда туристы.
И Мецана с медвежонком, с косолапым постреленком, от людской коварной злобы убежала в те чащобы.
Дни за днями пролетали.
— Ну, Медунчо, не пора ли перестать тебе лениться? Не пора ль тебе учиться? — медвежонку утром рано так сказала раз Мецана. — Ремесло у нас такое: без добычи нет покоя. Раздели со мной заботу — вместе выйдем на охоту.
Улетает муть ночная, расцветает глушь лесная. И Медунчо, и Мецана по глухим бредут полянам. Из ключа под елью сонной напились воды студеной и наткнулись спозаранку на укромную полянку. А на той полянке травку, шелковистую муравку щиплет — надо ж так случиться! — беззащитная ослица.
— Ах, Медунчо, здесь в два счёта наша кончится охота! — восклицает тут Мецана и быстрее урагана на ослицу налетает, тяжкой лапой ударяет.
Ошарашена ослица. Всё в глазах у ней двоится.
А Мецана медвежонку, косолапке-пострелёнку говорит:
— Ну, в шляпе дело, кушанье само приспело! И на кушанье к обеду я домой верхом поеду. Ради случая такого ты осла тяни за повод. Это тоже ведь наука — в этом я тебе порука.
Тут Мецана изловчилась, на ослицу взгромоздилась, а Медун за повод взялся, на ослицу раскричался.
«Видно, мне не открутиться, — говорит себе ослица, — так не буду гибнуть просто и ни за что, и ни про что!»
И ослица ну метаться, ну лягаться и брыкаться и притом визжать сердито:
— Знай ослиные копыта!
Ходуном пошла поляна. Перепугана Мецана, невдомёк ей, что случилось: на земле вдруг очутилась! Повод тут Медун бросает, без оглядки убегает.
А ослица с перепугу продолжает что есть духу и метаться, и кусаться, и лягаться и брыкаться, и реветь, со страху тоже:
— Помоги мне, милый боже!
Что поделать тут Мецане? Перед нею всё в тумане, и лежит она, вздыхает, от раскаянья рыдает.
Вот ослица укротилась и к Мецане обратилась:
— Не медвежье это дело на ослице ездить смело. Поделом вору и мука! А тебе вперёд наука.
Белка-воровка
Была в дремучем лесу чудесная полянка. Солнце с утра до вечера заливало ту полянку своими лучами, а посередине её бил родник. Нога человека редко ступала в этот укромный уголок, и в нём царили покой и безмятежная тишина. Сюда прибегал заяц и без опаски резвился на солнце. Приходили серны напиться воды из родника. На высоких деревьях вокруг полянки выводили птенцов горлинки, и их весёлое воркование оживляло лесную глушь.