Сказки, стр. 3

Ночью, когда все уснули, жена труса поднялась, выглянула в окно и закричала:

— Ах, муженёк, проснись, погляди, что во дворе делается!

— Что за крик? Ты в своем уме? — спросил муж, побледнев от страха.

— Волки, муженёк, волки! За товарищем пришли. Выйди и разделайся с ними!..

— Слушай, жена, скажи им, что я не убивал его… Он сам околел.

И трус, укрывшись с головой, притворился спящим. А у самого сердце так и колотится — вот-вот из груди выскочит.

Жена вышла во двор и скоро вернулась.

— Говорила я им, муженёк, не верят! Тебя требуют. Выйди и разгони их!

— Как же мне разогнать-то их, жена? Я, было, так сладко уснул, а тут вставай из-за каких-то волков. Пойди скажи им, пусть убираются.

— Слушай, муженёк, возьми навой, вскинь на плечо, будто ружьё, они и убегут.

Муж согласился. Вскинул навой на плечо, будто ружьё, и вышел в сени.

— И ты со мной иди, жена!

— Иду, иду, — отозвалась жена и дернула за веревку. Пустые ульи так и загромыхали друг о друга.

Трус подумал, что это волки, и шарахнулся обратно.

Навой застрял в дверях, и трус — ни туда, ни сюда…

— Ой-ой-ой, братцы волки, пустите! — закричал он, подумав, что это звери поймали его. — Пустите, я его околелым нашел… Околелым!..

Про дядюшку Петра

Взобрался дядюшка Пётр на свою лошадь и поехал в город. Дорога проходила среди садов, и над его головой свисали ветки, усыпанные спелыми черешнями.

Дядюшка Пётр остановил лошадку, оперся ногами о стремена, приподнялся и стал рвать черешни. Рвёт и ест, рвёт и ест, а сам думает:

«Если сейчас кто-нибудь крикнет моей кобылке: „Но!“ — как пить дать, упаду и разобьюсь».

Только успел дядюшка Пётр подумать об этом, как с языка у него само собой сорвалось:

— Но!..

Лошадь тронулась, и дядюшка Пётр очутился на земле.

Три упрямца

Однажды трое товарищей шли через лес. Встретился им какой-то человек и поздоровался.

Все трое ответили ему и тотчас же заспорили.

— Этот человек со мной поздоровался, — сказал один. — Мы с ним знакомы уж и не помню с каких пор!

— Не с тобой, а со мной, — промолвил второй. — Мы с ним сызмальства дружим.

— Человек этот не с вами поздоровался, приятели, а со мной. Мы с ним старинные друзья! — отрезал третий.

Спорили они, спорили и поругались, да так, что дело до драки дошло…

Тогда один из них сказал:

— Чего мы ссоримся? Давайте-ка лучше пойдём к судье. Пусть решит, кто прав.

Отряхнулись упрямцы и — прямиком к судье. Тот расспросил их одного за другим, выслушал и сказал:

— Все вы, как я погляжу, одного поля ягоды, и прав будет тот, кто упрямее остальных.

И судья начал расспрашивать, кто, когда и как проявил своё упрямство.

Первый начал:

— Один раз я заболел, и лекарь запретил мне есть яйца. Но когда матушка наварила яиц, я не утерпел и стащил одно, чтобы съесть тайком. И поди же ты, в это время дверь скрипнула, я с испугу и сунул его в рот. Тут вошёл лекарь. Увидел, что у меня щёку раздуло, удивился и стал допытываться, что и как. А после велел рот разинуть. Но я наперекор ему ни слова не говорю и рта не раскрываю.

— Эта опухоль злокачественная, — сказал он. — Придется вырезать.

Достал он ножичек, разрезал мне щёку и глазам своим не поверил, когда яйцо вытащил. С тех пор у меня и шрам на щеке.

Второй сказал:

— Однажды вечером легли мы спать, а дверь запереть забыли. Ночью забрались к нам разбойники и стали хватать всё, что ни попадется. Напрасно жена упрашивала меня встать и прогнать разбойников. Наперекор ей, я и с места не двинулся. Они обобрали весь дом, а под конец стянули с меня одеяло. Но я всё равно не встал.

Третий рассказал:

— Как-то заболел у меня зуб, и я отправился к врачу. Он посмотрел мне зубы и спросил, какой из них болит. А я заупрямился и сказал:

— Сам догадайся — на то ты и врач!

Тогда он ещё раз осмотрел зубы и выдернул один.

— Наверное, это и есть больной, — сказал он и протянул мне зуб.

— Нет! Не этот, — ответил я.

Он вырвал другой.

— И это не тот!

Он вырвал ещё один, потом ещё один и так все до одного, но я все равно не сказал, какой из них больной.

Судья терпеливо выслушал их и решил:

— Все вы упрямцы, каких свет не видывал, и потому каждый из вас прав. Тот человек поздоровался со всеми вами, но не из уважения, а из страха.

Про хаджи и его чабана

Один человек очень разбогател и решил отправиться на поклонение к божьему гробу, иными словами, решил стать хаджи. В те времена на такую дорогу много времени требовалось, что же с овцами-то делать? А было у него ни много, ни мало — триста овец. Стал он спрашивать да расспрашивать и наконец нашёл подходящего чабана, подрядил его и сказал:

— Я на поклонение к божьему гробу отправляюсь. Оставляю тебе триста овец. Смотри береги их. Когда вернусь, ты передо мной за всё в ответе будешь. С чистой совестью должен меня встретить.

— Не бойся, хозяин. В добрый час! Уж я позабочусь о стаде.

Только хозяин уехал, чабан взял да и продал полстада, а деньги в карман себе положил. Когда настало время хозяину воротиться, чабан и другую половину стада продал. Лишь одну овцу оставил пастись в саду у хаджи.

Когда хаджи вернулся, чабан зарезал последнюю овцу, взял её шкуру, взял крынку простокваши и явился к хозяину.

— Добро пожаловать, хаджи, с приездом!

— Спасибо! Ну, как стадо?

— Про стадо и не спрашивай, хаджи. Рассчитаюсь я с тобой вчистую.

— Вчистую, так вчистую, рассказывай.

— Не минуло и двух-трёх месяцев с твоего отъезда, как прошёл слух, будто ты помер, в море утонул. До того мне стало тебя жаль, что я половину овец продал, а деньги нищим роздал за упокой твоей души. После узнал я, что ты жив. Взял я и продал остальных овечек, только одну оставил, а деньги роздал нищим, чтобы свечки за твоё здоровье поставили.

— Ну, а последняя овца где?

— Как прослышал я, что ты воротился, взял зарезал её и угощение беднякам устроил. Как видишь, хаджи, рассчитался я с тобой вчистую. Вот и шкура последней овцы, а вот тебе и крынка простокваши в подарок.

Понял хаджи, в чём дело, рассердился, схватил крынку, простоквашу на голову чабану вылил и прогнал его прочь.

Вышел чабан на улицу, а лицо у него простоквашей залито. Собрался вокруг народ, диву дается.

А чабан говорит:

— Чему вы дивитесь? Кто вчистую рассчитается, у того и совесть чиста, и лицо бело.

Про лентяя

Пара воробьев устроила себе гнездо на винограднике одного лентяя.

Пришло время перекапывать виноградник. Лентяй вскинул на плечо мотыгу и отправился на работу. Придя на виноградник, он уселся отдохнуть под черешней. Увидали его из гнезда воробьи, перепугались, выскочили поскорее.

— Вот видишь, — зачирикала воробьиха, — пропало наше гнездо! Разве можно было устраивать его на винограднике? Пришёл человек с мотыгой и разорит его.

Нечего заранее о худом думать, жёнушка, может, и не разорит.

В это время лентяй поднялся и стал пробовать землю. Копнул здесь, копнул там — земля, как камень. От долгой засухи спеклась.

Вернулся лентяй под черешню, уселся в тени, вздохнул и сказал:

— Эх, землица, землица, не посчастливилось тебе с моей мотыгой познакомиться. Но ничего, дай срок, пойдёт дождь, тогда увидишь… А сейчас, дай-ка я червячка заморю, да вздремлю маленько.

Тут лентяй вытащил из сумы хлеб да соль, поел, трубку табаком набил, высек кресалом огонь, выкурил не торопясь трубочку, зевнул разок-другой и заснул сладким сном.

Когда он к вечеру проснулся, воробьи пуще прежнего переполошились и зачирикали: «Сейчас хозяин примется за работу. Пришёл нашему гнезду конец!»