Мираж черной пустыни, стр. 32
Все смотрели и ждали.
Наконец молодой вождь вышел на улицу: в его руках лежало обнаженное тельце его новорожденной дочери.
— Она жива! — прокричал он, поднимая ее высоко над головой. — И моя жена тоже жива! Она вернулась из царства мертвых!
Толпа разразилась ликующими криками.
Матенге подошел к Грейс, на его лице вновь была написана гордость. Он передал ей ребенка, затем нагнулся и поднял с земли запылившуюся Библию. Взвесив ее в руке, Матенге сказал:
— Вы расскажете мне о своем Боге.
Старуха Вачера, знахарка племени, скрылась во мраке хижины.
11
Дом был готов.
Делая последние стежки, Роуз не могла сдержать своего возбуждения. Сегодняшний день был просто волшебным, потому что завтра она переезжает в новый дом!
Она, напевая себе под нос, сложила рамку для вышивки и вручила ее девочке-африканке. Миссис Пемброук усадила десятимесячную Мону в коляску и любовно подоткнула под нее одеяльце. Двумя другими членами этой компании были два африканских мальчика, один из которых нес корзину с едой, а другой заботился об обезьянке и двух попугаях. Роуз несла сумку с нитками. Все направились назад, в лагерь.
На поляне звучала музыка из шелеста сухих эвкалиптовых веток, шепота ветра, гуляющего среди верхушек кустов, чириканья и пения птиц, мелькающих яркими пятнами высоко в листве. Обычно Роуз с большой неохотой покидала эту поляну, скрытую и защищенную окружавшим ее лесом, и симпатичную белую беседку, которую построил для нее Валентин, но сегодня ей не терпелось поскорее приступить к последним приготовлениям к переезду.
У Валентина была страсть к церемониям! Вот уже целую неделю дом стоял полностью готовым для проживания: была расставлена мебель, на окнах висели занавески, на полах лежали ковры, в декабрьском воздухе витал запах свежей краски. Но он настоял на официальном открытии. Слуги репетировали целую неделю: улыбающиеся африканцы в белых длинных канзу и красных пиджаках учились выстраиваться шеренгой по обеим сторонам лестницы, ведущей к центральной входной двери. Даже красная ковровая дорожка была приготовлена! Первой с букетом в руках должна будет войти Роуз, рядом с ней будет идти Валентин, затем Грейс и Дональды, в то время как гости, собравшись полукругом, будут стоять перед домом и аплодировать.
Роуз дрожала от нетерпения. Ее платье, сшитое по последнему писку моды — такое носила сама королева, — прибыло из Парижа еще две недели назад.
Глаза всех двухсот гостей просто вылезут из орбит — Роуз в этом нисколько не сомневалась, — когда они увидят ее в этом платье, выходящей из запряженной украшенными пони кареты и идущей по лестнице.
Она еще не была внутри дома, поэтому сгорала от нетерпения поскорее попасть туда. У Валентина была потрясающая способность устраивать сюрпризы, он умело придумывал и организовывал их. Именно из-за этого она и влюбилась в него, когда он еще только ухаживал за ней.
Роуз бросила взгляд через плечо.
— Поторапливайтесь, миссис Пемброук. Вы еле ползете! — сказала она няне.
— Прошу прощения, ваша светлость, — ответила пожилая женщина, везя коляску по грязной бугристой тропе.
Несмотря на сильную тряску, Мона сидела абсолютно спокойно и смотрела большими глазками на окружающий их лес. Она была спокойной, не капризной, к большому облегчению миссис Пемброук, и очень хорошенькой в своем платьице с оборками и подходящем к нему чепчике. И очень умной, как думала няня. Мона уже пыталась произносить слова и ходить без посторонней помощи. И это в десять-то месяцев! Однако родители не обращали на это никакого внимания. Когда леди Роуз изъявляла желание позаниматься с дочерью, она делала это совершенно по-детски: играла с Моной, словно с куклой. Что касается его светлости, то догадаться о том, что у него есть ребенок, по нему было совершенно невозможно!
Как много еще нужно было сделать! Основную часть вещей Роуз уже перенесли в дом, однако следовало упаковать личные вещи: косметику, туалетные принадлежности, ночные вещи. Ну и конечно, необходимо было посадить розы. И волосы уложить. Грейс предложила ей услуги парикмахера и пообещала сделать прическу со страниц одного американского журнала. Они собирались шокировать публику новым стилем — горячей завивкой волос.
— Ну, поторапливайтесь же, миссис Пемброук, — снова сказала Роуз.
Она была одета в бледно-розовое кисейное платье с глубоким круглым декольте, обрамленным большой оборкой. Светлые волосы, которые в скором времени собирались коротко обрезать и завить, были собраны на макушке; только вокруг лица струились несколько прядок. Когда Роуз выходила на островки света, пробивающегося сквозь деревья, она становилась похожей на прозрачную лесную фею.
Когда эта живописная маленькая компания вышла из леса на поляну, они увидели внизу Дом поющих птиц, незамысловатую клинику, к которой вела уже проторенная тропа, а чуть подальше — поляну с одинокой хижиной и древним фиговым деревом.
Роуз окликнула и помахала Грейс, но та ее не услышала.
Под соломенной крышей клиники толпились люди: беременные женщины, больные дети и страдающие зубной болью мужчины. После той памятной операции, проведенной в деревне два месяца назад, репутация Грейс распространялась по земле кикую как лесной пожар. Каждое утро теперь она просыпалась и видела ожидающих ее африканцев. Три раза в неделю к ней приезжала Люсиль Дональд и читала детям Библию.
Все было замечательно! Роуз чувствовала себя парящей над землей. Давно прошел шок, который она испытала в прошлом марте, когда приехала и увидела здесь удручающую картину. Несмотря на отсутствие дождей и ухудшающуюся экономику, на что жаловались все поселенцы, сейчас она не видела причин чувствовать себя несчастной.
Роуз замедлила шаг. Она отказывалась верить своим глазам: пожилая женщина и ее внучка снова были там. Они вновь отстраивали свою хижину! Какой по счету раз? Четвертый? Валентин снес все хижины, и семья Матенге переселилась за реку. Только эта знахарка и ее молодая преемница упрямо отказывались подчиниться его приказу: каждый раз, когда трактор сносил хижину, они возводили ее заново. Для Роуз это было загадкой.
Ей вспомнился последний визит этих двух женщин в лагерь. Впереди с гордо поднятой головой, увешанная бусами, медными украшениями и раковинами, шла старуха; следом двигалась молодая женщина с маленьким мальчиком на руках. Они кланялись, робко улыбались и говорили так тихо, что их едва было слышно. Мальчишка-слуга Грейс перевел: они никого не хотели обидеть, только предупредить бвана, что по какой-то неведомой причине их хижина продолжала рушиться и что они желают, чтобы их хижина стояла там, где она стоит, поскольку это было место, где они жили и где должны были продолжать жить, чтобы выполнять свой святой долг и служить предкам, которые обитали в этом фиговом дереве.
И это был их четвертый визит! Терпение и стойкость двух женщин кикую поразили Роуз. Все четыре раза они приходили с дарами в виде коз и бус, убеждали Валентина в том, что они никого ни в чем не обвиняют и не хотят проблем, а только желают напомнить духам ветра о том, что хижина стояла на священной земле и что ей никак нельзя было разрушаться.
Какими любопытными существами были для Роуз эти две женщины, очень похожие друг на друга, за исключением того, что бабушка была меньше и темнее, как и все пожилые женщины кикую. В них было море достоинства; даже мальчик, сидящий на бедре у матери, почтенно молчал, словно понимая важность ситуации.
Валентин напомнил им, что это его земля, поскольку он купил ее у вождя Матенге, и отослал их домой с мешками зерна и мешком драгоценного сахара.
И вот они снова трудились — старуха-знахарка и ее внучка, — возводя новую хижину, самостоятельно, спокойно и безмолвно. «Интересно, — подумала Роуз, — знают ли они о том, что Валентин назначил на завтра выкорчевку фигового дерева, чтобы построить на его месте поле для игры в поло?»
Чуть дальше, за палаточным лагерем, стоял символ незыблемого оптимизма Валентина — новенький пульпер — протирочная машина, только что привезенная из Вест-Индии. Несмотря на то что эта машина понадобится ему только через два или три года, когда созреет первый урожай кофе, она была уже готова и ждала того момента, когда сможет снять с первых плодов мягкую красную оболочку и отделить от нее кофейные зерна.