Искатель приключений. Книга 2, стр. 37
Мадемуазель Артемиза, казалось, была более испугана и встревожена, чем ее мать.
Сделав несколько шагов вперед, графиня де Сент-Анилль остановилась. Она не произнесла ни одного слова, но глаза се, устремившись на ночных посетителей, говорили ясно: «Чего вы хотите от меня?»
Полицейский не заставил ее ждать.
— Я имею честь говорить с графиней де Сент-Аниллъ и мадемуазель Артемизой де Сент-Анилль, ее дочерью?
— Да, — отвечала графиня. — Тот, кто носит такое имя, как мое, никогда не отрекается от него, даже при виде опасности… особенно при виде опасности…
Полицейский снова поклонился. Потом продолжил:
— Графиня, обязанность, призвавшая меня сюда, весьма тягостна…
— Исполняйте ваш долг, каков бы он ни был.
— Я должен, графиня, прочесть вам тайное повеление, касающееся вас и вашей дочери…
— Я вас слушаю… мы вас слушаем…
Полицейский развернул пергамент и прочел громким и внятным голосом тайное повеление, в котором говорилось, что его высочество регент, вследствие неудовольствия, причины которого не обозначались, повелевал экзекутору уголовного суда Легу немедленно отправиться на улицу Бурдоннэ, в дом Дюрана, торговца сукнами, бархатом и шелковыми тканями, арестовать там вдовствующую графиню де Сент-Анилль с дочерью и, не позволяя им даже уложить свои вещи, кроме самых необходимых, отвезти их в почтовой карете по лионской дороге, безостановочно, в замок Гиер, где они будут содержаться в заключении. Регент предписывает исполнить все это, оказывая величайшее уважение графине и ее дочери.
Пока полицейский читал, Дюран бледнел все более и более. Лицо же графини оставалось по-прежнему бесстрастно.
— Могу я позвать мою горничную? — спросила она полицейского, когда тот кончил чтение.
— Можете, графиня.
Графиня позвонила и сказала вошедшей горничной:
— Жавотта, уложи в чемодан самое необходимое белье для мадемуазель де Сент-Анилль и для меня… остальное пришли к нам после, если окажется нужно, в чем я сомневаюсь… Я понимаю, кто подготовил нам этот удар… — прибавила графиня, как бы говоря сама с собой. — Кардинал торжествует теперь… но у меня есть могущественные друзья… ему нелегко будет устоять!.. Любезный Дюран, — прибавила она, обращаясь к торговцу и удостоив протянуть ему руку, — мне жаль, что все это случилось в вашем доме; жаль, что вас так обеспокоили…
Дюран бросился к графине, чуть не стал перед ней на колени и, схватив ее руку, покрыл ее почтительными поцелуями, вскричав:
— Ах! графиня! графиня! можете ли вы думать обо мне в такую минуту!..
— Я знаю, что вы мне преданы, любезный Дюран, и благодарю вас.
— Предан, графиня!.. ах! дай Бог, чтоб я мог, ценою какой бы то ни было жертвы, избавить вас от неприятности…
— Благодарю вас, любезный Дюран, я буду помнить это…
— Ах! графиня, вы уже слишком много сделали для меня…
— Я остаюсь вам должна, любезный Дюран…
— Не говорите об этом, графиня, умоляю вас…
— Напротив, буду говорить…
— К чему, Боже мой?.. к чему?..
— Граф Сципион, сын мой, приедет через несколько дней… он вам заплатит.
— Ах! графиня… совсем не к чему торопиться… Располагайте мной… Я совершенно спокоен, потому что обеспечен… правда, за ткани еще не заплачено… но ваш сын не будет спорить?..
— Он будет спорить с вами?! Как же мало вы его знаете! Притом, пусть позовут Рива…
Горничная, укладывавшая чемодан, побежала за управителем. Он пришел, еще сонный и не подозревая, что случилось. Мы не сумеем описать достойным образом его изумление и горе. Графиня перебила его отчаянное восклицание.
— Любезный Рива, прошу вас засвидетельствовать моему сыну, графу Сципиону, что требования честного Дюрана основательны…
— Ах! графиня, — вскричал Рива, — граф заплатит, закрыв глаза…
— Графика, — сказал тогда полицейский чиновник, — позвольте мне иметь честь заметать вам, что время проходит, а я получил строгие приказания…
— Мы готовы.
Однако в эту минуту твердость благородной дамы, казалось, несколько изменилась. Она выказала знаки волнения и чуть было не упала от слабости. Все поспешили поддержать ее, и скоро к ней возвратилось присутствие духа. Графиня Артемиза рыдала и обнимала мать, как будто их хотели разлучить.
— Милостивый государь, — сказал Рива полицейскому, — я управитель графини… от вас ли зависит оказать мне милость позволить проводить ее, хотя бы из человеколюбия?
Легу возразил, что он хотя к полицейский чиновник, но так же человеколюбив, как и всякий человек, и что не видит никакой причины отказать в подобной просьбе. Это позволение, по-видимому, облегчило графиню.
— Если вам угодно, мы следуем за вами, — сказала она.
Полицейский подал ей руку. Благодарная дама не смела отказаться: она поняла как нельзя лучше, что под этой вежливостью таился надзор. Артемиза шла за матерью, вытирая глаза. Потом шла Жавотта с чемоданом. Дюран и Рива следовали позади. Управитель, наклонившись к уху купца, шепнул ему:
— Государственная тайна, о которой я вам говорил накануне, сыграла с нами плохую шутку: это было оружие с двумя остриями!.. Теперь оно ранило нас… но у нас руки длинные и мы еще отплатим…
Дюран мог только отвечать тяжелыми вздохами. Рива продолжал:
— Завтра я вернусь в Париж… Я буду здесь к двум часам… Ждите меня обедать.
Между тем вся эта процессия дошла до дверей на улицу. Там ждала карета, запряженная четверней. Полицейский посадил в нее обеих дам, потом сел вместе с Рива напротив них. Графиня сделала рукою последний прощальный знак огорченному Дюрану. Легу закричал:
— Пошел по лионской дороге!
И лошади поскакали галопом.
XIII. Развязка
Пока стук колес раздавался по мостовой, Дюран оставался у дверей. Когда этот стук совершенно затих вдали, бедный купец, почти обезумев от этих удивительных происшествий, решился вернуться в свою комнату. Его ждала жена в ужасной лихорадке любопытства и беспокойства. Никто в эту ночь не спал в доме Дюрана. Предположения супругов насчет этой ужасной немилости выражались различными способами. Что выйдет из этого? Долго ли две знатные дамы будут содержаться в заключении? В борьбе, начавшейся между кардиналом и графиней, Дюбуа останется победителем или побежденным? Наконец, изменит ли катастрофа распоряжения, сделанные в пользу префекта и кавалера ордена Св. Михаила? Все это было очень важно, и в подобном случае головы даже поумнее, чем у Дюрана и его супруги, призадумались бы не на шутку. Графиня, уезжая, ничего не сказала насчет звания префекта. Правда, присутствие полицейского Легу было препятствием для всякого откровенного разговора.
Но завтра возвратится управитель и, без сомнения, доставит все нужные объяснения относительно этого печального происшествия и его последствий.
— Знаешь ли, Дюран, — сказала вдруг почтенная супруга купца, — знаешь ли, что эта милая графиня осталась должна нам очень большую сумму?
— Точно, очень большую, — согласился Дюран.
— Посмотри-ка в счетной книге, как велика эта сумма…
— Мне не нужно смотреть в книгу… я и так знаю, сколько она должна.
— Например?
— Более ста пятидесяти тысяч ливров…
— Неужели?
— Да!
— И ты не беспокоишься?..
— Беспокоиться? зачем? Положим, дела их пойдут очень дурно, но чем мы рискуем? мы обеспечены!
— Ах да, бриллиантами…
— Без них, признаюсь, я порядочно трусил бы…
— Но… ты твердо уверен?..
— В чем?
— В том, чего стоят эти камни?..
— Ты меня принимаешь за ребенка, что ли?
— Нет, но…
— Тут нет никаких «но»… бриллианты стоят, по крайней мере, пятьсот тысяч… это, кажется, достаточное обеспечение для полутораста тысяч долга…
— Конечно!..
— Стало быть, как ты видишь, нечего мучить себя понапрасну…
— Однако, если графиня останется в тюрьме, а граф, ее сын, не захочет нам заплатить?..
— Это невероятно…
— Пусть так. Однако, если это случится, что ты будешь делать?