Искатель приключений. Книга 1, стр. 60

Бенуа первый прервал молчание, и то знаками, как глухонемой. Он указал на Рауля, потом на себя, потом на троих своих сообщников и два раза сделал вид, будто аплодирует. Это был новый и весьма замысловатый способ показывать, что все исполнили свой долг. Майор и виконт это поняли, и так как другие занятия призывали их в другое место, они молча пожали руки дяде и племяннице и вышли на цыпочках из лавки «Серебряный Баран».

Бенуа, Эмрода и Рауль остались одни.

XVIII. Наяда

Через две минуты Эмрода подошла к мнимому дяде и шепнула ему:

— Я уйду!..

— Куда? — спросил Бенуа, тем же тоном.

— По своим делам! Мне кажется, мой милый сообщник, что вы становитесь очень любопытны!..

— Опять какая-нибудь интрижка!..

— Может быть.

— Безумная голова!

— Старый ворчун!

— Но, — продолжал Бенуа, указывая на Рауля, — если он спросит о вас, когда проснется?..

— Есть чем думать! Отвечайте ему просто, что я ушла в свою комнату; я думаю, что это очень естественно и даже прилично.

— Кажется, бедняжка влюбился в вас серьезно…

— Не говорите этого.

— Отчего?

— Оттого, что эта любовь очень меня огорчает…

— Вы шутите?

— Нисколько! Весь вечер у меня ныло сердце!.. Я чувствовала угрызение совести, оттого что я ваша сообщница в этом гнусном деле!.. Знаете ли, ведь это гнусность грабить таким образом несчастного молодого человека?

— Знаю ли? — возразил Бенуа. — Еще бы!.. Да, я знаю, что это гнусность, но она прибыльна, а мы часто делаем такие гнусности, которые не приносят нам ничего!..

— Этот молодой человек очарователен! — прошептала Эмрода, с меланхолическим видом потупив свои прекрасные глаза, которые были устремлены на Рауля, пока говорил Бенуа.

— Берегитесь, душечка! — возразил последний. — Пожалуй, вы не шутя влюбитесь в кавалера Рауля де ла Транблэ!..

— Может быть…

— Что вы сказали?..

— Я сказала: может быть.

— Что же вы будете делать в таком случае?

— Я спасу этого молодого человека и вырву его из ваших когтей!..

— Извините, моя милая, мне кажется, что вы забыли..

— Что?

— Одну статью в уставе нашего общества…

— Какую?

— А вот эту: «Если кто-нибудь из нас изменит интересам общества и будет способствовать неудаче предприятия, начатого нами, этот вероломный сообщник будет исключен, и каждый из нас даст клятву преследовать его всегда и повсюду своей ненавистью и мщением»…

Эмрода опустила голову и ничего не отвечала.

— Теперь вспомнили? — спросил Бенуа лукаво.

— Да, — прошептала девушка.

— Очень хорошо!.. Не будем же более говорить о вещах бесполезных, и если вас ждут где-нибудь в другом месте, ступайте, милое дитя, я вас не удерживаю…

— Когда я вам буду нужна?..

— Завтра.

— В котором часу?

— В двенадцать.

— Где?

— Здесь.

— Приду непременно.

— Надеюсь…

— Прощай, старый черт!

— Прощай, очаровательный бесенок!

Эмрода набросила на плечи плащ из простой материи, закрыла капюшоном лицо, что придало ей внешность гризетки, возвращающейся с работы, бросила на Рауля последний томный и почти печальный взгляд и вышла. Николас Бенуа опять сел напротив кавалера и принялся пить,

Было около полуночи, когда мнимый купец, найдя, что гость его довольно поспал, встал из-за стола и опрокинул стул. Рауль проснулся, глаза его были еще сонные, и совершенный беспорядок господствовал в его мыслях.

— Что это? — прошептал он. — Где я?

— У вашего лучшего друга, — отвечал Бенуа медовым голосом.

Звук этого голоса заставил Рауля опомниться. Он с удивлением осмотрелся кругом. Бенуа понял этот взгляд и сказал, улыбаясь:

— Гости наши уехали, племянница легла, мы одни…

— Я заснул! — вскричал Рауль в смущении.

— И прекрасно сделали, мой юный друг!.. Разве вы здесь не как дома?..

— Но ваша племянница и эти господа… что могут они подумать обо мне?..

— Они подумают, что вы устали от продолжительного путешествия верхом и уступили непреодолимому сну… Вот и все!.. Ничего не может быть проще!

— Вы удостоверяете меня, что они не получили обо мне слишком невыгодного мнения?..

— Клянусь вам честью!..

— Ах! Вы меня успокаиваете немножко…

— Успокойтесь совершенно!..

— Теперь, любезный хозяин, позвольте мне поблагодарить вас за ваше любезное гостеприимство и проститься с вами…

— К чему вы торопитесь?

— Уже поздно, а голова у меня тяжела.

— Когда я буду иметь честь увидеть вас?..

— Когда вы хотите?

— Чем скорее, тем лучше. Вы знаете, что завтра утром мы получим известие о вашем деле…

— Надеетесь вы, что оно удастся?..

— Не сомневаюсь нисколько…

— Но я не знаю, должен ли принять ваше великодушное предложение насчет десяти тысяч франков…

— Почему же?

— Боюсь употребить во зло…

— Дитя! Я предлагаю вам эти деньги от всего сердца; притом сам не знаю почему, но мне кажется, что вы как будто принадлежите к моему семейству…

Этот слишком ясный намек на возможность брака Эмроды и Рауля заставил забиться сердце молодого человека. Он опять схватил руку Бенуа и пожал ее.

— По всей вероятности, — продолжал Бенуа, — завтра утром я увижу майора, около полудня заеду к вам, и если у вас не будет других планов, вы поедете со мной повидаться с моей племянницей, которая будет очень рада вас видеть…

— Вы думаете? — спросил Рауль с восторгом.

— Я хочу доставить ей самой удовольствие сказать вам об этом…

Этими словами окончился разговор. Бенуа и Рауль отправились на бульвар. Там Бенуа простился с кавалером, который остановил портшез и велел отнести себя в гостиницу «Золотое Руно».

Верный данному приказанию, Жак не оставлял своего поста. Он сидел на чемодане, в котором заключалось все состояние его господина, и держал в обеих руках по пистолету, готовый выстрелить в каждого, кто захотел бы войти насильно в комнату, вверенную его охране.

— Все ли благополучно? — спросил Рауль.

— Все, кавалер.

— Никто не приходил?

— Никто.

— Хорошо. Ступай, мой милый, ты уже мне не нужен.

Жак не заставил повторить этих слов, которые снимали с него тяжелую ответственность и возвращали ему право спать спокойно. Рауль остался один. Он осмотрел пистолеты, положил их на стол возле своей кровати, лег, погасил свечу и заснул почти в ту же минуту глубоким, благодетельным сном. Самые приятные сны, сны любви и счастья, снились ему на этот раз.

Сначала Раулю казалось, будто маленькая и узкая комната, в которой он находился, превратилась вдруг в веселый сад, настоящий оазис зелени, напитанной благоуханием цветов; сладостное пение птиц делало из этого сада как бы жилище Гармонии. Только — странное дело! — в самой середине его, на мраморном пьедестале, вместо статуи стоял черный кожаный чемодан, в котором находилось сорок тысяч ливров. Среди чудес веселой природы чемодан этот производил странный эффект. Но вдруг с ним произошло неожиданное превращение. Черная кожа превратилась в белый мрамор. Чемодан принял форму раковины. Послышался шелест, похожий на журчание воды, и из раковины брызнул шумный ключ, превратившийся сначала в ручей, а потом в реку. Этот новый Пактол катил свои волны из чистого золота, потому что каждая капля воды, вытекавшая из фонтана, тотчас же превращалась в луидор. Де ла Транблэ с радостным изумлением присутствовал при этом неожиданном зрелище, как вдруг нежная, почти небесная музыка раздалась в воздухе, между тем, как гармонический голос пел строфы, которые можно было бы передать таким образом:

«Наяда золотой реки явится в этих местах! Слава ей! Птицы, пойте самые сладостные ваши песни; цветы, разливайте ваше сладостнейшее благоухание! Вот наяда золотой реки!..»

Наяда наконец показалась. Она была прекрасна своей молодостью, прекрасна своими божественными прелестями, прекрасна в особенности своим нарядом, который присвоили себе богини из кокетства. Рауль вскрикнул от изумления и восторга. Он узнал Эмроду.