Королева викингов, стр. 45

Вот потому-то Эйрик проснулся посредине второй ночи, которую Хальвдан провел в пути.

Может быть, то была удача, может быть, так было предсказано в песне, которую норны пропели над его колыбелью, может быть, его спасли охраняющие заклинания Гуннхильд. Дом в Сёльви оказался очень грязным; его, похоже, даже не проветривали подолгу. Воины ничего не имели против этого духа, но Эйрик приказал положить свежей соломы в сарае у стены и спал там, снаружи.

От сна короля пробудил стук множества копыт и голоса. Он тут же вскочил на ноги. Его рука безошибочно нашла лежавшее подле него копье. Тихо, как кошка, он приоткрыл дверь на маленькую щелку и выглянул наружу. В небе сияла почти полная луна, окруженная морозным кольцом. Пар от дыхания клубился облаком в ее ледяном свете. Среди ночных теней сверкали шлемы, кольчуги и оружие. Воины уже окружили дом.

Вот они спрыгнули с лошадей, обнажили мечи, подняли топоры, выставили вперед копья. Эйрик был уверен, что их передовой отряд должен был украдкой напасть на его дозоры, а затем вся дружина галопом промчалась последнюю милю.

Пока он смотрел, из дверей высыпали воины и сразу же были зарублены острым железом. Нападающих было много, и они стояли возле двери сплошной стеной. Вспыхнул разожженный от трута факел.

Эйрик знал, что они пришли за ним. Если они найдут его, то его сыновья будут приговорены к жалкой, презренной жизни или к безвременной смерти.

Пятеро из его дружинников посменно ночевали возле сарая в спальных мешках. Не замеченные в неверном лунном свете, они присоединились к нему.

— Мы можем броситься вперед и умереть вместе с нашими товарищами, — прошептал им Эйрик, — но будет лучше, если мы скроемся от них и отомстим. — Пошарив в темноте, он нашел свою одежду, подкольчужник и кольчугу. Все шестеро завернулись в плащи и, держась в тени, проскользнули к берегу. Корабли находились неподалеку; возле них дежурило несколько часовых. Эйрик выбрал один из кораблей и поднялся вместе с воинами на борт. Народу было очень мало, и корабль на веслах еле полз в сторону моря. За кормой, затмевая звезды, словно маячный костер, разгорался пожар, и рев пламени слабо долетал до беглецов, подобно шуму отдаленного прибоя.

На обратном пути Эйрик узнал, кто напал на него. Конунг Харальд, услыхав о случившемся, разъярился так, как с ним редко бывало. Сразу же он вместе с Эйриком собрал ополчение, чтобы идти войной на север. Хальвдан Черный прознал об этом и созвал собственное войско. Жители Траандло с готовностью шли под его знамя.

Однако в дело вмешались другие, желавшие все же закончить дело миром. Среди них был скальд Гутхорм Карлик. Он был при Хальвдане, но до того жил при Харальде и все еще оставался другом обоим. Некогда он сложил поэму во славу обоих. Когда же отец и сын предложили ему награду, он сказал, что хотел бы получить ее позже, но что они должны будут дать ему то, что он попросит. Короли согласились. Мало что могло сравниться с хорошо сложенной драпой — хвалебной песнью, — и человек чести не мог воздать меньшим. И теперь Гутхорм просил о мире. Благодаря его вмешательству и помощи других, возможно, прежде всего ярла Сигурда, короли пришли к соглашению. Хальвдан должен был заплатить за убитых и после того сохранял за собой власть; ему и Эйрику следовало не поднимать рук друг на друга.

Гуннхильд прижала к груди своего новорожденного сына Эрлинга. Хальвдан Черный пытался убить ее мужа. Больше того, ему это чуть не удалось. Значит, он заслужил смерть.

XVII

Войско, собранное против собственного сына, было последним из всех ополчений, который созвал в своей жизни Харальд Прекрасноволосый. Он не отправился с ним, так как был слишком стар для дальних странствий. Когда же наступил мир, то можно было подумать, будто нечто внутри его существа со вздохом распустило ту связь, которая соединяла старого конунга с его силой. После этого он почти все время сидел, плотно завернувшись в меха, и, возможно, в мыслях беседовал с друзьями, врагами и любимыми, которых давно уже не было в живых, или же заново сражался в своих давних битвах и слушал победные крики.

Эйрик и Гуннхильд находились вместе с ним в его большом имении на острове Кёрмт, лежащем недалеко от побережья Рогаланда возле юго-западной оконечности Норвегии. Они приехали туда, чтобы совершить жертвоприношение в день весеннего равноденствия. Харальд часто подолгу стоял на холодном ветру под моросящим дождем, заставлявшим огонь шипеть, а дым — стлаться по земле. Белую голову он держал все так же высоко, но его широкие плечи заметно ссутулились, как будто негнущиеся ноги с трудом удерживали тяжесть огромного живота. Возвращаясь в длинный дом, он двигался очень медленно. Гуннхильд часто видела, как его губы, полускрытые бородой, кривились от боли.

Тем вечером после еды он приказал своим главным телохранителям призвать всех к тишине. Даже дрова, горевшие в очагах, казалось, старались потрескивать потише. Глаза старика сверкали светло-серым стальным блеском. Его голос гремел почти так же, как десяток лет назад в пору его расцвета, но из-за нехватки многих зубов слова Харальд выговаривал невнятно.

— Слушайте и не говорите, что не слышали. Я, Харальд Хальвдансон, обращаюсь к вам, ваш король, сокрушивший всех королей и вождей, пытавшихся противостоять мне, и собравший всю Норвегию под свою руку. Я подавил викингов и грабителей, я дал справедливые законы, я принес процветание торговле и даровал стране богатство, я заставил мир трепетать перед нашим могуществом. Однако Элли, заставивший Тора встать на колени, властен и надо мной. Но пока я еще не ушел под землю, я позабочусь о том, чтобы мои дела не пошли прахом после того, как меня не станет, а перешли в сильные и умелые руки. Слушайте меня. Ныне я передаю моему сыну Эйрику всю ту власть, которой владел до сих пор. Я обращаюсь к вам, чтобы вы стали свидетелями этого и сообщили тингам по всей земле, когда они соберутся, дабы они приветствовали своего нового конунга. Отныне и впредь Эйрик будет рядом со мною.

Он тяжело опустился на место; по всему залу было слышно его частое хриплое неровное дыхание. Высокий, прямой, гибкий муж Гуннхильд поднялся с места, прошел между огнями и сел рядом с отцом. Присутствующие разразились приветственными криками, гремевшими, подобно волнам штормового прибоя, разбивающимся об утес.

Вплоть до самого отъезда из Кёрмта Гуннхильд улыбалась и была чрезвычайно любезна со всеми. Но она уже думала о том, что будет дальше. Этот дар не был неожиданным ни для нее, ни для мужа. Ни для братьев Эйрика.

Следующим летом к молодому конунгу все время поступали известия о братьях. Олав из Вингульмёрка, потребовавший себе после убийства Бьёрна Коробейника принадлежавший тому Викин, получил желаемое — народ приветствовал его и провозгласил королем по своему собственному выбору. При нем находились его сын Трюггви и сын Бьёрна Гудрёд — быстро взрослеющие юноши, которые вот-вот должны были превратиться в мужчин. Еще хуже того было положение в Траандхейме, где Хальвдан Черный тоже пользовался единодушной поддержкой жителей.

Эйрик сохранял власть над южными и западными землями и на севере до Моерра. Это было вовсе не так уж мало, судя по размеру владений и по их богатству. Однако братья отказались посылать ему дань и долю арендной платы, собранной со своих стран. Послы, которых он направлял к ним, возвращались ни с чем. Харальд Прекрасноволосый лишь бормотал, что все новые войны — это теперь дело Эйрика, а его, дескать, пусть оставят в покое с его мечтами.

— Да, он выгорел дотла, — печально сказала Гуннхильд, оставшись с мужем наедине в комнате, где их никто не мог подслушать.

— А ведь подобного пожара никогда еще не было, — заметил Эйрик.

— И ты позволишь ему разгореться? — Гуннхильд погладила его руку, ощущая под пальцами могучие сухожилия, золотые щекочущие волоски, и почувствовала, что кровь в ее жилах заструилась быстрее. — Нет, ты не допустишь этого.