Королева викингов, стр. 23

— А потом мы посмотрим, удастся ли нам убить их, — закончила Гуннхильд.

XVII

Гуннхильд отлично знала, что в том, что она наговорила о Вуокко и Аймо, было очень много преувеличений и даже просто выдумок. Но она желала, чтобы эти воины захотели напасть на колдунов, но все же действовали при этом без опрометчивости. А вдруг колдуны и впрямь могли замораживать людей взглядом и создавать чудовищные видения, которые сломили бы смелость самого доблестного мужчины. Они могли и не убивать, а сохранить Торольву жизнь, но сделать так, чтобы тот сказал Эйрику, что не нашел здесь ничего, достойного внимания. Она была полностью уверена лишь в том, что по доброй воле они не позволят ему увезти свою ученицу. А когда прибудет Ольв, они скажут, что запретили ей отплыть на этих кораблях ради ее же блага, так как видели, что ее ожидало несчастье. И, возможно, так оно и есть. А что, если колдуны, обезумев от ярости из-за ее отъезда, вызовут шторм, который погубит мореплавателей?

Так что им следовало умереть.

В дни, прошедшие после ее странствия по небу, она постоянно думала о том, как ей поступить, так что, встретившись с викингами, не колебалась. Прошлой ночью она во сне целовала Эйрика, испытывая пронизывающий трепет, словно от ледяной воды, и поняла, что ее заклинания действуют и он уже совсем рядом. Этим утром она говорила с финнами особенно ласково. Они просто истерзали себя, сказала она, и им необходимо как следует выспаться. Если бы они застрелили какую-нибудь жирную дичь, например несколько куропаток, дикого оленя, молодого тюленя — такие охотники, как они, смогут без труда найти добычу, как бы мало дичи ни было в округе, — то вкусная пища помогла бы им обрести умиротворение. Хотя колдуны чувствовали себя усталыми, они, конечно, не устояли перед ее просьбами и побрели в лес.

Но могли вернуться в любой момент.

— Пойдемте! — Гуннхильд подвела Торольва и его спутников к занавеске из шкур и отодвинула ее. — Встаньте позади. Не говорите ни слова, не кашляйте, не чихайте, а не то вам конец. Ждите и слушайте.

— Ты что-то слишком уж торопишься, — повернулся к ней Торольв.

Она топнула ногой.

— Мне приходится торопиться! И вам тоже. Ждите, слушайте и поймете, права я или нет.

— А не лучше ли нам убраться отсюда? — явно пересилив себя, сказал один из воинов.

Гуннхильд взглянула в глаза Торольву и улыбнулась. В том сразу же прибавилось решительности.

— Нет, — ответил он, — посмотрим на них. Женщина не убегает. Неужели мы окажемся трусливее, чем она?

Пристыженные воины последовали за ним.

Тем не менее он оставил занавес открытым и наблюдал за тем, что делала Гуннхильд. А она взяла кожаный мешок и выскользнула за дверь.

Небо было почти черным. Порой лучи низкого солнца прорывались между облаками, окрашивая все в цвет меди. Ветер выл, верхушки елей и сосен жалобно стонали. Воздух, обтекавший девушку, был холодным и плотным, как река, вытекающая из-под ледника. Гуннхильд запела и принялась разбрасывать золу из мешка перед входом и по полу в доме.

Едва успев закончить, сказала она:

— Они идут!

Торольв опустил занавеску.

Через внутреннюю дверь пролезли Аймо и Вуокко. К их спинам были приторочены части туши годовалого оленя. Руки были перемазаны в крови: они освежевали и разделали добычу на месте.

Гуннхильд рассмеялась:

— Приветствую вас дома. Вы вернулись слишком быстро: я не успела закончить уборку до вашего возвращения.

А волшебники застыли на месте, оглядывая дом.

— Кто здесь был? — спросил Вуокко.

— Никого, конечно.

— Это странно, — сказал Аймо. — Мы нашли поблизости человеческие следы, пошли по ним, но потом они исчезли.

Оба сильно устали и потому не могли как следует соображать.

— Ну, — со скукой в голосе предположила Гуннхильд, — возможно, кто-то проходил неподалеку, но не посмел подойти поближе и ушел той же дорогой. Я-то никого не видела, так как оставалась в доме. Завтра вы сможете найти его, если захотите.

Вуокко решил, что дело и впрямь не стоит дальнейшего обсуждения.

— Лучше посмотри, что мы принесли. Мы освежевали оленя на месте, чтобы тебе не пришлось с ним здесь возиться.

«К тому же так вам было легче тащить его», — подумала Гуннхильд.

— Спасибо, спасибо вам. Мастера, я знаю, что часто вела себя упрямо, и сожалею об этом, но… пусть между нами больше не будет недоразумений.

Аймо обрадовался:

— Твои сородичи стали бы по этому поводу пить и пили бы до тех пор, пока не напились бы допьяна и начали драться между собой. А мы лучше как следует поедим.

Финны сгрузили наземь свою ношу и разожгли огонь в очаге. Тусклый свет заиграл на облаках дыма, которые метались по дому, прежде чем найти отверстие, за которым выл и свистел ветер. Гуннхильд подметала пол. Зола, которую она рассыпала снаружи, была тонкой, как мельчайшая пыль, и надежно скрывала любые следы. Чтобы заметить, их нужно было бы специально искать, но колдуны были слишком взволнованы ее словами, чтобы подумать об этом. А затем Гуннхильд своей метлой уничтожила мельчайшие следы чужого присутствия. Финны тем временем порезали мясо, как хотели. Вода в котле — она всегда оставалась теплой, — уже закипела. Большую часть мяса шаманы бросили варить, а самые нежные куски насадили на прутья и уложили над огнем, чтобы пожарить. Заполнивший помещение запах развеял у волшебников последние подозрения.

Гуннхильд тем временем принялась молча стелить шкуры на широкую земляную скамью, готовя постель на троих.

— Давай поедим, — предложил Вуокко. — Я голоден, как волк.

— Опасное слово, — одернул его Аймо. — Поблизости могут оказаться злые духи. Что, если они услышат?

Гуннхильд вновь подошла к финнам.

— А что они смогут сделать, когда вы оба здесь? — весело спросила она. — Только завывать за дверью.

Все трое сидели рядом. Почти не разговаривая, они покрошили куски мяса в мисках, каждый взял свою на колени и принялся пальцами выбирать куски. Мужчины были слишком утомлены, ну а женщину занимали собственные мысли.

— Вымою все завтра, — пробормотала она, когда они наелись. — Сейчас вам гораздо важнее как следует отдохнуть. Наши животы полны, дом теплый, а снаружи темно, как ночью.

— Можно попробовать, — хрипло отозвался Аймо, — хотя против такой бессонницы, как у меня, ничего не может помочь. — Грибы предназначались только для колдовских дел: путешествий души, прозрения будущего и общения с Силами.

— А мне кажется, что-нибудь можно придумать, — ответила Гуннхильд. — Пойдемте, мы ляжем вместе, и я успокою вас.

У Вуокко отвисла челюсть.

— Ты… ляжешь… ляжешь рядом со мною?

— Рядом с нами обоими? — недоверчиво спросил Аймо.

На вымазанных сажей и жиром щеках Вуокко блеснули две или три слезинки.

— Я почти потерял надежду, — прошептал он. — Гуннхильд, но почему?

Она поднялась со своего табурета.

— Я была к вам менее добра, чем вы ко мне, — сказала она. — Я хочу это исправить.

— Ты будешь держать себя в руках! — потребовал Аймо у своего родственника.

— И ты тоже! — огрызнулся Вуокко.

— Я хочу только одного: чтобы вы заснули, — вмешалась Гуннхильд. Она направилась к ложу, а финны поплелись за нею.

Она вытянулась в середине.

— Ложитесь по бокам от меня, — предложила она. Волшебники послушались. Гуннхильд подложила руки под головы обоим. — Спите, — пропела она. — Спите крепко, спите долго.

Волшебники, словно усталые дети, прижались к ней и закрыли глаза. В очаге вздыхал горящий торф. Бесформенные тени метались по углам и скапливались в углах. Вокруг гаммы бушевал ветер. Он продирался сквозь ветви с шумом, похожим на рокот прибоя. Гуннхильд ждала. Вскоре она почувствовала, что дыхание мужчин сделалось ровным и спокойным.

Не дожидаясь, пока ее руки занемеют под тяжестью голов, она осторожно высвободила их. Аймо пошевелился. У Вуокко вырвалось невнятное рыдание. Девушка замерла в неподвижности. Колдуны вновь погрузились в сон.