Королева викингов, стр. 157

— Спасибо, король, — ответил Аринбьёрн. — Мужчине надлежит хранить верность своим друзьям и своему господину. Я… Я рад, что мне это удалось. — Его лицо, покрытое продубленной изрезанной морщинами кожей, вдруг перекосилось, он отвернулся и вытер глаза костяшками пальцев. — Думаю, лучше всего будет сейчас взяться за дело.

Моряки с кораблей Харальда успели полностью вооружиться. Предводители выстраивали их в боевые порядки. Морской ветер развевал знамена. В полумиле от них, ближе к Хальсу, противники тоже высадились на берег и строились. Их было гораздо больше, так что дело шло медленнее. У Харальда нашлось время, чтобы выйти перед своими спутниками, поднять руку, привлекая их внимание, и сказать:

— Мужи Норвегии, отпрыски героев, внемлите мне, вашему королю, которому вы присягали на верность! Всем вам ведомо, что мы прибыли сюда с миром. Но здесь ждал нас обман и предательская засада. Ни один человек не может предугадать своей участи, никто не способен укрыться от нее. Он свободен лишь в том, чтобы встретить ее без страха, с таким упорством и силой, чтобы имя его осталось жить после смерти тела, доколе существует мир. Невелика честь для того, кто побежден смертью, когда лежит на одре болезни. Зато счастлив тот муж, который падет в бою, успев пожать урожай, удручающий его врагов, ибо никогда не забудут люди ни его имени, ни его деяний.

Даже в этот день мы можем победить. Ибо трусы они, те, кто скрывался за ложью, боясь сказать, чего хотят от нас. Воистину, их втрое больше, чем нас. — Он усмехнулся. — Каждый из вас должен убить троих. — В ответ на это послышалось несколько смешков. — Волк, на которого накинулись три шелудивых пса, перервет горло первому, сломает шею второму, а третьего отбросит в сторону с распоротым брюхом. Мы не будем стоять на месте и позволять им брехать на нас. Мы построимся свиньей и ударим первыми. И я пойду впереди.

Так он призывал своих бойцов ожесточиться сердцем. И вскоре в ответ ему раздались боевые крики и яростный вой.

Его первый скальд Глум Жейрасон не участвовал в этом плавании. Однако позже, уже на Оркнеях, Глум сложил мемориальную поэму, которую прочел перед последними двумя сыновьями Эйрика и Гуннхильд. Вот как она начиналась:

Могучий, как Один,
кто часто кровавил поля,
Харальд призвал людей
возложить ладони
на рукояти секир,
луки изготовить
и мечи обнажить для сражения.
Смело вперед глядеть,
не мигая в испуге глазами.
Воистину королевской
воины сочли его речь.

Норвежцы двинулись вперед. Полетели копья. И очень скоро оказались среди датчан. Кабанья голова их строя неудержимо продвигалась вперед; ее клыки терзали врагов направо и налево. Мечи вздымались и обрушивались вниз, гремели секиры, по ветру летели алые капли. Щиты трещали и раскалывались. Люди падали, корчились, вопили и погибали под ногами идущих. Смрад смерти сразу заглушил все другие запахи.

Харальд Золотой привел с собой не ополчение бондов. С ним были викинги, которым доводилось не раз совершать набеги в Вендланде и Фрисланде, в Ирландии и во Франции. Опытные воины, они позволили норвежцам прорвать свой строй, а затем обрушились на их клин со всех сторон. Знамена сначала замедлили свое продвижение, а потом замерли на месте. Ход боя теперь определяли датчане.

Все же некоторым из норвежцев, оказавшимся ближе к краю этого гибельного водоворота, удалось вырваться и укрыться в лесу. Кое-кому позднее удалось уговорить моряков перевезти их через Каттегат и таким образом вернуться домой. Именно от них Глум Жейрасон узнал почти все, о чем потом рассказывал в своей поэме.

Он, кто ездил, мужественный
на конях моря,
теперь свой корабль поставил
на берегу Лим-фьорда, близ Хальса.
Там он пал, и его горячая кровь
хлынула на песок.
Лишь коварным обманом
смогли враги одолеть его.

А когда весть о гибели Аринбьёрна достигла Исландии, Эгиль Скаллагримсон оплакал его:

Все меньше становится
друзей моих,
бесстрашных, щедрых,
стойких среди битв
и с золотом без жалости
расстающихся.
Где теперь искать им подобных
тем, кто в странах заморских
осыпают серебром скальда,
который лишь правду о них говорит?

XX

Медлительное летнее солнце повернуло к закату. Невысокий прилив уже доставал до тех, кто пал возле самой воды. Вытекающая кровь тускнела, а на песке появлялись темные пятна. Мертвецы лежали измаранные кровью и собственными нечистотами, широко раскрыв невидящие глаза. На зловоние слетались мухи и облепляли сухие языки в разинутых ртах. Невысоко метались встревоженные чайки, хрипло кричали вороны, коршуны описывали в небе круги и, опускаясь все ниже к земле, дожидались, пока живые уберутся с места их грядущего пиршества. Датчане пошли по полю закончившейся битвы, чтобы добить раненых норвежцев, оказать помощь своим раненым соратникам и раздеть трупы. Насчет возвращения родственникам погибших датчан их оружия и кольчуг, — а родственники были лишь у немногих, — Харальд Золотой сказал со смешком:

— В конце концов, хоронить людей с их мирскими богатствами — это не по-христиански.

Настроение у него было прекрасным. Хотя он сражался наравне с другими, но все же получил лишь несколько незначительных порезов да ушиб плеча: враг не сумел топором рассечь его добрую кольчугу. Он видел Харальда Серую Шкуру живым во время боя, а теперь, рассматривая его труп, вдруг размахнулся и изо всей силы ударил мечом мертвое тело, все еще сохранявшее на лице маску гнева.

— Тут слишком много покойников. Мы не сможем их похоронить, — сказал один из кормчих — он же предводитель части дружины Золотого, находившийся поблизости. — Мы устали, измучены жаждой, проголодались.

— Вечером, когда вернутся рыбаки, мы заставим их этим заняться, — ответил Харальд Золотой. — А пока что нужно послать дозорных отгонять птиц. Наши люди должны иметь достойный вид, когда лягут в освященную землю. Да и норвежцы тоже; тем больше будет нам чести.

Кормчий поглядел в сторону Хальса.

— Вряд ли здесь окажется достаточно большое кладбище.

— Конечно, нет, но, смею надеяться, священник не откажется освятить наше.

— Если он здесь. Это заброшенное место, дальний край Ютланда. Я не удивлюсь, если тут всего один священник на всю область.

— Мы выясним и, если потребуется, оставим ему приказ. А пока суд да дело, пусть кто-нибудь пойдет туда и посмотрит, нет ли у тамошних жителей еды и пива получше, чем то, что мы привезли с собой. Наши воины это заслужили. — Харальд Золотой вдруг осекся. — Эй! А что это такое?

Из-за южного края устья фьорда показался длинный корабль. Все находившиеся на нем люди — и те, кто сидел на веслах, и те, кто виднелся на палубе, — были одеты для сражения. Сталь сверкала на солнце почти так же ярко, как и вода. Корабль обогнул мыс и свернул к западу. За ним показался второй, третий, четвертый…

— Трубите в рога! — крикнул Харальд Золотой. — Стройтесь для боя!

Целая дюжина боевых кораблей приближалась к нему со стороны деревни. Они окружили девять его драккаров и те три, которые он захватил. Передовой корабль придвинулся поближе, опередив остальных на несколько ярдов. Подходя к воде, Харальд Золотой слышал за своей спиной сдавленные стоны и грязные ругательства. Возможно, кто-то и бормотал молитвы, хотя его дружинники, в общем, не были особо богомольными. По бокам от предводителя шли щитоносцы, чтобы прикрыть его от предательской стрелы.