Элегии и малые поэмы, стр. 133

        Но настолько же всех превзошел ты отвагой, насколько

        Самых ретивых коней в беге обгонит Пегас.

        Вновь покорен Эгис, и подвига верный свидетель,

        Стих мой векам передаст славу, Весталис, твою.

VIII. Суиллию

        Долго, ученейший муж, не слал ты мне вести, Суиллий,

        Но запоздалому все ж рад я письму твоему:

        В нем обещаешь ты нам, что помощь подашь, если вышних

        Благочестивой мольбой к милости можно склонить.

5     Пусть не успеешь ни в чем, я в долгу у душевного друга,

        Ибо в заслугу зачту эту готовность помочь.

        Только б на долгий срок твоего достало порыва,

        Не охладили б его вечные беды мои.

        Тесная связь родства (да продлится она нерушимо!)

10   Мне как будто дает право на дружбу твою.

        Та, что тебе женой, для меня как дочка родная,

        Та, что женою мне, зятем тебя назвала.

        Горе! Ужель, прочитав эти строки, лицо покривишь ты

        И устыдишься признать наше с тобою родство?

15   Только в толк не возьму, чего здесь можно стыдиться, —

        Разве того, что на нас счастье не хочет смотреть?

        Станешь ли ты выверять родословную нашу, увидишь:

        Всадниками искони прадеды были мои.

        Ну, а захочешь узнать о нравах моих, убедишься:

20   Нет на мне пятна, кроме оплошности той.

        Если надеешься впрямь что-то выпросить нам у бессмертных,

        Ты обратись к божеству голосом истой мольбы.

        Юноша Цезарь — твой бог! [617] Его склони к милосердью!

        Этот алтарь ты чтишь, знаю, превыше других.

25   Цезарь молящим не даст возносить напрасно молитву

        Пред алтарем. Ищи помощи здесь для меня.

        Благоприятное пусть оттуда дойдет дуновенье,

        И затонувший челн вмиг из пучины всплывет.

        Я на высоком огне воскурю торжественный ладан,

30   Буду свидетелем я силы всевластных богов.

        Но беломраморный храм я тебе не воздвигну, Германик, —

        Средства мои подточил горький судьбы поворот.

        Пусть тебе города, процветая, храмы возводят, —

        Благодарит Назон тем, что имеет, — стихом.

35   Знаю, скуден мой дар, я малым плачу за большое,

        За возрожденную жизнь только слова приношу.

        Но кто лучшее дал, что мог, свою благодарность

        Этим сполна изъявил — тщетной не будет она.

        Ладан, в горсти бедняком принесенный, не меньше угоден,

40   Нежели тот, что богач чашами сыплет в огонь.

        Агнец молочный и бык, растучневший на травах Фалиска,

        Оба Тарпейский алтарь кровью своей оросят,

        Впрочем, нередко герой из услуг наиболее ценит

        Ту, что окажет ему, песни слагая, поэт.

45   Песня деянья твои широко прославит по свету,

        Песня в смене веков славе померкнуть не даст.

        Песнями доблесть жива; через них далеким потомкам,

        Тленья избегнув, она весть о себе подает.

        Старость все сокрушит, растлит и железо и камень,

50   Сила не может ничья времени силу сломить.

        Но писанья живут. По ним Агамемнона знаем,

        Знаем и тех, кто пошел с ним или против него.

        Кто бы без песни знал о дерзких семи ратоборцах —

        Как они в Фивы пришли, что их постигло потом?

55   Да и богов создает, если молвить дозволено, песня:

        Их величье мертво без воспевающих уст.

        Знаем: Хаос был, изначальной природы громада, —

        Был, и распался, и стал сонмом своих же частей.

        Знаем: дерзнувших достичь небесной державы гигантов

60   В Стикс каратель низверг, грянув из тучи огнем.

        Знаем: бессмертье дала победа над индами Вакху;

        Знаем: Эхалию взяв, стал олимпийцем Алкид.

        Если, о Цезарь, твой дед вознесен за свою добродетель

        В небо звездой, то и здесь праздною песнь не была.

65   Пусть же, если есть в нашем гении жизни толика,

        Пусть, Германии, тебе отдана будет она.

        Сам поэт, отвергать ты не станешь услуги поэта

        И по достоинству их можешь ты сам рассудить.

        Если бы имя тебя не призвало к делам высочайшим,

70   Стал бы ты, как обещал, славой и гордостью муз.

        Ты нам не песню давать предпочел — но предметы для песен:

        Вовсе расстаться с ней разве ты можешь, поэт?

        То сраженье ведешь, то слова под размер подбираешь,

        Что для другого труд, стало досугом твоим.

75   И, как привержен равно Аполлон кифаре и луку, —

        Ту ли, другую ль струну тут же готов натянуть, —

        Так и в поэзии ты преуспел, и в искусстве правленья,

        С Музой в сердце твоем рядом Юпитер живет.

        Но коль скоро и нам испить дозволено влаги

80   Той, что забила ключом из-под копыта коня, —

        Пусть нам поможет она предаться единому делу,

        Общей и мне и тебе вместе святыне служить.

        Край покинуть пора, слишком близкий к диким кораллам,

        В шкуры одетым, от вас, лютые геты, уйти!

85   Если нельзя в отчизну вернуть, пусть изгнаннику место

        Ближе к Риму дадут и к авзонийским лугам, —

        Место, откуда б Назон героя подвигам новым

        Незапоздалую мог песнями дань приносить.

        А чтоб моя молитва дошла, ты тоже, Суиллий,

        Бога проси за того, кто тебе чуть ли не тесть.

IX. Грецину

        Не откуда бы рад — откуда позволено, с Понта

        Ныне Грецину Назон слово приветствия шлет.

        Волей богов дошло бы оно в то первое утро,

        Как понесут пред тобой фасции — дважды по шесть!

5     Раз уж взойдешь без меня ты консулом на Капитолий,

        Раз в толпе друзей я не предстану тебе,

        Пусть в положенный день от лица своего господина

        Выскажут эти стихи все, что он хочет сказать.

        Если бы я родился под счастливой звездою и если б

10   Шло мое колесо не на разбитой оси, —

        Долг приветствия, тот, что сейчас письмо выполняет,

        Сам я мог бы тогда выполнить словом живым,

        И, поздравляя, к словам добавил бы я поцелуи,

        Видя в почете твоем равный почет для себя.

15   Так, наверно, в тот день загордился бы я, что едва ли

        Дом бы нашелся вместить чванную радость мою.

        Шествуешь ты, окружен священным сонмом сената,

        Я же, всадник, бегу, консула опередив!

        Но, хоть и рад бы стоять к тебе поближе, я счастлив,

20   Что бок о бок с тобой места для всадника нет.

        В давке пускай оттеснили б меня, — я и тут не жалел бы:

        Что многолюдна толпа, был бы доволен вдвойне.

        С радостью я бы смотрел, как все прибывает народу,

        Как далеко идти этим бессчетным рядам.

25   Жадно, как зритель простой, я все пожирал бы глазами,

        Вплоть до одежды, поверь, до багряницы твоей.

        Стал бы разгадывать я рисунки на кресле курульном,

        Знаки, что вывел резец по нумидийской кости.

        А когда возвели бы тебя на Тарпейские выси

30   И пролилась бы кровь жертвы твоей на алтарь,

        Вместе тогда б и моей благодарственной тайной молитве

        Внял обитающий там — в сердце святилища — бог!

        Я бы не на алтаре возжег ему ладан, а в сердце,