Метаморфозы, стр. 85

Но, между тем как леса и диких животных и скалы,

Пенью идущие вслед, ведет песнопевец фракийский,

Жены киконов, чья грудь, опьяненная вакховым соком,

Шкурами скрыта зверей, Орфея с вершины пригорка

5 Видят, как с песнями он согласует звенящие струны.

И между ними одна, с волосами, взвитыми ветром, —

«Вон он, — сказала, — вон он, — презирающий нас!» — и метнула

В полные звуков уста певца Аполлонова тирсом,

Но, оплетенный листвой, ударился тирс, не поранив.

10 Камень — оружье другой. Но, по воздуху брошен, в дороге

Был он уже побежден согласием песни и лиры:

Словно прощенья моля за неистовство их дерзновенья,

Лег у Орфеевых ног. А вражда безрассудная крепнет;

Мера уже прейдена, все безумной Эринии служат.

15 Все бы удары могло отвести его пенье; но зычных

Шум голосов и звук изогнутых флейт берекинтских, 466

Плеск ладоней, тимпан и вакхических возгласов вопли

Струн заглушили игру, — тогда наконец заалели

Выступы скал, обагрясь песнопевца злосчастного кровью.

20 Завороженных еще его пения звуками, разных

Птиц бесчисленных, змей и диких зверей разогнали

Девы-менады, отняв у Орфея награду триумфа.

Вот на него самого обратили кровавые руки.

Сбились, как птицы, вокруг, что ночную случайно приметят

25 Птицу, незрячую днем; в двустороннем театре не так ли

Ждет обреченный олень, приведенный для утренней травли,

Вскоре добыча собак! На певца нападают и мечут

Тирсы в зеленой листве, — служений иных принадлежность! —

Комья кидают земли, другие — древесные сучья.

30 Те запускают кремни. Но и этого мало оружья

Бешенству. Поле волы поблизости плугом пахали;

Сзади же их, урожай себе потом обильным готовя,

Твердую землю дробя, крепкорукие шли поселяне.

Женщин завидев толпу, убегают они, побросали

35 В страхе орудья труда — кругом пораскиданы в поле,

Где бороздник, где мотыга лежит, где тяжелые грабли, —

Буйной достались толпе! В неистовстве те обломали

Даже рога у волов, — и бегут погубить песнопевца.

Руки протягивал он и силы лишенное слово

40 К ним обращал — впервые звучал его голос напрасно.

И убивают его святотатно. Юпитер! Чрез эти

Внятные скалам уста, звериным доступные чувствам,

Дух вылетает его и уносится в ветреный воздух.

Скорбные птицы, Орфей, зверей опечаленных толпы,

45 Твердые камни, леса, за тобой ходившие следом,

Дерево, листья свои потеряв и поникнув главою, —

Плакало все о тебе; говорят, что и реки от плача

Взбухли. Наяды тогда и дриады оделись в накидки

Темные и по плечам распустили волосы в горе.

50 Прах был разбросан певца. Ты голову принял и лиру,

Гебр! И — о чудо! — меж тем как несутся реки серединой,

Чем-то печальным звучит, словно жалуясь, лира; печально

Шепчет бездушный язык; и печально брега отвечают.

Вот, до моря домчав, их река оставляет родная,

55 И достаются они метимнейского Лесбоса брегу. 467

На чужедальнем песке змея на уста нападает

Дикая и на власы, что струятся соленою влагой.

Но появляется Феб и, готовую ранить укусом

Остановив, ей пасть превращает раскрытую в твердый

60 Камень. Как было оно, затвердело зияние зева.

Тень же Орфея сошла под землю. Знакомые раньше,

Вновь узнавал он места. В полях, где приют благочестных,

Он Эвридику нашел и желанную принял в объятья.

Там по простору они то рядом гуляют друг с другом,

65 То он за нею идет, иногда впереди выступает, —

И не страшась, за собой созерцает Орфей Эвридику.

Но не позволил Лиэй, чтоб осталось без кары злодейство:

Он, о кончине скорбя песнопевца его тайнодействий,

В роще немедленно всех эдонийских женщин, свершивших

70 То святотатство, к земле прикрепил извилистым корнем.

Пальцы у них на ногах — по мере неистовства каждой —

Вытянул и острием вонзил их в твердую почву.

Каждая — словно в силке, поставленном ловчим лукавым, —

Стоит ногой шевельнуть, тотчас ощутит, что попалась,

75 Бьется, но, вся трепеща, лишь сужает движения путы.

Если ж какая-нибудь, к земле прикрепленная твердой,

Тщится побегом спастись, обезумев, то вьющийся корень

Держит упорно ее и связует порывы несчастной.

Ищет она, где же пальцы ее, где ж стопы и ноги?

80 Видит, что к икрам ее подступает уже древесина;

Вот, попытавшись бедро в огорченье ударить рукою,

Дубу наносит удар, — становятся дубом и груди,

Дубом и плечи. Ее пред собой устремленные руки

Ты бы за ветви признал, — и, за ветви признав, не ошибся б.

85 Не удовольствован Вакх. Он эти поля покидает:

С хором достойнейших жен удаляется к Тмолу родному,

На маловодный Пактол, — хоть тот золотым еще не был

В те времена, златоносным песком не струился на зависть!

К богу привычной толпой сатиры сошлись и вакханки.

90 Но не явился Силен: дрожащий от лет и похмелья,

Схвачен селянами был из фракийцев и стащен в цветочных

Путах к Мидасу-царю, кому с кекропийцем Эвмолпом 468

Таинства оргий своих Орфей завещал песнопевец.

Царь лишь увидел его, сотоварища, спутника таинств,

95 Гостю желанному рад, торжественный праздник устроил,

Десять дней и ночей веселились они беспрестанно.

Вот уж одиннадцать раз Светоносец высокое войско

Звезд побеждал; тогда в лидийские долы, довольный,

Царь пришел и вернул молодому питомцу Силена.

100 Бог предоставил ему, веселясь возвращенью кормильца,

Право избрать по желанию дар, — но, увы, не на благо!

Царь, себе на беду, говорит: "Так сделай, чтоб каждый

Тронутый мною предмет становился золотом чистым!"

Дал изволенье свое, наделил его пагубным даром

105 Либер; но был огорчен, что о лучшем его не просил он.

Весел ушел он; доволен бедой, — Берекинтии чадо, —

Верность обещанных благ, ко всему прикасаясь, пытает.

Сам себе верит едва: с невысокого илика ветку

С зеленью он оборвал — и стала из золота ветка.

110 Поднял он камень с земли — и золотом камень блистает,

Трогает ком земляной — и ком под властным касаньем