Тонкая нить(изд.1968), стр. 20

— Может, и так, почем я знаю?

— Не крутите! Повторяю вопрос: вам что, неизвестно, что ваш племянник работал в разведке? Это весь Энск знал!

— Ну, раз весь Энск… Получается, работал.

— А вы в это время связь с племянником поддерживали, встречались?

Вопросы Елистратова, четкие, отрывистые, требовавшие точного, незамедлительного ответа, сыпались пулеметной очередью, разили Лаптина. Старик был подавлен, оглушен. Он, конечно, встречался с племянником во время фашистской оккупации и не собирался этого отрицать. Лаптин хотел было рассказать, как племянник пытался ему помочь продуктами, но он с негодованием отверг эту помощь, как он пытался уговорить его порвать с немцами, но Елистратов и слушать не стал. Связь с племянником, сотрудником фашистской разведки, поддерживал? Поддерживал! Остальное Елистратова не интересовало.

Сотрудник Энского управления КГБ, молча сидевший сбоку от Елистратова, все больше терялся.

— Товарищ майор, — обратился он наконец к Елистратову, — так нельзя. Я не понимаю…

— А не понимаете, так не вмешивайтесь, — огрызнулся тот.

— В таком случае разрешите быть свободным, — поднялся с места молодой работник. — Боюсь, мое присутствие тут лишнее.

Елистратов криво усмехнулся и кивнул головой:

— Можете идти.

Дверь за оперативным работником закрылась. Елистратов с минуту посидел в задумчивости, молча, подперев подбородок руками, затем упрямо тряхнул головой и возобновил допрос:

— Когда вы начали сотрудничать с немцами, с фашистской разведкой?

— Я с немцами не сотрудничал…

— Не лгите! Вы во время оккупации работали в мастерских, в порту? В тех, кстати, где подвизался и ваш племянник?

— Да.

— Мастерские принадлежали кому? Немцам? Военной разведке? Разве не так?

— Я этого не знаю.

— Не знаете, что мастерские принадлежали немцам? Шутить изволите?!

— Нет, это, то есть, что мастерские принадлежат немцам, я, конечно, знал, а вот насчет разведки…

— Что мастерские принадлежали разведке, знаем мы. Значит, на кого же вы работали: на немцев, сотрудничали с фашистской разведкой?

Лаптин удрученно развел руками:

— По-вашему получается, что сотрудничал.

— По-моему? А по-вашему?

Лаптин молчал.

— Ну, — продолжал Елистратов, — вы и теперь будете отрицать свою измену?

— Пишите что хотите, — устало, с полным безразличием махнул рукой окончательно сломленный Лаптин. — Все подпишу.

— Что значит: «Что хотите», «Все подпишу»? Вы эти штучки бросьте! Я записываю ваши, только ваши показания. Зарубите это себе на носу. Подпишите здесь, здесь и здесь. — Следователь поочередно придвинул к Лаптину одну за другой страницы протокола допроса. Тот, не глядя, все подписал. — Так. Поехали дальше. — Елистратов с деланной бодростью потер руки. — Теперь я попрошу вас рассказать о ваших сообщниках. С кого хотите начать?

— Как вам будет угодно.

— Что ж, начнем, пожалуй, с Рыжикова. Прошу.

— Рыжикова? — с недоумением спросил Лаптин. — Но кто такой Рыжиков?

— Бросьте Ваньку валять! — повысил голос Елистратов. — Опять за прежнее принялись? Он, видите-ка, Рыжикова, инженера радиозавода, не знает! А сам какую-нибудь пару дней назад битый час болтался с ним по набережной, ведя конспиративные разговоры. Будете говорить?

Лаптин невесело усмехнулся:

— Ах, инженер! Откуда мне было знать, что его фамилия Рыжиков? Мы с ним познакомились совсем недавно, случайно, в магазине радиоизделий…

— Где вы познакомились, — резко перебил Елистратов, — следствие пока не интересует. Рассказывайте о своих шпионских делах с Рыжиковым.

— Какие шпионские дела? — изумился Лаптин. — Я делаю на досуге маленькие приемники, мастерю кое-что, а детали не всегда достанешь. Когда толкался в магазине, этот человек — Рыжиков, значит? — заговорил со мной. Узнал, чем я занимаюсь, и обещал принести кое-какие детали, дефицитные, в обмен на махонький радиоприемничек. Вот в понедельник мы с ним в порту и встретились.

Губы Елистратова искривила желчная усмешка. По всему было видно, что у него наготове новый ядовитый вопрос. Однако задать его Елистратову не удалось. Дверь внезапно распахнулась, и стремительно вошел сотрудник Энского управления КГБ, покинувший кабинет Елистратова полчаса назад.

— Товарищ майор, — произнес он, с трудом сдерживая волнение, — вас приглашает к себе полковник… — Он назвал фамилию одного из руководителей Энского областного управления КГБ. — Просил, если можно, прибыть поскорее, без задержки. И материалы просил с собой захватить.

— Но, позвольте… — начал Елистратов.

— Товарищ майор, — настойчиво повторил молодой чекист, — мне приказано передать вам просьбу полковника, настойчивую просьбу… Я только выполняю приказание руководства.

Елистратов молча передернул плечами, подчеркнуто медленно собрал в папку страницы протокола допроса, взял папку под мышку и вышел из кабинета, демонстративно хлопнув дверью.

Глава 9

Большую часть того дня, когда Елистратов допрашивал сначала бывшего владельца типографии, затем Лаптина, Миронова в Управлении КГБ не было. Он находился в городе: занимался делом Рыжикова. Чем больше Андрей присматривался к Рыжикову, чем шире становился круг сведений, собранных об этом человеке, тем тверже складывалось у Миронова убеждение, что Рыжикова надо попросту вызвать и впрямую допросить о Корнильевой. Такой мелкий и трусливый человечишка, если и солжет в официальном разговоре с представителем власти, так в мелочах. На серьезную ложь не пойдет — побоится. А если и солжет поначалу, так упорствовать в своей лжи не будет. Скрыть же свою связь с Корнильевой ему невозможно: тут у Миронова все карты в руках. Еще бы какая-нибудь зацепка, предлог, который помог бы скрыть от Рыжикова истинную причину его вызова, и можно действовать… Но такой зацепки пока не было.

Решив посоветоваться с одним из руководителей Управления КГБ, Миронов в четвертом часу дня вернулся в управление и направился к полковнику. Не успел он, однако, толком начать разговор, как появился оперативный сотрудник, работавший совместно с Елистратовым. На нем лица не было.

— Товарищ полковник, — сказал он прерывающимся от волнения голосом, — разрешите? Прошу извинить, но у меня срочное… Очень срочное…

Едва молодой чекист начал докладывать о вызове Елистратовым Лаптина и характере, который принял допрос, как Андрей понял, что опасения его были не напрасны: Елистратов «сорвался». Да еще как!..

Между тем оперативный работник, отвечая на спокойные, вдумчивые вопросы полковника, постепенно успокоился и толково, обстоятельно доложил сначала о допросе владельца типографии, а затем о том, что сейчас, в данную минуту, Елистратов недостойными методами вымогает у Лаптина признание в изменнической деятельности.

По мере того как оперативный работник докладывал, Андрея все с большей силой охватывало двойственное чувство. С одной стороны, он испытывал глубочайшее негодование против недопустимого, преступного поведения Елистратова, жгучий стыд за представителя центрального аппарата КГБ, проявившего себя так недостойно. С другой стороны, Миронову было радостно, что вот этот молодой парень, работающий в органах, по-видимому, без года неделю, понял главное, и так основательно это главное понимает, что нашел в себе мужество пойти наперекор, начать борьбу, самую решительную борьбу против старшего по званию, по опыту работы представителя центрального аппарата, едва тот посягнул на права человека, встал на путь нарушения социалистической законности. Впрочем, чего это он расфилософствовался, чему тут умиляться? Оно и естественно: такова уж теперь у нас атмосфера — в стране нашей, в партии, в органах государственной безопасности…

Андрей настолько углубился в собственные мысли, что не сразу расслышал вопрос полковника, и тому пришлось повторять его дважды. Сообразив наконец, что полковник адресуется именно к нему, Миронов сконфуженно улыбнулся: