Двуликий Янус, стр. 6

— Не все ли вам равно — откуда? И вовсе не мистика. Его видел, видел собственными глазами один наш студент. Он мне и рассказал.

— Давно он видел Малявкина, этот студент? — быстро спросил Горюнов. — Где?

— Разве это играет какую-нибудь роль: давно или нет? Важно, что видел, что Борис в Москве, но не пожелал о себе дать знать. — В голосе Муси послышалось ожесточение.

— А может, он, этот ваш товарищ, ошибся? Может, он кого другого принял за Бориса? Всякое могло случиться.

— Ну уж нет. Они нос к носу столкнулись. И Борька, ваш Борис, был не один, а с какой-то вульгарной девицей. Вот так!

— И давно это было, давно? — повторил свой вопрос Горюнов.

— Да нет, не очень. Так около недели тому назад. Между прочим, Борис сделал вид, что не узнал этого парня. Даже не поздоровался. Ну, оно и понятно: совесть, как видно, не совсем потерял. Меня, однако, это нисколько не трогает.

— Где это было?

— Слушайте, Виктор, вы что? Словно меня допрашиваете. По какому праву? Я вам сказала, что не желаю разговаривать об этом Малявкине. И слышать о нем не желаю! Раз он ваш друг, ищите его на здоровье, а меня оставьте в покое. Все. Надеюсь, понятно?

Горюнов понял, что увлекся. Он поднялся и с беспечным видом махнул рукой.

— Не сердитесь, Муся. Ваш приятель мог и ошибиться. Знаете что? — Виктор заговорил доверительно. — Можно вас попросить об одном одолжении?

Муся насторожилась:

— Что именно?

— Если Борис все же появится, вдруг даст о себе знать, позвоните мне. Я вам оставлю свой телефон. Надеюсь, это вас не затруднит.

— Что же, оставьте. Только вряд ли Малявкин объявится и вряд ли я вам позвоню. Мне-то все ясно…

Глава 4

Когда Скворецкий под вечер вернулся в наркомат, ему доложили, что звонили из бюро пропусков: там сидит и ждет капитан Попов.

— Попов? Из продовольственного склада? Очень хорошо. Давайте его сюда!

Через несколько минут капитан появился и чуть не с порога заговорил:

— Прошу, товарищ майор, извинить за беспокойство, но меня очень волнует вся эта история. Вот уже двое суток я путешествую с вашими товарищами по вокзалам, а все без толку. Мы посоветовались с лейтенантом Константиновым и подумали: там ли мы ищем Малявкина, где нужно? Что, если его нужно искать не на вокзалах, а совсем в другом месте?

— В другом? Где же именно? У вас есть какие-либо предложения?

— Конкретных предложений у меня нет, но я и мой помощник считаем: может, следует поискать знакомых Малявкина? У них проверить? Если требуется какая-нибудь помощь, прошу располагать нами полностью. Как-никак и я повинен, что этот мерзавец сбежал. Не углядел…

— Ну какая же ваша вина, товарищ капитан? Вы тут при чем? В ваши обязанности никак не входило караулить задержанных. Вы сделали все, что могли. Даже больше. Жизнью рисковали… А за предложение помощи — спасибо. Вы и так нам немало помогли, мы на вас и дальше рассчитываем. Насчет знакомых Малявкина — правильно. Мы этим занимаемся, а вы сейчас нужнее всего на вокзалах. Не исключено, что Малявкин в конце концов объявится именно на вокзале. Вы уж не бросайте этого дела, действуйте.

— Так я что? И я, и лейтенант Константинов в вашем распоряжении, только уж очень обидно: бьемся, бьемся, ночи не спим, а результатов никаких…

Едва ушел Попов, как появился Виктор Горюнов. Вид у него был сконфуженный.

— Что? — спросил Скворецкий. — Осечка вышла? Не нашел Мусю? Я же говорил: не так это просто.

Горюнов горестно вздохнул:

— Никак нет, Кирилл Петрович. Мусю я нашел. Синицына ее фамилия. Муся Синицына. А осечка, пожалуй, действительно получилась…

— Ничего не пойму: говоришь, девушку нашел, значит, задание выполнил, так в чем дело? Какая еще неудача тебя постигла? Рассказывай толком.

— Понимаете, Кирилл Петрович, — смутился Горюнов, — был я у этой самой Муси. Разговаривал с ней.

Скворецкий пристально посмотрел на Горюнова, вышел из-за стола, раз-другой прошелся по кабинету и, остановившись прямо против Виктора, спокойно, очень спокойно сказал:

— Та-ак! Значит, говоришь, был у Синицыной? Даже беседовал с ней? А кто вас уполномочил вести такую беседу, товарищ старший лейтенант?

— Я ведь хотел как лучше. Боялся упустить время. Уж очень хорошо все поначалу получалось. Думал: а вдруг да Малявкин там, у нее? И в плане посещение Муси было предусмотрено…

— «В плане»! — взорвался Скворецкий. — Да вы отдаете себе отчет, товарищ Горюнов, в собственных поступках?! Планом предусмотрено что? Идти к этой девушке после того, как она будет полностью в поле нашего зрения. Полностью! Поняли? А это значит: появись у нее или выйди из ее квартиры после нашего посещения Малявкин — через минуту, через час, через сутки, — никуда он не денется. Не минует наших рук. А теперь что? Дали понять, где мы его ищем. Это ведь…

Кирилл Петрович не закончил фразы и, раздраженно махнув рукой, зашагал из угла в угол по кабинету. Переминаясь с ноги на ногу, Горюнов робко возразил:

— Так ведь я осторожно. Назвался фронтовым товарищем Малявкина. Сказал, что работаю в военкомате…

— Час от часу не легче! Еще бы недоставало, чтобы вы там на всю квартиру кричали, что явились из НКГБ! Кому надо, тот и так поймет. А кто дал вам право действовать под видом сотрудника военкомата? Потрудитесь, однако, подробно, с началами до конца, рассказать все, что произошло у Синицыной.

Скворецкий внимательно выслушал Горюнова. Когда тот закончил, Кирилл Петрович, взвешивая каждое слово, сказал:

— Первое: о вашем поведении. Инициатива — необходимое качество чекиста. Человек, лишенный инициативы, не может быть чекистом. Настоящим чекистом. Инициатива, однако, должна быть разумной и проявляться тогда, когда того требует обстановка. В нужный момент, в соответствующих условиях чекист обязан самостоятельно, не ожидая указаний, принимать решение и проводить его в жизнь. Но когда того требуют условия, оперативная обстановка. В противном случае инициатива превращается в анархию, в нарушение дисциплины. А дисциплина, железная дисциплина, так же должна быть присуща чекисту, как и умение проявить инициативу. В данном случае вы нарушили дисциплину самым грубейшим образом. Вам это понятно?

Горюнов тяжко вздохнул и молча кивнул головой.

— Вывод, — продолжал Скворецкий. — Если еще раз повторится подобное, мы вместе работать не сможем. Больше того: я вынужден буду настаивать, чтобы вас вообще отстранили от участия в розыске.

— Товарищ майор, Кирилл Петрович! — воскликнул Горюнов. — Я же понимаю… Заверяю вас…

— Ладно, — жестко перебил Скворецкий, — будем считать, что выводы сделаны. Теперь второе. Если Малявкин появится у Синицыной, то она, конечно, расскажет ему о твоем посещении. Дальнейшее предугадать не трудно: Малявкин сразу сообразит, из какого военкомата явился его новоявленный «приятель». Задача: не теряя времени, перекрыть все подходы к дому Синицыной, все выходы. Этим сейчас же и займись.

Хотя были приняты все необходимые меры, но ни в этот вечер, ни ночью, ни на следующий день, ни сутки спустя Малявкин у Синицыной не появился.

Той же ночью Скворецкий во главе военного патруля нагрянул к Аристархову. Дирижер джаз-оркестра занимал одну комнату в просторной коммунальной квартире. В комнате Аристархова, который жил один, никого постороннего не оказалось, да, пожалуй, и не могло быть, настолько крохотной была эта комната. Все ее убранство состояло из старой тахты с продавленными пружинами, небольшого круглого столика да трех колченогих стульев. Даже шкафа не было: одежда висела на гвоздях, вбитых в стену. Чтобы передвигаться по комнате, приходилось буквально протискиваться между тахтой и столом. Солдаты патруля, пока Скворецкий беседовал с Аристарховым, оставались в мрачном, заставленном всяким скарбом коридоре — в комнате они не поместились.

Аристархов был явно напуган ночным визитом военного патруля; дрожащими руками он совал Скворецкому белый билет и всяческие справки, удостоверявшие, что их владелец к военной службе непригоден. Справок было такое количество, что Скворецкому было ясно, что с освобождением из армии у Аристархова не все чисто, но его это сейчас не интересовало. Майору был нужен Малявкин, а того здесь не было. Да он и не мог здесь укрываться — сами габариты жилья Аристархова исключали такую возможность.