Взведенный курок, стр. 10

Мегафон трещит и хрипит, словно его пронзают десятки молний.

– Я – «Атлас», – спокойно говорит Стриженой, – иду по следу. Закройте правый фланг... – И после недолгого раздумья глухо добавляет: – Всеми имеющимися людьми.

Сейчас важно отсечь Гонду от развалин старого замка. Интуиция подсказывала капитану, что Палач устремится к тому месту, где он покинул «носильщика», то есть устремится к воде. Маневренная группа отряда, если она успеет, заставит Гонду повернуть на юг. Так опытные загонщики выгоняют волка на затаившегося стрелка.

Гомозков

«...Дыши в себя, если враг близко», – вспомнил Гомозков третью заповедь старшины Недозора и придержал Барса. После ранения Мушкета следопыт ревниво относился ко всему, что делал Барс. Понимал, собака работает хорошо, и все же не мог избавиться от ощущения недоверия к новому другу.

Теперь Гомозков ступал осторожно. Слух и зрение обрели особую остроту. Он вдруг ощутил необъяснимое беспокойство, которое заставляет горных змей уползать в долины накануне землетрясения. Было такое ощущение, что тебя разглядывают. Барс рвался с поводка.

«Он где-то рядом, – подумал следопыт, – совсем рядом. Нужно дождаться отставших Агальцова и Гордыню. И, может быть, капитана. Он с группой идет к ручью».

На краю заболоченной поляны Гомозков остановился и, чувствуя холодок в груди, лег за поваленное бурей дерево. Из этого чахлого болотца и вытекал тот злополучный ручей, который петлял вдоль КСП, где Агальцов увидел шаровую молнию.

На болотце едва слышно всхлипнуло. Раз, другой. Гомозков до боли в ушах вслушивался в эти вроде бы знакомые звуки. Легкий ветерок принес тихий шелест.

«Уходит или провоцирует? – подумал проводник. – Пустить Барса?.. Но ведь ребята вот-вот появятся. Пересечь открытую поляну и... наткнуться на пулю?» У Гомозкова вдруг заныла левая, контуженная две недели назад рука. «Носильщик» Гонды стрелял как бог. Если бы не Агальцов...

Сзади накатился нестройный треск сухостойника. Следопыт трижды крикнул совой. Треск смолк. Вскоре Агальцов и Гордыня подползли к поваленному дереву и молча уставились на поблескивающее сквозь кочкарник болотце. Они ни о чем не спросили, знали, Гомозков зря землю обнимать не будет.

– Он пойдет по ручью, а мы следом, – шепнул следопыт солдатам.

Плеск стал слышней. Уходит.

– Прикрой, – шепнул Гомозков, – потом за мной...

И выскочил на свободное пространство.

...Пятый час идет поиск. Кольцо сжалось до предела. Но след потерян. Гонда не вышел из ручья, возможно, он даже и не входил в него. Барс метался по обоим берегам, не находя привычного запаха, и жалобно повизгивал, словно жалуясь на собственную беспомощность. Гомозков стоял потупившись, понимая, что ошибся, уверовав в единственно возможный, как ему казалось, маршрут Гонды. Палач оказался хитрей. Он догадался, что тропа к КСП перекрыта, и избрал другой путь. Скорее всего, сделал по болотцу петлю, пропустил мимо себя пограничников и снова вышел в наш тыл. Только вот в каком месте?.. Начальник отряда полковник Поважный развернул маневренную группу к югу, приказав Стриженому с «тревожной» вернуться к болотцу и прочесать весь квадрат в поисках следа. Застава же во главе с замполитом лейтенантом Крапивиным наглухо закрыла границу по всему участку.

Гонда

Обманув пограничников, Гонда долго кружил по болотцам, находя одному ему известные подводные тропки. Но он понимал: пограничники вернутся. Пора использовать запасной вариант, о котором Гонда умолчал в кабинете Веттинга. Для этого нужно было дождаться темноты и проникнуть на территорию развалин замка. В запасе минимум два часа. День клонится к закату. Козырной не верил в засаду. Развалины на виду, и только дурак решится лезть в западню. Да и обшарили пограничники все вокруг. Развалины – тыл границы. И все же нужно быть осторожным – не выдать себя движением. Если на башне наблюдатель, он рано или поздно обнаружит его. Значит, по-пластунски от дерева к дереву. И на ближних подступах ждать сумерек. Поспешность может все погубить.

– Гут, – сказал он себе по-немецки и вдруг подумал, что еще вчера ему показалась бы нелепой даже мысль о том, что он будет утюжить животом эту ненавистную ему землю.

По тому, как дрожали пальцы, Гонда понял, что смертельно устал. Он пошарил в карманах и достал таблетки, завернутые в целлофан. «Они придадут вам бодрости и восстановят силы», – вспомнил Гонда наставления Веттинга.

– Сволочи, – пробормотал Козырной и тяжело лег на густо растущую осоку.

У него было состояние полной безысходности. Хотелось вот так лежать, лежать, не поднимая головы, не вслушиваясь в шорохи и шумы близкого леса.

«Бойтесь абулии больше пограничников – она порождает апатию». А ведь верно. Немец прав. Мне сейчас все равно, что будет через час, через сутки. И только инстинкт самосохранения пока еще срабатывает. Ему вспомнилась одна из ночей большого города Франкфурта-на-Майне...

Его и еще одного слушателя разведшколы послали пообщаться с туристами из Советского Союза. Туристы прибывали поздно вечером из Мюнхена на автобусе. Гонда и Стрелец (под такой кличкой значился другой агент) долго кружили вокруг гостиницы, где остановились туристы. Они уже потеряли всякую надежду, когда в полночь из гостиницы вышли двое советских – парень в джинсовом костюме и широкоплечий, спортивного вида мужчина лет пятидесяти.

Франкфурт, этот «маленький Париж», как его любят называть немцы, засыпал рано, и двое русских шагали по пустынным улицам, залитым светом реклам, останавливаясь у освещенных витрин, о чем-то оживленно переговариваясь.

Гонда вышел из темного переулка с единственной целью – напугать этих не в меру смелых путешественников. И ошибся. Оба русских спокойно обошли их с разных сторон, словно и Гонда и Стрелец были дорожными указателями. И тогда Стрелец крикнул им вслед по-русски:

– Эй, земляки, хотим поговорить.

Оба советских остановились, несколько, может быть, удивленные тем, что их окликнули, да еще по-русски.

– Вы из Москвы? – спросил Стрелец.

– Из Москвы, – ответил тот, что был постарше. – А вы откуда?

– Мы?.. Я – с Урала, а вот он – с Кубани...

– И живете в Западной Германии?.. – улыбнулся парень в джинсовом костюме.

– Да. Так вот случилось, – пробормотал Стрелец. – Поговорить захотелось, знаете ли, на родном языке.

– Понятно, – сказал тот, что постарше. – И о чем же мы будем с вами говорить?

И Стрельца вдруг понесло:

– Я вот хочу на родину вернуться... Как это лучше сделать?

– Обратитесь в советское посольство, – ответил пожилой, – как все, кто хочет вернуться. Вам помогут...

– А КГБ?.. – ляпнул Стрелец.

– Тогда возвращаться не стоит, – усмехнулся пожилой.

– Вы воевали? – спросил Гонда.

– Воевал, – разглядывая Стрельца, сказал пожилой, – с первого и до последнего дня...

И, не прощаясь, двое русских повернулись к ним спиной и не спеша зашагали к центру залитого светом огромного города.

– Вот теперь они какие... – растерянно произнес Стрелец.

Гонда зло усмехнулся:

– Домой захотелось? Они тебе построят дом с нарами на вечной мерзлоте.

– Что ты, что ты... – бормотал агент. – Мы тут как галушки в сметане.

– Смотри, из макитры не выпади. Подбирать с полу не станут...

Где он теперь, «маленький Париж», город Франкфурт-на-Майне? Вспомнилось же такое. Мюнхен вот не возник, а ведь он прожил в нем без малого пятнадцать лет.