Три Толстяка, стр. 22
Все правительство понеслось в парк, по аллеям, к зверинцу.
— Уф! Уф! Уф! — слышалось в парке.
Тридцать семейств самых лучших бабочек, оранжевых, с черными разводами, покинули с перепугу парк.
Появилось множество факелов. Целый горящий, распространяющий запах смолы лес. Этот лес бежал и горел.
И когда до зверинца оставалось шагов десять, все, что бежало, как будто вдруг, внезапно лишилось ног. И сразу же все ринулись обратно с воем и писком, падая друг на друга, мечась и ища спасения. Факелы вмялись на земле, пламя разлилось, черный дым побежал волной.
— О!
— А!
— Спасайтесь!
Голоса потрясали парк. Пламя разлетаюсь, озаряя картину бегства и смятения багровым блеском.
А оттуда, из зверинца, из-за железной ограды, спокойно, твердыми широкими шагами, шел огромный человек.
В этом блеске, рыжеголовый, со сверкающими глазами, в разорванной куртке, он шел как грозное видение. Одной рукой он держал за ошейник, скрученный из железного обрывка цепи, пантеру. Желтый и топкий зверь, силясь вырваться из страшного ошейника, прыгал, визжал, вился и, как лев на рыцарском флаге, то выпускал, то втягивал длинный малиновый язык.
И те, которые решились оглянуться, увидели, что на другой руке этот человек нес девочку в сияющем розовом платье. Девочка испуганно смотрела на бесившуюся пантеру, поджимала ноги в туфельках с золотыми розами и жалась к плечу своего друга.
— Просперо! — вопили люди, удирая.
— Просперо! Это Просперо!
— Спасайтесь!
— Кукла!
— Кукла!
И тогда Просперо выпустил зверя.
Пантера, размахивая хвостом, огромными скачками ринулась за убегавшими.
Суок спрыгнула с руки оружейника. Много пистолетов было брошено на траву в этом бегстве. Суок подобрала три пистолета. Двумя вооружился Просперо, один взяла Суок. Он был почти в половину ее ростом. Но опа знала, как справиться с этой черной, блестящей штукой: в цирке опа научилась стрелять из пистолета.
— Идем! — скомандовал оружейник.
Их не интересовало то, что творилось в глубине парка. Они не думали о дальнейших похождениях пантеры.
Нужно было искать выход из Дворца. Нужно было спасаться.
Где заветная кастрюля, о которой говорил Тибул? Где таинственная кастрюля, через которую спасся продавец детских воздушных шаров?
— В кухню! В кухню! — кричала Суок на ходу, размахивая пистолетом.
Они бежали в полной темноте, разрывая кусты и выгоняя заснувших птиц. О, как пострадало чудесное платье Суок!
— Пахнет чем-то сладким, — вдруг заявила Суок, остановившись под какими-то освещенными окнами.
И вместо пальца, который поднимают в случаях, требующих общего внимания, опа подняла черный пистолет.
Подбежавшие гвардейцы увидели их уже наверху, у вершины дерева. Мгновение — и с ветвей, простертых к этим окнам, они перебрались в главное окно.
Это было то же окно, через которое вчера влетел продавец детских воздушных шаров.
Это было окно кондитерской.
Здесь, несмотря на поздний час и даже несмотря на общую тревогу, кипела работа. Весь штат кондитеров и хитрых мальчишек в белых колпаках суетился во-всю: они готовили какой-то особенный компот к завтрашнему обеду в честь возвращения куклы наследника Тутти. На этот раз торта уже решено было не делать, из опасения, чтобы еще какой-нибудь летающий гость не погубил и французский крем, и удивительного качества цукаты.
Посредине стоял чан. В нем кипятилась вода. Белый пар заволок все. Под этим покровом поварята блаженствовали: они нарезали для компота фрукты.
Итак… но тут, сквозь пар и суматоху, кухонные мастера увидели страшную картину.
За окном качнулись ветви, зашумели листья, точно перед бурей, и на подоконнике появились двое: рыжеволосый гигант и девочка.
— Руки вверх! — сказал Просперо. В каждой руке он держал по пистолету.
— Ни с места! — звонко сказала Суок, поднимая свой пистолет.
Две дюжины белых рукавов, не дожидаясь более внушительного приглашения, взметнулись.
А потом полетели кастрюли.
Это был разгром сверкающего, стеклянного, медного, горячего, сладкого, душистого мира кондитерской.
Оружейник искал главную кастрюлю. В ней было спасение его и спасение его маленькой спасительницы.
Он опрокидывал банки, разбрасывал сковороды, воронки, тарелки, блюда. Стекло разлеталось во все стороны и билось со звоном и громом; рассыпанная мука вертелась столбом, как самум в Сахаре; поднялся вихрь миндаля, изюма, черешен; сахарный песок хлестал с полок с грохотом водопада; наводнение сиропов поднялось на целый аршин; брызгала вода, катились фрукты, рушились медные башни кастрюль.
Все стало кверху дном. Вот так бывает иногда во сне, когда снится сон, и заешь, что это сон, и поэтому можно делать все, что захочешь.
— Есть! — завизжала Суок. — Вот она!
То, что искали, нашлось. Крышка полетела в груду развалин. Опа шлепнулась, подобно щиту героя, в густое, малиновое, зеленое и золотисто-желтое озеро сиропов.
Просперо увидел кастрюлю без дна.
— Беги! — крикнула Суок. — Я за тобой.
Оружейник влез в кастрюлю. И, уже исчезнув внутри, услышал вопли тех, кто остался в кондитерской.
Суок не успела. Пантера, совершая свой страшный путь по парку и дворцу, появилась здесь. Раны от пуль гвардейцев цвели на ее шкуре розами.
…Он опрокидывал банки, разбрасывал сковороды, воронки, тарелки, блюда…
Кондитеры и повара повалились в один угол. Суок, забыв о пистолете, швырнула в пантеру подвернувшейся под руку грушей.
Зверь бросился за Просперо, — головою в кастрюлю. Он провалился за ним в темный и узкий ход. Все увидели желтый хвост, торчавший из этой кастрюли точно из колодца, — а потом все скрылось.
Суок закрыла глаза руками.
— Просперо! Просперо!
А кондитеры зловеще захохотали. Тут же ворвались гвардейцы. Мундиры их были изорваны, лица в крови, пистолеты дымились. Они сражались с пантерой.
— Просперо погиб. Его разорвет пантера. Тогда мне. все равно. Я сдаюсь.
Суок говорила спокойно, опустив маленькую руку с очень большим пистолетом.
Но выстрел грянул. Это Просперо, удирая вниз по подземному ходу, выстрелил в пантеру, летевшую за ним.
Гвардейцы столпились над кастрюлей. Сироповое озеро доходило до половины их огромных сапог.
Один заглянул в кастрюлю. Потом он сунул туда руку и потянул. Тогда на помощь пришли еще двое. Натужившись, они вытащили за хвост мертвого зверя, застрявшего в воронке.
— Он мертв, — сказал гвардеец, отдуваясь.
— Он жив! Он жив! Я его спасла. Я спасла друга народа!
Так радовалась Суок, бедная маленькая Суок, в изорванном платьице, с помятыми золотыми розами в волосах и на туфельках.
Она розовела от счастья.
Она исполнила поручение, которое дал ей ее друг, гимнаст Тибул: она освободила оружейника Просперо.
— Так, — говорил гвардеец, беря Суок за руку. — Посмотрим, хваленая кукла, что ты теперь будешь делать! Посмотрим…
— Отвести ее к Трем Толстякам…
— Они приговорят тебя к смерти.
— Дурак, — спокойно ответила Суок, слизывая с розового кружева сладкую сиропную кляксу, попавшую на ее платье в то время, когда Просперо громил кондитерскую.
Глава XII. Учитель танцев Раздватрис
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ с разоблаченной куклой дальше, пока неизвестно. Кроме того, мы воздержимся пока что и от прочих объяснений, а именно: какой-такой попугай сидел на дереве, и почему испугался почтенный зоолог, который, быть может, и до сих пор висит на суку, как выстиранная рубаха; каким образом оружейник Просперо оказался на свободе, и откуда появилась пантера; каким способом Суок очутилась на плече оружейника; что это было за чудовище, говорившее на человеческом языке, какую оно передало дощечку Суок, и почему оно умерло…