Рассказ о говорящей собаке, стр. 14
Юрка ничего не ответил. Вдруг — тррр… — едет милицейский мотоцикл, а в коляске зубной врач.
Лев Иваныч кричит:
— Ну как, сосед, коза нашлась?
А зубной врач говорит:
— Тысяча и одна ночь!
Мы с Юркой не поняли, что он хотел этим сказать, по почему-то подумали, что коза — там.
А сержант милиции затормозил у калитки и спросил:
— У вас, случайно, лесенки не найдется?
— Цирковой номер. Гражданин верхом на козе.
Когда я услышал эти слова, я сказал:
— Юрка, я сейчас поеду в город. И ты поедешь в город. Мы вместе поедем в город.
Лев Иваныч принес лесенку и говорит:
— Если разрешите, я с вами.
— Поехали! — сказал сержант, и мотоцикл умчался.
Когда мы с Юркой прибежали на нашу полянку, мы увидели там старшину и сержанта милиции, Льва Иваныча, зубного врача и козу.
Тут же на пеньке сидел Федор Константинович и, закрыв глаза, растирал свою поясницу. У Федора Константиновича было ужасно сердитое лицо.
— Значит, будем считать так, — сказал сержант. — Первой в яму рухнула коза, а за ней проследовал этот вот гражданин…
— Этот гражданин — руководящий работник в системе нашей торговли, — сказал Лев Иваныч.
— Ясно, — сказал сержант. — Виноват. Значит, первой свалилась коза, а за ней руководящий работник.
— Не будем на этом останавливаться, — сказал Лев Иваныч, — коза меня мало интересует. У козы что? Одни рога, а у человека репутация.
— Это точно, — подтвердил сержант. Он покосился на Федора Константиновича и сказал: — Ведь это надо же, а?.. Козе простительно, ну а вы-то как в яму попали?
Федор Константинович, вместо того чтобы ответить, погрозил козе пальцем и сказал расплывчатым голосом:
— Мелкий… рогатый… скот…
Потом он немного подумал и тихо запел:
— Коза-коза… Ах эти черные глаза…
— Все ясно, — сказал сержант, — гражданин находится в состоянии опьянения.
— Это вам показалось, — сказал Лев Иваныч и вдруг увидел таз, который, еще до нашего прихода кто-то достал из ямы. — Юра! Как сюда попал наш таз?
Пока Юрка думал, как ему выкрутиться, я решил все взять на себя. Во-первых, я хотел выручить Юрку, а потом, рядом были два милиционера и мне было не страшно.
Я сказал:
— Этот таз я сюда принес.
— Зачем?
— Чтоб не страдал от жажды тот, кто туда попадет.
— Куда «туда»? В таз? — не понял Лев Иваныч.
— Нет. Не в таз. В яму-ловушку, которую мы вырыли…
— Вы только послушайте, граждане, что он говорит! — закричал Лев Иваныч.
— Тихо!.. Довольно! — сказал Федор Константинович. — За это хулиганство виновные понесут ответственность!.. А сейчас прошу проводить меня на станцию. Немедленно!..
Лев Иваныч сразу растерялся:
— Федор Константинович… Вы не волнуйтесь… Так получилось.
А зубной врач говорит:
— Прошу прощения, меня ждут пациенты. Если милиция не возражает, я уведу свою козу. Боюсь, что от всех ее переживаний она перестанет доиться.
— Милиция не возражает, — сказал старшина и вместе с сержантом уехал на мотоцикле.
Лев Иваныч, взявшись за голову, пошел вслед за начальником. Потом он обернулся ко мне и сказал то, что вы уже знаете:
— Чтоб и твоего духу здесь не было!.. Твое счастье, что тебе лет мало, а то как миленький помахал бы метлой пятнадцать суток, хулиган ты этакий!..
Вот и все.
Теперь вы понимаете, почему я больше не езжу на дачу?
1965
Марк Тарловский
Гипноз
— Пойдет отвечать…
Затаив дыхание Ленька Волосков впивается в учебник. От волнения он видит всего два слова: «Так как…»
Карандаш учителя медленно скользит по журналу. Ученики с фамилиями на «А» и «Б» распрямляют спины. Карандаш ползет по «В»…
«Быстрее», — торопит Волосков.
Карандаш застревает.
«Так как, — повторяет Волосков, — так как…»
— Пойдет…
«Только не меня… Если не вызовут, буду учить каждый день…»
Карандаш дергается, как грузовик в канаве, и тихо, почти незаметно сползает книзу…
— Корякин!
Вздох облегчения.
— Я не выучил, — уныло сообщает Корякин.
«Болван! — стонет Волосков. — Никогда не учит! Хоть бы раз!..»
— Почему? — хмурится учитель.
— Голова весь день болела…
«Голова у него болела! — с ненавистью фыркнул Волосков. — Весь день в футбол гонял… Голова! Треснуть бы по этой голове».
— Может, все-таки помнишь что-нибудь? Материал нетрудный. Ведь это уже твоя вторая двойка по физике.
— Иди, — шепчет Волосков. — Материал ерундовый, рассказывать нечего!
— И класс тебе поможет, — продолжает учитель.
— Конечно, поможем! — восклицает Ленька. — Все время будем помогать!
— Нет, — говорит Корякин голосом человека, которому уже ничто не поможет. — Не могу…
— Иди, — угрожающе шипит Волосков. — Ведь это уже твоя вторая двойка…
— Ну садись. — Учитель склоняется над журналом. — Вопрос тот же…
«Честное слово, буду учить, — бормочет Ленька. — Десять часов в день, если не вызовут! На улицу вообще ходить перестану! Зарядку буду делать».
— Грачев!
Грачев идет к доске.
— Вопрос легкий! — бросает на всякий случай Волосков и нагибается к впереди сидящим: — Можете не повторять… Сейчас меня вызовут…
Ответ Грачева тем временем близится к концу.
«Скорей бы домой! — вздыхает Ленька. — Завтра воскресенье… Убрать все нужно… помыть… и к соседям… кому что трудно… Кому у нас трудно-то?.. Все, как назло, молодые, здоровые… Через квартал старушка какая-то… Схожу! И — за уроки. С двух до шести — физика…»
— Отвечать пойдет…
«Физику кончу — и к старушке…»
— Пойдет…
Волосков устремляет на учителя пристальный немигающий взгляд. «Мочалкин! Мочалкин!» — бормочет он.
Но в позе учителя мало что меняется. Волосков прищуривается и выпячивает подбородок.
«Мочалкин, Мочалкин… или Пашков», — добавляет он, предоставляя учителю некоторую самостоятельность.
«Волосков хорошо знает материал… Его можно и потом спросить, Волосков учит… Мочалкина давно не вызывали…»
Наступает решающий момент… Ленька напрягает даже ноги: «Пойдет отвечать Мочалкин! Послушаем Мочалкина!.. А как себя чувствует Мочалкин?..»
— Волосков!
В устах учителя фамилия звучит как выстрел в спину.
«Хотя нет… Посиди пока…» — делает Волосков последний отчаянный пас. Но учитель молча смотрит на него.
…Получив двойку, Волосков тяжело откидывается на спинку парты и несколько секунд сидит, тупо уставившись в пространство. Потом он медленно переводит взгляд на учителя, лицо его выражает крайнее недоумение:
«Десять часов в день… Старушка… И до чего человек дойти может!»
1966
Григорий Горин
Ежик
Папе было сорок лет, Славику — десять, ежику — и того меньше.
Славик притащил ежика в шапке, побежал к дивану, на котором лежал папа с раскрытой газетой, и, задыхаясь от счастья, закричал:
— Пап, смотри!
Папа отложил газету и осмотрел ежика. Ежик был курносый и симпатичный. Кроме того, папа поощрял любовь сына к животным. Кроме того, папа сам любил животных.
— Хороший еж! — сказал пана. — Симпатяга! Где достал?
— Мне мальчик во дворе дал, — сказал Славик.
— Подарил, значит? — уточнил папа.
— Нет, мы обменялись, — сказал Славик. — Он мне дал ежика, а я ему билетик.
— Какой еще билетик?
— Лотерейный, — сказал Славик и выпустил ежика на пол. — Папа, ему надо молока дать.
— Погоди с молоком! — строго сказал папа. — Откуда у тебя лотерейный билет?
— Я его купил, — сказал Славик.
— У кого?
— У дяденьки на улице… Он много таких билетов продавал. По тридцать копеек… Ой, смотри, папа, ежик под диван полез…