Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля, стр. 11

Убить рыбу на плоту не так-то просто. От каждого удара плот шатался, угрожая сделать сальто-мортале. Момент был пренапряженнейший. От меня требовалось максимум силы и сообразительности. От неудачного удара плот мог перевернуться и я упал бы в воду, кишевшую голодными акулами Но и не бить было нельзя — добыча могла ускользнуть. Я балансировал на грани жизни и смерти. Либо я попадаю в пасть к акулам, либо приобретаю четыре фунта свежей рыбы, которой смогу утолить недельный голод.

Я крепко оперся о борт и ударил во второй раз. Голова рыбы хрустнула под веслом. Плот задрожал, и под ним закопошились акулы. Но я надежно опирался о борт. Когда плот вновь выровнялся, я увидел, что лежавшая посреди него рыба все еще жива. В предсмертной агонии рыба скачет неимоверно высоко и далеко. Мне было ясно, что третий удар должен сразить ее наповал или я безвозвратно потеряю свою добычу.

Я уселся на дно плота — так мне было сподручнее поймать эту рыбу. Если бы понадобилось, я, наверное, схватил бы ее ступнями, коленями или зубами. Я уселся поудобнее и, стараясь не промахнуться — ведь я понимал, что от этого удара зависит моя жизнь, — со всей силы обрушил весло на рыбью голову. Рыба неподвижно застыла, и струйка темной крови окрасила воду на дне плота.

Но не только я ощутил запах крови. Почуяли его и акулы. Такого смертельного страха, как в тот момент, когда мне удалось заполучить четыре фунта рыбы, я никогда в жизни не испытывал. Осатанев от запаха крови, акулы с размаху бросались на сетку. Плот сотрясался и в любой момент мог перевернуться. Ну а дальше все произошло бы мгновенно. В один миг стальные акульи зубы — а их у нее сверху и снизу по три ряда — растерзали бы меня на клочки.

Однако голод заглушал остальные чувства. Я зажал рыбу ногами и, балансируя, старался после каждой атаки хищников выровнять плот. Так продолжалось несколько минут. Когда плот приходил в равновесие, я выплескивал за борт окровавленную воду. Постепенно вода очистилась от крови, и акулы утихомирились. Но надо было держать ухо востро: из воды на метр с лишним торчал чудовищный плавник. Ничего подобного мне еще видеть не доводилось. Акула плавала спокойно, но я знал, что стоит ей опять почуять запах крови, как она перевернет плот. С массой предосторожностей я приступил к разделке рыбы.

Тело такой полуметровой рыбины защищено толстой чешуей. Попробуйте выдернуть чешуйки, и вы убедитесь, что они, как стальные пластины, впаяны в мясо. Я попробовал счистить чешую ключами, но она сидела как влитая. Рыба была необыкновенной: ярко-зеленая, в плотной броне чешуи. Зеленый цвет с детства ассоциируется у меня с ядом. Вы не поверите, но, хотя в животе у меня начинало колоть при одной только мысли о куске свежей рыбы, в какой-то момент я чуть не выбросил ее за борт, вообразив, что она ядовита.

Однако терпеть голод можно лишь тогда, когда надежды найти пропитание нет. Когда же я, сидя на дне плота, пытался разделать при помощи ключей зеленую, блестящую рыбину, голод стал совершенно нестерпимым.

Спустя пару минут мне стало ясно, что если я всерьез вознамерился съесть свою добычу, то надо действовать более решительно. Я поднялся на ноги, наступил рыбе на хвост и засунул ей под жабры конец весла. Жабры были защищены толстыми, прочными пластинками. Орудуя веслом, я в конце концов ухитрился порвать жабры. И тут заметил, что рыба еще жива. Я снова шарахнул ее по голове. А когда попытался вырвать твердые пластинки, защищавшие жабры, не смог разобрать, чья кровь струится у меня по пальцам: рыбья или моя собственная. Руки у меня были изранены, а кожа на кончиках пальцев содрана до мяса.

Кровь снова возбудила у акул аппетит. Трудно поверить, но в тот момент, когда вокруг бушевали голодные чудовища, а мне никак не удавалось преодолеть отвращения при виде окровавленной рыбы, я чуть было не швырнул ее акулам, как раньше швырнул чайку. Я был в отчаянии, ощущая свое полное бессилие перед рыбой, закованной в стальную броню чешуи.

Я принялся ее осматривать, ища хоть какое-то уязвимое место. Наконец обнаружил под жабрами щель и начал выковыривать пальцем потроха. Рыбьи потроха мягкие и бесформенные. Говорят, если акулу сильно тряхнуть за хвост, из ее пасти вывалится желудок и внутренности. В Картахене я видел подвешенных за хвост акул, из пасти которых действительно свисал огромный комок темных липких потрохов.

К счастью, потроха моей рыбы были такими же мягкими, как и акульи. Я выковырял их в две секунды. Это оказалась самка: среди потрохов я обнаружил гирлянду икринок. Хорошенько вычистив рыбу, я впился в нее зубами. С первого раза прокусить чешую не удалось. Но я предпринял вторую попытку и с новыми силами отчаянно вгрызался в свою добычу, пока у меня не заболели челюсти. В результате мне удалось отгрызть первый кусок, и я принялся пережевывать холодное жесткое мясо.

Я жевал с отвращением. Мне всегда был омерзителен запах сырой рыбы. На вкус она оказалась еще гаже. Отдаленно напоминая сырые плоды пальмы чонтадуро, она была еще более пресной и клейкой. Мне еще ни разу не доводилось есть сырую рыбу. Пережевывая первый кусок, попавший ко мне в рот за семь дней, я испытал омерзительное ощущение, как будто ел эту рыбу живьем.

Однако после первого куска мне полегчало. Я откусил второй и вновь заработал челюстями. Минуту назад мне казалось, что я мог бы слопать целую акулу. Но после второго же куска пришло насыщение. Мой зверский семидневный голод прошел в мгновение ока. Я снова был силен, как в первый день моих злоключений.

Теперь— то я знаю, что сырая рыба утоляет жажду. А тогда об этом не подозревал, однако заметил, что не только голод, но и жажда куда-то исчезли. Ко мне вернулся оптимизм. Запасов рыбы должно было хватить надолго, ведь я откусил от полуметровой рыбины всего два кусочка.

Я решил завернуть рыбу в рубаху и положить на дно плота, чтобы она не протухла. Но вначале предстояло ее помыть. Я рассеянно взял рыбу за хвост и опустил в воду за бортом. Но между чешуйками запеклась кровь. Надо было ее очистить. Я опять опрометчиво сунул рыбу в воду. И вдруг ощутил рывок, а в следующий миг услышал свирепый хруст акульих челюстей. Изо всех сил вцепившись в рыбий хвост, я от рывка акулы потерял равновесие. Однако, и ударившись о борт, не выпустил добычу из рук. Я дрался за нее как лев. Мне как-то не пришло в голову, что во второй раз акула может отхватить мне руку по самое плечо. Я опять изо всех сил потянул рыбу на себя, но в руках у меня уже ничего не было. Акула утащила мой улов! Обезумев от отчаяния и ярости, в дикой злобе схватил весло и, когда акула снова проплыла мимо борта, шарахнул ее по голове что было мочи. Эта тварь подпрыгнула, рывком перевернулась и одним махом, резко и свирепо щелкнув челюстями, откусила половину весла.

Цвет воды начинает меняться

В бессильной злобе я продолжал молотить по воде сломанным веслом. Как еще было отомстить акулам за то, что они выхватили у меня из рук мое единственное пропитание? Было около пяти дня, шли седьмые сутки моих морских злоключений. С минуты на минуту должна была появиться целая стая акул. Съев два куска рыбы, я чувствовал себя силачом, а ярость из-за потери добычи странным образом укрепила мою волю к борьбе. На плоту оставалось еще два весла. Я хотел было взять вместо обломка целое и продолжать сражаться, но инстинкт самосохранения превозмог ярость: я подумал, что, пожалуй, потеряю и эти весла, а они в любой момент могли пригодиться.

Закат был такой же, как и в предыдущие дни. Однако ночь выдалась более темная. Море бурлило. Собирался дождь. Рассчитывая вскоре получить питьевую воду, я скинул рубашку и башмаки, приспособив их под тару для воды. На земле такую погоду мы называем «собачьей». На море же ей больше подходит названье «акулья».

Около девяти подул холодный ветер. Я попытался укрыться на дне плота, но не смог. Холод был пронизывающий. Пришлось снова надеть рубашку и ботинки, смирившись с мыслью, что дождь застигнет меня врасплох и набрать воды будет не во что. Волны вздымались выше, чем 28-го вечером перед катастрофой. Плот казался скорлупкой во вздыбленном, грязном море. Заснуть я не мог. Я залез в воду по шею, потому что на воздухе с каждой минутой холодало. Меня бил озноб. В какой-то момент я совсем окоченел и начал делать зарядку, чтобы согреться. Но ничего не получилось. Я слишком ослаб. Мне пришлось крепко уцепиться за борт, иначе меня бы смыло волной. Голова моя покоилась на сломанном весле. Два других лежали на дне плота.