Дитя Всех святых. Перстень с волком, стр. 44

Повитуха хотела вручить ребенка Раулю де Моллену, но тот не мог справиться со своей болью. Встав на колени возле кровати, он плакал горькими слезами. Тогда женщина протянула мальчика Франсуа.

Он принял на руки Рено, своего первого внука, который тут же принялся кричать, и посмотрел на мертвое лицо Изабеллы. Жизнь как будто перешла от одного к другому. Повитуха была права: в Изабелле оставалось ровно столько сил, чтобы родить. Произведя на свет ребенка, она угасла, словно свеча, которую задули.

Франсуа де Вивре молча смотрел на мертвую женщину. Французская Мадемуазель, его старшая… Он не плакал. Он ожидал, что так случится. Настоящую боль он испытал, когда впервые увидел ее после разлуки. Уже тогда Изабеллы не было с ними. Лишь крошечная часть ее продолжала жить, словно крест часовни Нотр-Дам де ля Ликорн, неумолимо заносимой песком.

Франсуа думал о себе самом. Ему только что открылось еще одно последствие обещанной ему долгой жизни: он обречен на траур. Ему суждено пережить своих детей, а может, и внуков.

***

Рене де Моллена крестили на следующий день, сразу после похорон матери. Это была очень грустная церемония, и проходила она в часовне замка. Несмотря на то, что сына его несла к купели одна из самых высокопоставленных особ, вдова знаменитого полководца, Рауль де Моллен не мог сдержать слез. Словно присоединяясь к его горю, во время крестин разразилась чудовищная гроза. Посыпался град, и в какой-то момент кюре вынужден был остановиться, потому что его не было слышно.

Франсуа уехал на следующий день, 2 октября. Он поцеловал внука, лежащего в колыбельке, и отправился на поиски Рауля, чтобы попрощаться с ним. Ему сказали, что он на берегу. Франсуа вскочил на лошадь и поехал туда.

Рауль де Моллен стоял на коленях перед крестом Нотр-Дам де ля Ликорн, выступающим из влажного, подернутого рябью песка. При виде подъезжающего на лошади Франсуа он улыбнулся.

— Вы помните, где впервые застали нас вместе, меня и Изабеллу?

— Нет.

— На берегу. Мы держались за руки. И теперь, тоже на берегу, вы видите меня в последний раз. Это не может быть случайностью. Иначе быть не могло, такова воля Божья!

— У вас остается Рено.

— Я воспитаю его достойно. Другой жены у меня не будет.

Франсуа спешился, тоже преклонил колени перед крестом, обнял зятя и уехал.

И лишь когда берег скрылся из виду, он впервые задал себе простой вопрос, на который, тем не менее, так трудно было найти ответ: куда же ему ехать? В Моллене, в ожидании родов Изабеллы, а затем во время траура, он не задумывался над этим всерьез. Но теперь он действительно был в замешательстве. Его никто не ждал. Дочь умерла, сын — в Англии. Никого из тех, кого он знал прежде, насколько ему известно, не было больше в живых.

Какой-то момент Франсуа подумывал над тем, чтобы отправиться в Куссон. Несмотря на предостережение Луи, появившись там, Франсуа ничем не рисковал. Но он отказался от своего намерения — именно из-за Луи. Сын сказал, что приезд Франсуа де Вивре в замок Куссон может навредить ему, и Франсуа не мог этого допустить.

Остается Париж, служба при дворе — у короля или того, кто возьмется править от его имени. Разумеется, так и следовало поступить, но Франсуа испугался. Он ощутил опасность. Не зная почему, он был убежден, что дьявольская женщина ждет его именно там…

Так он ехал наугад и в какой-то момент на краю дороги увидел великолепный куст дикой розы с красными цветами. Франсуа даже вскрикнул от радости. Роза! Он забыл о Розе де Флёрен! Если она еще жива, именно к ней и следовало отправиться. Роза, нежная и страстная! Внезапно он испытал непреодолимое желание оказаться рядом с этой женщиной. С ней ему нечего опасаться, ведь они так любили друг друга, так любили!

Франсуа и сам удивился, заметив, что насвистывает какую-то мелодию, чего с ним не случалось никогда. Окрыленный надеждой, он направился в сторону Флёрена.

Глава 7

ПОСЛЕДНЯЯ РОЗА

Путь из Моллена во Флёрен был нетруден. Достаточно было ехать вдоль Сены до Уазы и затем переправиться через реку. Не спеша Франсуа пустился в путь. Он сидел верхом на лошади, а за ним плелся мул, на которого были навьючены доспехи и оружие. При себе он оставил только кинжал.

В лес Шантийи Франсуа вступил утром 8 октября. Это место навеяло тягостные воспоминания, тем более что, как и во времена Жакерии, внезапно надвинулся густой туман. Призраки Юга и Теодоры перед ним не возникли, но как только видимость вновь вернулась по прошествии доброго часа, Франсуа понял, что заблудился окончательно.

Неподалеку он заметил крестьянина, собиравшего желуди.

— Далеко ли до Флёрена?

Человек взглянул на него с недоверием.

— Вы что, врач?

— Нет, а в чем дело?

— Тогда не ходите туда. Вас не пустят.

— Хозяйка больна?

Ничего не ответив, крестьянин убежал. Франсуа бросился было ему вдогонку, но не смог настичь его даже на лошади. Беглец, судя по всему, прекрасно знал лес и быстро скрылся в зарослях.

Франсуа долго пробирался по чащобе, не встретив ни единой живой души. А когда, наконец, наткнулся на еще одного крестьянина, то услышал тот же странный вопрос:

— Вы врач?

На этот раз Франсуа не дал себя провести.

— Да, я врач. Так где Флёрен?

— Я вам не скажу!

Это было произнесено с необъяснимой ненавистью, и второй крестьянин, как и предыдущий, тоже бросился бежать.

Целый день блуждал Франсуа по огромному лесу и тщетно задавал свой вопрос всякому, кого встречал на пути. Он ничего не понимал. По всей очевидности, Роза была больна и ждала врача. Но когда, представившись таковым, он спрашивал дорогу, крестьяне отказывались помогать ему. Неужели они до такой степени ненавидели свою хозяйку? Неужели желали ее смерти? Или отголоски Жакерии, давно канувшей в небытие, по-прежнему давали о себе знать во Флёрене?

Наступил вечер, а Франсуа все еще бился над этой загадкой, отчаявшись добраться до цели своего путешествия. Внезапно лес кончился, и прямо перед ним встал замок Флёрен.

Франсуа вздохнул с облегчением, хотя до конца пути было еще далеко. Мост через ров оказался поднят, но Франсуа уже знал, что по неким причинам, еще ему не ясным, войти в замок мог только врач. Из поклажи, что была навьючена на мула, он достал накидку, чтобы скрыть свое одеяние, слишком явственно выдававшее в нем рыцаря, и предстал перед воротами.

— Откройте! Я — врач.

Минуту-другую ему пришлось подождать, наконец, в амбразуре появилась голова.

— Уже!

К большому удивлению Франсуа, в голосе явственно слышалось отчаяние. Но то, что последовало дальше, удивило его еще сильнее.

— А епископа с вами нет?

Ему ничего другого не оставалось, как только продолжать играть роль в этой непонятной игре.

— Он едет. Будет завтра.

Голова исчезла, человек, видимо, пошел открывать ворота, но Франсуа успел услышать, как тот произнес:

— Будьте вы прокляты!

С глухим скрипом медленно опустился мост. Отворились широкие ворота. Франсуа въехал в замок и оказался перед человеком лет сорока, лицо которого смутно напоминало ему о чем-то.

Франсуа резко произнес:

— Кто ты такой, что проклинаешь человека, который будет лечить твою хозяйку?

Человек злобно усмехнулся.

— Лечить! Вы смеетесь надо мной?

— Ты мне не ответил: ты кто?

— Перрен Белло, командир отряда солдат. В замке только солдаты и остались.

Франсуа вспомнил лицо Тома Белло, тоже командира отряда, только во времена Жакерии. Так значит, сейчас перед ним стоял его сын. В это мгновение накидка внезапно соскользнула, обнаружив его доспехи.

Перрен Белло отпрянул.

— Так вы не врач! Вы меня обманули!

Франсуа живо соскочил с лошади, вынул кинжал и приставил его к горлу Белло.

— Неважно, кто я такой! Веди меня к ней!

— Это невозможно.

Франсуа не собирался отступать.