Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья, стр. 60

На всякий случай мы устроили ревизию нашим продуктам (кто знает, сколько нам придется просидеть тут еще?!). Неделю можем сидеть безбедно и даже припеваючи, а потом придется переходить только на рыбу и мясо (этого-то добра — завались). Основных проблем две: чай (его хватит только дня на два, от силы три, да и то при очень экономном расходовании); и еще папиросы (эта проблема, правда, касается только Саши), у него осталось их всего на пару дней (только теперь он по-настоящему оценит убыток, нанесенный нам наводнением).

— Ну, это все пустяки, — благодушно философствует Константин Иванович, — мясо есть, рыба есть — вот, считай, мы и сыты, топливо — дрова и уголь — есть, вот считай, мы и в тепле. Был тут, в Хатанге, такой случай. Уже глубоко по осени, перед самой зимой, отправился один мужик набить себе куропаток. Забросили его приблизительно в эти места. Ну а в назначенный день забрать не смогли, потом какое-то ЧП где-то случилось, сан-рейс, то-се, потом мясо возить пришлось с забойных пунктов, а там уже и полярная ночь на носу. Тут вдруг пурга ка-ак даст на неделю, снегу намело выше пояса, куда денешься?! А там и она — полярная ночь, темнота — глаз коли. Однако слетали за ним, покружили-покружили и никого не нашли. Ну что делать — списали мужика. Похоронили — замерз, выпили за упокой души — Царствие Небесное! Зима прошла, солнышко вышло. Потом уже, к лету ближе, как снег таять начал, полетели труп искать — родственники настояли, чтобы похоронить по-человечески. Прилетели, смотрят, а он — живой, вертолет увидел — плачет, смеется, с кулаками на них бросается: «Где же вы, сволочи, раньше были?!» Он бы, поди, и стрелять в них стал, да у него уже все патроны кончились...

— Да как же он зимой выжил-то тут? — спросил Петька.

— Ну, во-первых, повезло ему: нашел он почти полную бочку солярки да еще одну бочку, пустую. Из снега со льдом ледяную избу-иглу себе построил, печечку в ней оборудовал. Куропаток у него было очень много, на всю зиму хватило, да еще какого-то приблудного оленя, уже, считай, самого последнего, он напоследок хлопнул. Вот так всю зиму и прокантовался. Все это, между прочим, чистая правда.

И этого бедолагу я знавал самолично. Ну нам-то чего бояться — дом у нас есть, да какой — с печкой и полатями, мяса да рыбы невпроворот. Угля завтра пойдем мешков пять наковыряем, а на растопку нам остатков тримарана надо-о-олго хватит. Не бойся, Петька, не пропадем!

Перед самым сном Саша с Лешей решили проверить питание у нашей рации и обнаружили, что одна секция батарей полностью вышла из строя, а так как все секции соединены последовательно, то эта, дохлая, подсаживает и остальные, живые. Секцию заменили, но рация стала работать ненамного лучше.

— Может, и мы завтра куропаток настреляем, — мечтательно говорит Петька (из всего рассказа Константина Ивановича он запомнил только то, что мужик всю зиму питался куропатками).

— Вот где куропаток, так это возле Неприветливого озера, — говорит Константин Иванович. — Я там видел стаи ну просто гигантские, штук по пятьсот.

— Эх, Петька, — говорит Саша, устраиваясь в своем мешке, — зря ты с нами ни разу на Неприветливое не сходил. Прокрался бы ты в середину стаи и — тра-та-та-та мелким дробом. Всех куропаток разом бы и уложил.

— Да что тебе в этих куропатках? — возмущаюсь я. — Оленина-то много вкусней.

— Кому как, — пожал плечами Петька и тоже полез в свой спальный мешок.

9 сентября

В семь утра, как обычно, состоялся сеанс связи. Хатангский радист (РЖЖЕ), как обычно, на связь не вышел. С Игаркой связь была хорошая. Радист сообщил нам, что Иван Филиппович вчера дозвонился наконец в Хатангский авиаотряд, но что ему там сообщили, радист не знает, сам же Иван Филиппович беспробудно спит и добудиться его нет никакой возможности (обычно Иван Филиппович встает очень рано). Поразмыслив немного, решили, что, наверное, в Игарку вернулся какой-нибудь отряд, была теплая встреча, после которой подняться поутру нет ни малейшей возможности. Лешина жена Алла (она тоже геолог) уже вернулась в Игарку, она пыталась поговорить с Лешей, но из этого толком ничего не вышло: больно хил наш передатчик. Приемник-то работает сносно: мы слышим наших корреспондентов хорошо, а вот они нас слышат очень плохо. Поэтому мы стараемся говорить простыми, короткими фразами (а еще лучше отдельными словами): «Да», «Нет», «Сели батареи» и т. п. Утренний сеанс связи перенесли на двенадцать часов утра, когда, бог даст, Иван Филиппович сообщит нам что-нибудь конкретное.

Однако днем ни главный «клычок», ни Иван Филиппович ничего интересного сообщить нам так и не смогли. РЖЖЕ упорно молчит, Иван Филиппович звонил, оказывается, не в авиаотряд, а на базу «Аэрогеологии», звонил весь день, но там упорно никто не брал трубку. Что там с ними: всеобщий глухой запой? пожар, и база сгорела дотла? эпидемия? Тут, на озере Таймыр, мы можем только строить догадки. Вечером (связь с «клычком» была особенно хорошей) удалось втолковать радисту, чтобы он попросил Ивана Филипповича звонить не на базу «Аэрогеологии», а прямо в авиаотряд. Поможет ли это?

В наши сети (их осталось, напомню, всего две, причем одна, «веревка», чисто символическая и толку от нее — нуль) рыба попадать практически перестала: вчера вечером вообще не поймали ни одной, а нынче, несмотря на «рыбный» южный ветер, всего три сижка-маломерка.

10 сентября

Сегодня сеанс связи был несколько позднее: в половине восьмого утра. Мы слышали, как настойчиво и безнадежно наш милый «клычок» искал проклятый РЖЖЕ. Звонил ли Иван Филиппович в авиаотряд, радист не знал, но заверил, что, если нас не вывезут в субботу и воскресенье (то есть завтра и послезавтра), Иван Филиппович лично вылетает в Хатангу. Что же, как говорится, спасибо и на том.

Когда утром мы вышли умываться к ручью, прямо за нашим балком, метрах в двухстах, села здоровенная стая куропаток. Мы с Сашей (я с ружьем, он с винтовкой-малокалиберкой) подкрались к стае и убили пять штук (по штуке на едока). И вот сбылась Петькина мечта: я приготовил к обеду куропаток табака. Однако все мы пришли к заключению, что оленина намного вкусней этой деликатесной птицы. И только Петька остался при своем мнении (я полагаю, из чистого упрямства).

Вечером Саша, Леша, Петька и Константин Иванович, взяв мешки, пошли за углем. Откладывать это нельзя: если завтра упадет снег, угля уже не добудешь. У нас его осталось всего полтора мешка; а сколько нам здесь еще сидеть — неизвестно. Угля добыли четыре полных мешка — этого топлива хватит на ползимы. Правда, уголек оказался так себе: горел он неважно, и было от него больше золы, чем толку.

Перед самым сном Леша с Петькой отправились проверять сети и вернулись пустые.

11 сентября

Спали аж до десяти часов: сеанс связи только в двенадцать часов, а все часы у нас вдруг встали (вчера мы почему-то забыли завести все наши часы). Пришлось узнавать время по радио.

Сегодня мы заварили наш последний чай — грустно. Вот уже четвертый день свежий чай мы пьем только утром, в обед — «вторячок», в ужин — «третьячок». К сожалению, оба последних свежих чая (вчерашний и сегодняшний) Петька испортил: вчера воду для чая он набрал в том омутке, где мы умываемся и чистим зубы, так что чай явственно отдавал мылом и зубной пастой (Константин Иванович, например, этот чай пить отказался); а сегодня он хоть и набрал чистой воды (выше по течению), но в чайнике оказалось только две трети объема (ему лень было набирать воду кружкой, и он черпанул ее чайником через край). Всем обществом постановили чаю ему дать только две трети кружки (а на завтрак был малосольный муксун и оленьи котлетки на ребрышках). Если честно сказать, то в последнем случае я виноват тоже: надо было посмотреть, сколько же воды в чайнике, но я был так уверен, что он полон! Впрочем, наказать меня никто не решился.

В обед Саша связался с Игаркой, и наш «клычок» сообщил, что нынче мы в плане и должны готовиться к вылету.