Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья, стр. 53

— Вся надежда, что хватит у него здравого смысла собраться и уйти оттуда, — говорит Саша. — Ведь это метров на двести — триста выше и много дальше от благословенной теплой чаши озера. Сидеть там сейчас — это не вариант.

А палатка наша продолжает ходить ходуном, каркас скрипит, каждую минуту грозя рухнуть, труба печки (раскаленной почти докрасна) танцует. И все-таки это — дом. Ведь в сущности — кусок брезентовой тряпки, и более ничего, а тем не менее дом, тепло и даже какой-никакой уют. К третьему часу урагана у нас вырвало восточную стенку палатки. Мы бросились ее укреплять: если не сделать этого за пять, максимум за десять минут — палатку сорвет целиком, намотав на каркас. Сперва я принес деревянные брусы, предназначенные для тримарана (они лежали неподалеку, так как я на них рубил мясо), но это конечно же не помогло. Тогда мы с Лешей притащили здоровенные вьючные сумы с образцами и ими кое-как, в последний момент, укрепили стенки. Причем с этими сумами, в каждой из которых было более центнера весу, мы умудрились перепрыгнуть через ручей. (Впоследствии, в спокойной обстановке, мы с ним и от земли-то отрывали эти сумы с трудом.)

Я пошел было за дровами, но тут же вернулся: в такую погоду из палатки лучше не выходить. Распилили один брус и им продолжали топить печку. А Петька с Лешей решили проявить героизм и отправились за бревном, которое Леша давно уже присмотрел на берегу. Вернулись они с этим бревнышком через час, продрогшие, промокшие насквозь, все облепленные мокрым снегом. Они полагали, что мы с Сашей станем их чествовать, как настоящих героев, а мы устроили им выволочку: в такую погоду от палатки лучше не уходить. Во-первых, незачем зря мокнуть; во-вторых, приключиться может в ураган что угодно; в-третьих, нам могла бы понадобиться их помощь, если бы пришлось спасать лагерь. Теперь они переоделись во все сухое, сидят возле горящей печки, сушатся, греются, хлебают огненный суп-харчо. А их обледенелые вещички, развешанные на веревках вокруг печки, сушатся, истекая ледяной водой.

Я ненадолго вышел на улицу. Ветер валит с ног, долина и предгорья в снегу, а на озере — жесточайший шторм. Впрочем, я вижу, что один из наших наплавов, голубая канистра, взлетает вверх-вниз среди белых бурунов, в которые оделась вода озера. Выдержат ли этот ураган наши сети?

Часов около восьми вечера пришел весь покрытый ледяной коркой Константин Иванович. Он шел в кромешной пурге более пяти часов по компасу. Его конечно же тут же раздели, налили водки, дали любимую меховую шубу до пят, а вещи разложили сушить (к этому времени одежда наших «героев» уже просохла).

— Супчику, — попросил Константин Иванович, — горячего супчику. Все эти дни там, на Неприветливом, я мечтал о нем, о супчике. И побольше. Не надо тарелок, налейте прямо в тазик.

Я налил ему полный тазик супа-харчо.

— Да у меня и кроме супа еще кое-что вкусненькое есть, — сказал я.

— Ничего не надо, — сказал Константин Иваныч, глотая огненно-горячий суп. — Только супчику. Ох, что творилось там, на Неприветливом, я и пересказать вам не могу. Ужас! Камни летели, как перья; ветер выл, снегу нанесло по колено. Кошмар! Долго не решался я из своей норы вылезти: сплошная пелена пурги, ни зги не видать, только рев водопада да грохот летящих отовсюду камней.

Признаться, я не верил, что Константин Иванович одолеет весь таз супа, но он с этой задачей блестяще справился, после чего сразу же завалился спать.

22 августа

К утру ураган маленько утихомирился, хотя ветер дует по-прежнему северный («землячок»), но по сравнению с тем, что было вчера, это сущие пустяки.

С утра занимались восстановлением нашего хозяйства, разрушенного вчерашним ураганом: заново перетянули все растяжки у палатки, зашили, заклеили и зашпаклевали все дыры. Досушили у печки все, что не просохло вчера. На озере по-прежнему свирепый шторм, так что сети проверить совершенно невозможно (ах, как я волнуюсь — что с ними, целы ли?!).

Сегодня руководство отряда решило, что вниз по Нижней Таймыре мы, скорее всего, не пойдем (впрочем, я догадался об этом уже давно).

Петька с Лешей, взяв ружьишко, отправились поохотиться.

Вернулись они в оговоренное время (часов около восьми), принесли золотого корня и дров (остатки разоренного лагеря). Петька якобы видел куропатку и даже хотел в нее стрелять, но патрон оказался мокрым и не влез в ствол ружья. Леша, впрочем, уверен, что никакой куропатки там не было, просто Петьке захотелось выстрелить. И Петька опять получил от Константина Ивановича выволочку, но не за псевдокуропатку и не за желание стрелять во что бы то ни стало, а за то, что взял с собой мокрые патроны. Заодно пришлось ему прослушать нравоучительную лекцию о мокрых патронах, осечках и вообще аккуратном отношении к оружию, полную ярких и жутких примеров.

Спать легли рано, часов около одиннадцати. Константин Иванович сказал, что, ежели завтра будет приемлемая погода, они с Лешей уйдут на Неприветливое, а Саше будет дана последняя попытка запустить лодочный мотор.

23 августа

Погода с утра просто замечательная: ветер стих, на небе ни тучки, вовсю жарит солнце, и Константин Иванович передумал.

— На Неприветливое идем все втроем, — твердо сказал он и смущенно добавил: — В последний раз. Все там закончим, втроем-то, поди, сумеем. А потом вернемся и будем лагерь сворачивать.

— Ура! — закричал Петька. — И поплывем на север!

— Да нет, — покачал головой Константин Иванович, — теперь уже, пожалуй, на юг.

— Как на юг?! — едва ли не хором воскликнули мы.

— Километрах в шести-семи отсюда к югу есть хорошие выходы угля, а у нас всего два мешка угля осталось да немного дров. Когда нас вывезут — неизвестно...

— Как неизвестно, — удивился Петька, — мы вертолет на какое число заказывали?..

— Это ничего не значит, — отмахнулся от него Константин Иванович. — А на носу серьезные холода. Да, судя по карте, и избенка там имеется... Ну и на Суровое оттуда ходить проще...

— Как на Суровое? — поперхнулся Леша.

— А вот так, — сказал Константин Иванович. — И нечего рассуждать. Пошли помаленьку.

Днем, когда озеро немного утихомирилось, поехали мы с Петькой проверять наши сети. Однако попытка эта оказалась неудачной: в большой сети, семидесятке, как обычно, ничего не было. Две же другие сети я выбрать так и не смог: шторм так закатал грузила в дно, что было это мне не под силу, да и сети я порвать боялся (тем более что ощущался все-таки еще приличный накат).

Днем Петька снова отправился гулять по тундре с ружьишком. Ему, как обычно, велено было ходить только в пределах видимости лагеря и вернуться не позднее восьми часов вечера. Меня же буквально одолели песцы. До чего же это беспардонные и наглые твари!

Петька пришел вовремя, принес одно полено и сказал, что все время за ним по пятам крался полярный волк, но он пуганул его из ружья, и волк убежал (врет конечно же!).

Саша с Лешей, как обычно, пришли около часу ночи и сказали, что на Неприветливое, видимо, придется идти еще раз.

— А как же, Константин Иванович говорил, что... — начал было Петька.

— Мало ли что он говорил, — махнул рукой Леша, — там работы еще — во! — И он рубанул себя ребром ладони по горлу. — Пахать и пахать!

— Да, господнего дерьма не перетаскать, — процитировал я великого Исаака Бабеля.

— Точно, — согласился Саша. — Константин Иванович, правда, постеснялся нам сразу об этом сказать, но, я думаю, послезавтра, когда мы вернемся к нему на Неприветливое, скажет непременно.

24 августа

Саша придумал прекрасный способ поднимать утром Петьку из спального мешка: с помощью его же, Петькиного, кваса. Все эти дни Петька по нескольку раз (едва ли не каждый час) пробует содержимое бидона, но пока его, как взыскательного автора, качество напитка не устраивает, и он со вздохом вновь закатывает бидон к себе под кровать.