Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья, стр. 31

— Ой! — в притворном ужасе закрыл голову руками студент-геолог Андрей. — А мы тут сидели, ушами хлопали.

— А если уж вы так хотите нас отсюда выставить, — продолжал я, — черт с вами, мы уйдем. Только в таком случае давайте нам грузовую машину и грузчиков.

— Позвольте, позвольте, — вмешался в разговор Геннадий Павлович, — ваша экспедиция, между прочим, два года пользовалась здесь, в Кубекове, нашими СНИИГГиМСовскими складами, пока вы вот этот, свой, не выстроили. И мы, заметьте, не брали с вас за это ни одной копейки. Ни единой!

— Не брали, верно, — взвился Попов, — но попрекали каждый день. Каждый божий день!

Тем временем на базу прибежали рябая сторожиха и с нею развеселый (в прошлом) сторож Саша. Теперь, впрочем, ничего ни веселого, ни удалого в его облике не было. Он весь как-то съежился, посерел, кроме того, как видно, мучился он с глубочайшего похмелья.

— Явился, — перенес на него весь свой гнев начальник, — герой! Да за это я с тобой знаешь что сделаю?! Я тебя за эти художества в три шеи отсюда! И под суд! Места ему, видишь ли, не жалко!.. А себя тебе жалко?! Ты тут, на базе, пьянки устраиваешь, мне докладывали. Что ты позавчера в вахтенном журнале написал при сдаче дежурства, а?! «Шабаш. Всем гулять — день рождения сторожа!» Я вот покажу тебе день рождения, сторож!

— Да это не я писал, — запинаясь от страха, пролепетал Саша, извинительно улыбаясь.

— Не ты?! — вновь свел брови начальник. — Тогда кто? Кому вахтенный журнал доверяешь? Мало того, что ты посторонних на базу впускаешь, так еще и вахтенный журнал, важнейший государственный документ, у тебя по рукам ходит, как детектив. Ну, погоди у меня! Ладно! — перевел дух товарищ Попов и отер пот с лица. — Пусть эти на базе пока остаются, чего с ними поделаешь... Но более без моего приказа — никого!.. Слышите, никого! Только по моему письменному разрешению.

— Хорошо, хорошо, — испуганно кивала головой рябая сторожиха.

— А придет ихний «Топограф», пускай становится вон там, за забором. Ничего, пускай туда таскают, разомнутся, им в охотку. И не давать им загружаться, пока не будет нашей кладовщицы. Пусть грузятся только в ее присутствии. Все! — И хлопнув дверью машины, непреклонный начальник базы убыл в Красноярск.

Меня по-прежнему колотила дрожь, все тело ныло, и голова была огненной, так что я мало что соображал. Я выпил еще одну кружку горячего чаю, надел свитер и вновь залез в спальный мешок продолжать гнать из себя хворобу.

Проснулся я, весь мокрый как мышь, уже под вечер. Дрожь моя совершенно прошла, голова была ясна, но во всем теле ощущал я неимоверную слабость. В ушах у меня звенело, перед глазами плыли какие-то неровные круги. На совершенно ватных ногах пересек я двор базы, через дыру в заборе вылез наружу и там упал, потеряв сознание.

Сколько я пролежал в обмороке, не знаю, но думаю, что недолго, так как меня на базе не хватились. Надо сказать, что испугался я здорово: никогда прежде ничего подобного со мною не случалось. Испугались и мои попутчики, когда я рассказал им об этом происшествии. Кроме того, слабость моя возросла настолько, что я не мог даже самостоятельно ходить. Особенно испугался Петька. Он все ходил вокруг меня, заглядывал в глаза и с тоскою повторял:

— Значит, мы теперь никуда не поедем, да? Раз ты заболел, значит, нам теперь придется возвращаться домой, да? — И столько горя было в этих его словах, что мне даже стало немного совестно.

Мои попутчики быстро завели вездеход и все вместе повезли меня в деревню, к местному фельдшеру (вернее, фельдшерице). Но той дома не оказалось, мы пробовали искать ее по всей деревне, но успеха в этом предприятии не добились. Тогда мы решили вернуться на базу, чтобы нанести визит местной медицине попозже. Однако постепенно моя слабость стала уходить, и вскоре я начал все прочней и прочней становиться на ноги. Как видно, обморок пошел мне на пользу. А тут еще мы увидели, что к причалу нашей негостеприимной базы, разворачиваясь против течения, подходил, толкая впереди себя носом здоровенную приземистую баржу, долгожданный «Топограф». В наше отсутствие рябая сторожиха, получившая грозный наказ своего начальника, ушла домой убираться со скотиной, а вместо нее на базу прибыл ее муж, совершенно пьяный нахальный мужичонка в полосатом кургузом пиджачке. Он сразу же объявил нам, что является Героем Советского Союза, а звезду не носит из скромности. Мы не поверили ему, тогда он обиделся и, махнув рукой, заявил, что раз так, то никаких дел с нами он иметь не желает и разговора тоже поддерживать не станет. После этого он выразительно плюнул, растер плевок сапогом и отправился в вагончик. Более до самого отплытия мы его не видели.

Тем временем «Топограф» лихо подошел к причалу. Сперва вездеходчик Валера ювелирно точно поставил на палубу баржи свой вездеход, закрепил его растяжками, затем мы начали загружать баржу нашим имуществом. Грузили, разумеется, прямо с территории базы и без всякого присмотра кладовщицы, потому что, во-первых, никакой кладовщицы не было; во-вторых, лже-Герой Советского Союза, которому, возможно, жена и сообщила строгий приказ начальника (а может, и не сообщила, бог весть), совершенно нас игнорировал. И нас это вполне устраивало. Командовал погрузкой веселый разбитной рулевой, как нам показалось прилично выпивший (вот опять меня будут корить за то, что все кругом у меня либо вовсе пьяные, либо, как минимум, вполпьяна, но ей же богу, так все оно и было, что вполне может подтвердить мой Петька), а принимал наш груз и командовал его размещением в трюме грустный матрос (тоже довольно-таки выпивший) с четырьмя огромными желтыми зубами, торчавшими изо рта наружу. Как выяснилось впоследствии, мои предположения насчет нетрезвости команды были абсолютно верны; мало того, вся остальная часть команды, включая повариху (кока, по речному наименованию), мертвецки пьяная лежала в кубриках. А я постепенно настолько пришел в себя, что уже помаленьку начал принимать участие в погрузке и к концу ее работал совершенно на равных с остальными нашими мужиками. А про мою недавнюю слабость никто и не вспоминал.

— Когда приплывем в Енисейск? — сразу же начал любопытствовать Петька.

— Приплывем? — весело оскалился рулевой Володя. — Плавает, парень, дерьмо в проруби, а в Енисейск мы придем нынче к ночи. Нам это очень просто.

И, лихо развернувшись против течения, мы отправились в длинное и прекрасное путешествие вниз по великому Енисею от Красноярска до самой Игарки. В пути мы совершенно вольны: можем где угодно причалить, отдохнуть, порыбачить — словом, все в наших руках. Ах, как завидовала наша Зоя именно этой части нашего путешествия! Она даже было хотела прилететь в Красноярск, с тем чтобы отправиться в это путешествие до Игарки вместе с нами. Но, несмотря на всю заманчивость и простоту этого проекта, она на него так и не решилась. А вот мы с Петькой плывем. Пусть возражает против этого глагола рулевой Володя — мы именно плывем. И это — прекрасно!

Впрочем, проплыли мы недолго. Часа через полтора, уже ночью, пришвартовались у села Кононово.

— Ночью мы идти не можем, — пояснил мне рулевой Володя, — катер-то у нас как следует оборудован, а вот на барже треугольника нету. Ну и потом, Кононово — это, братцы мои, ого-го! Тут экспериментальное подсобное хозяйство Красноярской девятки и знаете какое снабжение — высший класс! Мы тут завсегда швартуемся и продукты на весь рейс берем. Так что — шабаш. Ночуем! Завтра поутру придем в магазин — ахнете.

14 июля

Первым проснулся я, и довольно рано. Наши суда все так же стояли, уткнувшись в берег носом, и никто из моих попутчиков — ни члены команды (половину ее мы еще и не видели), ни геологи, устроившиеся вместе с нами в трюме баржи среди экспедиционных грузов, что везем мы с Петькой, — признаков жизни не подавали. В трюме полным-полно комаров, они буквально облепили марлевые пологи, и вылезать из спального мешка очень не хотелось. Тем не менее вылезать пришлось, пришлось одеваться, обуваться, умываться и чистить зубы. Грохот моих сапог по железной палубе разбудил всех моих попутчиков, и они тоже потянулись к ледяной енисейской водице. А вот о команде по-прежнему ни слуху ни духу (а уже десятый час утра). Сидим на палубе баржи, голодные, злые, ждем, пока проснутся наши адские водители.