Адъютант его превосходительства, стр. 103

— Все равно успеете. Пеши — если мерить от Зеленого мыса вёрст семь, не боле, — поддержала на добром распеве этот разговор Мария.

Светало. Сквозь плотную замесь низких, сильно увлажнённых от недавних штормов облаков просачивались мутные волны слегка подзеленевшего света. Справа, вдали, над гребнями бегающих валов, показалась полоса желтоватого гористого берега.

— Василий! — раздался тревожный оклик Марии. — Смотри туда… Мористей…

Там, вдали, за грядой волн, смутно угадывался силуэт какого-то судна. Оно шло прямо на баркас, вырисовываясь все ясней и ясней. И вот уже стали хорошо видны его топовые огни: справа — красный, слева — зелёный.

Василий сразу же переложил штурвал — и баркас, резко накренившись, лёг право на борт, носом к берегу.

— Может, пронесёт! — тревожно проговорил Василий.

Но куда там! — не пронесло! На судне сначала показалась световая точка, потом из неё вырвался сноп света и быстро заскользил по гребням зыбких пенящихся волн. Он быстро приближался к баркасу. Осветив баркас, прожектор внезапно погас. И тотчас на судне заработал ратьер, который стал посылать в сторону ускользающего баркаса предостерегающие световые сигналы: точки, тире, точки…

«Приказываю… лечь… в дрейф…» — медленно прочитал Василий и вопросительно посмотрел на Семена Алексеевича. Тот стоял недалеко от штурвала, закусив губы, и на лице его резко обозначались скулы.

— Вася! Это патрульное!.. Патрульное… Не отстанут так… Пироксилин! Пироксилин кидайте в воду, пока нет прожектора! — тревожно закричала Мария.

— Подожди ты, скаженная! — резко оборвал её Василий, мысленно вымеряя расстояние между судном и баркасом.

Вдали снова ярко вспыхнула красная точка, тут же на воду неподалёку от борта баркаса упал луч, заскользил к баркасу. Тогда Василий второпях передал штурвал Красильникову, а сам бросился к движку: добавить газку — и к берегу. Только в этом было сейчас спасение.

Когда стремительный прожекторный луч накрыл баркас, Красильников мгновенно переложил штурвал — и тут же, резко вильнув, баркас ушёл в темноту. И опять луч беспомощно, слепо заскользил по волнам, нащупывая баркас, и опять стал наползать на его борт. И снова Красильников, резко передёрнув штурвал, увёл посудину в темноту. Так раз за разом уходил баркас от луча прожектора, мечась между беспорядочными волнами и бурунами.

— Молодец, Семён! — послышался восхищённый голос Василия.

С судна потянулась пунктирная нитка трассирующих пуль. Однако пулемётная очередь прошла в стороне от баркаса.

К штурвалу снова стал Василий и замысловатыми зигзагами повёл баркас к берегу. Вёрткое судёнышко скользило по волнам, то прячась за ними, то взлетая на мгновение на гребень волны, чтобы тут же спрятаться, заслониться ею…

— Все равно сейчас догонят! — хмуро глядя на мчащееся под всеми парами судно, пробурчал Кособродов. Ему не нравилось ни море, ни эти гонки с патрульным судном.

Василий смерил глазами расстояние на этот раз уже до берега и заметно повеселевшим голосом ответил, храня на лице неприступное спокойствие:

— Может, догонят, а может, и нет… Сейчас, ближе к берегу, глубина спадёт, и они дальше не сунутся.

Раскатисто ударила с судна пушка — казалось, что она ещё больше пытается всколыхнуть прибой. Впереди баркаса взметнулся сноп воды. И прежде чем он опал, пушка снова раскатисто ударила. Теперь вода взметнулась совсем близко за кормой и ливнем прошлась по баркасу.

— Василий, смотри! Вилку ставит! — предупреждающе крикнул Семён Алексеевич.

— Вижу, — тихо, скорее сам себе ответил Василий, изо всех наваливаясь на штурвал.

Высокие гейзеры взметнулись левее баркаса — снаряды разозлись по старому курсу.

— Все, хлопцы! Все!.. Машину стопорит! — донёсся злорадный голос Марии. — Боится, гад, дальше идти!..

Патрульное судно выстрелило ещё несколько раз. Но это уже от бессилия — снаряды разорвались совсем в стороне.

Баркас быстро проскользнул в тень обрывистого, поросшего кустарником берега. Василий облегчённо вздохнул, застопорил двигатель, и на баркасе стало тихо. Все звуки: шелест грузно закатывающегося на гальку прибоя, слабое цоканье капель, падающих с мокрых ветвей, сонные вскрики какой-то птицы — воспринимались после только что пережитого острей, отчётливей.

Патрульное судно несколько раз прошлось вдоль берега, в полуверсте от береговой кромки, обшаривая прожектором выступающие из воды скалы. Но уже порядком рассвело, и луч прожектора стал тусклым и расплывчатым. Баркас затаился между серыми каменными валунами и по цвету слился с ними.

Проводив долгим взглядом растаявшее в море судно, Семён Алексеевич вместе с Кособродовым и Николаем выбрались на берег. Мария и Василий передали им мешки.

— Домой-то как доберётесь? — сочувственно спросил Красильников. — Ну как снова патруль подловит?

— Ты за нас не бойся, — бодро ответил Василий. — Нам это не впервой, правда, Мария?.. Вы за себя бойтесь! Дорога-то небось крепко охраняться будет.

— Ничего. Черт не выдаст, свинья не съест, — привычно повторил свою любимую пословицу Кособродов.

Они попрощались.

Утро было унылое, пасмурное. Густой, липкий туман выползал из моря, накапливался на пригорках и стекал в распадки и буераки, теряя белые ватные клочки на багряно-жёлтых ветках деревьев…

Семён Алексеевич, Кособродов и Николай с мешками на спинах торопливо шагали друг за другом. Они боялись одного — опоздать — и оттого спешили. Идти пришлось почти все время в гору. К десяти часам, ко времени отправления из Новороссийска литерного эшелона, они добрались до места. Зажатая с обеих сторон скалами, внизу заблестела под солнцем железная дорога — два тонких, как лезвия ножей, луча, сходящихся у горизонта. Красильников и Кособродов, лёжа на краю обрыва, смотрели на неё. А Николай, цепляясь за выступы в камнях, спустился на полотно, огляделся по сторонам, подошёл к рельсам, зачем-то постучал сапогом по металлу. И лишь после этого махнул рукой: «Давайте!»

Красильников и Кособродов стали осторожно спускать на верёвке тяжёлый мешок со взрывчаткой.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

На товарном дворе железнодорожной станции Новороссийск, куда ночью были поданы платформы с танками, заканчивалась подготовка эшелона к отправке. Солдаты, маскируя, тщательно укрывали брезентом стальные махины. Железнодорожники, следуя инструкции, в последний раз проверяли буксы и сцепку. В голове эшелона стояли под парами два мощных паровоза, за ними виднелся пассажирский вагон для свободных от караула офицерских смен. Ещё дальше, в хвосте длинной цепи платформ, тоже неутомимо выбрасывал в небо белые облачка маленький паровоз-толкач.

Начальник литерного эшелона капитан Мезенцев медленно шёл вдоль платформ, придирчиво и горделиво вглядываясь в укутанные брезентом громады. Он остановился возле пассажирского вагона, взглянул на часы. Помедлил немного и зычно крикнул:

— Господа офицеры! По местам!

Похожие в своих чёрных одеждах на монахов, дроздовские часовые полезли каждый на свою платформу, вытянулись там по стойке «смирно». Те, кто сопровождал Мезенцева, поднялись в классный вагон. Мезенцев снял фуражку и, осознавая важность момента, выдохнув негромко: «Ну, с богом!», торжественно взмахнул ею.

Послышались протяжные гудки паровозов. Часовые на платформах мелко крестились. Разом лязгнули буфера, заскрипели колёса — эшелон сдвинулся с места и, медленно, тяжело набирая скорость, грузно поплыл по рельсам.

Капитан Мезенцев вскочил на подножку классного вагона и снова бросил взгляд на часы: было ровно десять часов утра.

И, по всему вероятию, в ту же минуту новороссийские телеграфисты передали эту новость по всему маршруту следования литерного эшелона. Вся дорога — от Новороссийска до Харькова — ждала этого сигнала. Тотчас после него на станции и полустанки, покинув казармы, прибыли роты охраны. Патрульные устанавливали на рельсы дрезины и отправлялись — в который раз! — проверять исправность путей…