Жизнь Чезаре Борджиа (др. изд.), стр. 57

Папа приказал арестовать старого кардинала Орсини и двух епископов, его ближайших друзей, — Джакомо ди Санта-Кроче и Джанбаттиста да Вирджинио. Всех их, без объяснения причин, заточили в один из казематов замка св. Ангела.

Род Орсини пользовался большим уважением в Риме уже много веков, и шестого января священная коллегия обратилась к папе с ходатайством о помиловании опальных прелатов. В ответ Александр рассказал кардиналам все то, что уже было известно Джустиниану.

К началу 1503 года Бык растоптал своих врагов.

Глава 27. НА ВЕРШИНЕ

Андреа Дориа, объявивший, что сдаст Сенигаллию только герцогу Валентино, предпочел не дожидаться прибытия Чезаре. Он исчез в ту же ночь, когда Вителли и Оливеротто простились с жизнью в безжалостных руках палача. Бегство генуэзского капитана могло объясняться различными соображениями, но в любом случае это был весьма предусмотрительный шаг. Судя по всему, у Дориа имелись реальные основания побаиваться личного свидания с герцогом, прекрасно осведомленным о всех планах и переговорах мятежников, в том числе и о тех, которые велись в Сенигаллии.

Утвердившись на берегах Адриатики, Чезаре повернул армию на Читта-ди-Кастелло. Там уже знали о казни Вителлоццо, и дрожащий город покорно открыл ворота перед отрядами облаченных в красно-желтые мундиры солдат. Герцог объявил о присоединении Читта-ди-Кастелло к владениям церкви, привел к присяге городской совет и, не задерживаясь, двинулся на Перуджу, ставшую главным оплотом его противников.

Нынешний предводитель, направленной против Борджа коалиции, Джанпаоло Бальони располагал довольно значительными военными силами. К нему присоединились Гуидобальдо да Монтефельтро, Фабио Орсини, сын Паоло, братья Варано и племянник казненного Вителлоццо. Все они командовали собственными отрядами и теперь, собравшись вместе, повели жаркий спор, пытаясь выработать общую стратегию борьбы против ненавистного Валентино.

Джанпаоло произносил громовые речи, чтобы воодушевить соратников, а заодно закрепить свое лидерство. Но в разгар совещаний лазутчики принесли ему пугающую весть — армия герцога приближается, она уже миновала Гуальдо, и через двое-трое суток вражеская кавалерия будет под стенами Перуджи. Видимо, эта новость заставила Бальони взглянуть на ситуацию другими глазами. Он предоставил своим гостям возможность самим улаживать счеты с Валентино, поднял войска и со всей возможной скоростью отбыл в Сиену, под защиту Пандольфо Петруччи.

Граждане Перуджи выслали посольство навстречу герцогу и поспешили выразить ему глубокую признательность за избавление от ужасной тирании. Их слова были не только лестью, ибо род Бальони славился жестокостью по всей Италии. Эта фамильная черта проявлялась не только в борьбе со старинными соперниками — кланом Одди, но и в смертельных распрях внутри собственного семейства. История дома Бальони, которую мы находим в «Перуджанской хронике» Матараццо, выглядит сплошной чередой убийств. Резня в годы их правления была самым обычным делом, и «перуджанские улицы уподоблялись жилам — столь естественно и непрерывно струилась по ним человеческая кровь».

Присоединив Перуджу к церковным владениям, Чезаре назначил городским наместником своего секретаря Агапито Герарди. Другой его подчиненный, Винченцо Кальмета, выехал на восток, чтобы от имени герцога принять бразды правления над Фермо.

Вскоре после занятия Перуджи произошел дипломатический скандал, удивительно напоминающий историю с Доротеей Караччоло. Речь снова шла о похищении знатной венецианки, но на этот раз жертвой оказалась жена знаменитого кондотьера Бартоломео д'Альвиано — прекрасная Пантазилия. Кто-то из офицеров герцога остановил ее кортеж, направлявшийся к Адриатическому побережью. Узнав имя синьоры, офицер объявил Пантазилию пленницей его светлости и препроводил ее вместе с детьми, слугами и служанками в замок Тоди. Бравый вояка усердствовал не по разуму, рассчитывая заслужить похвалу своего господина, — поскольку Венеция, враждовала с Чезаре Борджа, знатная госпожа могла явиться ценной заложницей. Каким образом бедная Пантазилия коротала в Тоди свой вынужденный досуг, неизвестно, но по стране мгновенно разнесся слух, будто похищение было организовано по приказу Валентино, пожелавшего добиться любви добродетельной венецианской красавицы. Обсудив положение, Совет десяти направил официальную ноту в Рим, в канцелярию его святейшества.

Папа заявил гонцам, что полностью разделяет негодование Совета и приложит все усилия для немедленного и безоговорочного освобождения пленницы. Он написал сыну, а двадцать девятого января курьер доставил ответ Чезаре Борджа. По словам герцога, он не подозревал о несчастном происшествии с венецианкой и узнал о своем преступлении только из послания святого отца. Он уже принес извинения донне Пантазилии и распорядился предоставить ей свободу; что же касается подозрений в его адрес, то опровергать подобную клевету — ниже достоинства герцога Романьи и Валентино.

В Ассизи герцог принял верительные грамоты у Джакомо Сальвиати, нового флорентийского посла, сменившего Макиавелли. Сальвиати передал его светлости поздравления Синьории по случаю блестящей победы, одержанной в Сенигаллии. Вообще, надо сказать, что «замечательный обман» вызвал целый поток восторженно-льстивых писем — и друзья, и недруги наперебой выражали Чезаре свое восхищение. Давняя приятельница герцога, высокообразованная графиня Изабелла д'Эсте, не ограничилась поздравлениями и прислала ему в подарок сотню карнавальных масок удивительно тонкой работы. Письмо Изабеллы, как всегда, было исполнено юмора и дружелюбия; она надеялась, что «теперь, после стольких опасностей и забот, увенчавших Вашу Светлость новой славой, Вы позволите себе уделить хоть немного времени отдыху и развлечениям». К сожалению, нам уже никогда не узнать, намекала ли графиня на искусное лицедейство Чезаре в борьбе с кондотьерами, преподнося ему именно маски…

Здесь же, на родине самого милосердного из христианских святых note 31, закончился жизненный путь обоих Орсини. Получив известие об арестах в Риме, герцог распорядился казнить Франческо и Паоло. Так месяц спустя была завершена кровавая работа, начатая им в Сенигаллии.

Вскоре аудиенции у его светлости попросили представители Сиены. В беседе с ними он потребовал низложения и изгнания Пандольфо Петруччи, добавив, что этого желает и король Франции. Петруччи считался «мозгом» заговора кондотьеров — и доказал это, отказавшись приехать на встречу с Чезаре Борджа. Но теперь герцог уже не скрывал, что принял весьма определенное решение относительно тирана Сиены. «Отрубив руки заговора, я хочу наконец добраться и до головы» — так прозучало напутствие, с которым Чезаре отпустил послов.

На следующий день армия выступила из Ассизи. Герцог не торопился, предпочитая добиться свержения Петруччи силами его же подданных. Но те медлили, и Валентино сообщил горожанам, что будет считать каждого из них своим личным врагом, если Пандольфо Петруччи не покинет Сиену в течение двадцати четырех часов. Эта угроза подействовала. Пандольфо отправился в изгнание, мудро решив не вынуждать соотечественников на крайние меры.

Теперь герцог мог возвращаться в Рим, куда его все более настойчиво звал отец. Нетерпение Александра объяснялось не столько родительскими чувствами, сколько неспокойной политической обстановкой вокруг Вечного города. Расправа над Орсини возмутила многих аристократов, и они поспешно стягивали войска в свои родовые поместья на обоих берегах Тибра. Мятеж мог вспыхнуть с часу на час, а в распоряжении папы не было, кроме ватиканской стражи, ни офицеров, ни солдат. Жофре Борджа, младший брат Чезаре, проводил время в развлечениях и не обладал властью и авторитетом, нужными для наведения порядка в городе.

Поручив командирам вести армию следом за ним, герцог взял с собой небольшую свиту и выехал в Рим. Одно его появление сразу же усмирило недовольных баронов. Но папа не успокоился. По мнению Александра, наступил самый благоприятный момент для окончательного разгрома всех уцелевших до сих пор противников Борджа. Исходя из этой мысли, его святейшество собирался немедля благословить сына на очередной карательный поход, однако встретил неожиданное сопротивление. Немало знатных семейств Рима пользовались влиянием при французском дворе, а герцог не хотел вновь накалять отношения с королем Людовиком. Кроме того, папе шел уже восьмой десяток, и следовало подумать о недалеком будущем, когда престол св. Петра займет кто-то другой. Новый первосвященник вполне мог оказаться другом или родственником нынешних врагов Александра VI.