Великая Охота (др. изд.), стр. 102

— Найнив, скажи мне, в чем дело?

Голос скользнул по ее сосредоточенности; она запретила себе услышать его. Все равно должен быть путь обратно. Глядя на место, где стояла серебряная арка, она старалась отыскать какие-либо ее следы. Ничего.

— Найнив...

Она пыталась мысленно нарисовать картину арки, вылепляя ее, придавая форму до последней детали, изгиб мерцающего металла наполнился свечением как будто от белоснежного огня. Арка будто рябила там, перед нею, где и была раньше, между нею и деревьями, потом исчезла, потом опять появилась.

— ...я люблю тебя...

Она зачерпнула из саидар, припав к потоку Единой Силы, пока ей не стало казаться, что вот-вот взорвется. Излучение наполнило ее, сияя вокруг нее, больно ударяя по глазам. Жар будто поглотил ее. Огонь и боль словно заполнили ее всю; кости немилосердно жгло; череп будто превратился в ревущую топку.

— ...всем своим сердцем!

Она бегом рванулась в серебряный изгиб, не позволив себе оглянуться. Раньше Найнив была уверена: самое мучительное и горькое, что она слышала когда-либо, был крик о помощи Марин ал'Вир, когда Найнив покинула ее, но тот вопль был сладостной песней по сравнению с преследующим ее страдальческим голосом Лана:

— Найнив, пожалуйста, не покидай меня!

Белое свечение поглотило ее.

Нагая, Найнив вывалилась через арку и рухнула на колени, с дрожащими губами, содрогаясь от рыданий, и слезы струились у нее по щекам. Шириам опустилась подле нее на колени. Найнив сверкнула злыми глазами на рыжеволосую Айз Седай.

— Я ненавижу вас! — через ярость и горечь слез едва сумела она выговорить. — Я ненавижу всех Айз Седай!

Шириам едва заметно вздохнула, затем потянула глотающую слезы Найнив на ноги.

— Дитя мое, почти каждая проделавшая это женщина говорит во многом схожие слова. Немалое нужно мужество и силы, чтобы смело встретиться со своими страхами. Что это? — резко спросила она, поворачивая к себе ладони Найнив. Руки Найнив пробила внезапная дрожь — от боли, которую до того она не чувствовала. Точно в центре каждой ладони, пронзив их насквозь, торчали длинные черные шипы. Шириам аккуратно выдернула колючки. При прикосновении Айз Седай Найнив ощутила холод Исцеления. После себя шипы оставили маленькие шрамики — на ладонях и на тыльных их сторонах. Шириам нахмурилась:

— Никаких шрамов остаться не должно. И как ты умудрилась засадить две колючки, да еще так точно? Если ты запуталась в терновом кусте, то вся должна быть в царапинах и колючках.

— Должна бы, — горько согласилась Найнив. — Может, я решила, что уже заплатила достаточно.

— Всегда есть цена, — согласилась Айз Седай. — Теперь идем. Первую цену ты заплатила. Прими то, за что ты заплатила.

Она легонько подтолкнула Найнив вперед.

До нее дошло вдруг, что в зале стало больше Айз Седай. Амерлин, в своем полосатом палантине, стояла тут, по обе стороны от нее выстроились сестры в шалях, цветов всех Айя, и все смотрели на Найнив. Припомнив наставления Шириам, Найнив неверной походкой прошла вперед и встала на колени перед Амерлин. Последний кубок держала она, и она медленно наклонила чашу над головой Найнив.

— Ты омыта от той, что была Найнив ал'Мира из Эмондова Луга. Ты омыта от всех уз, что связывали тебя с миром. Ты явилась к нам омытая, чистая сердцем и душой. Отныне ты — Найнив ал'Мира, Принятая в Белую Башню. — Передав чашу одной из сестер, Амерлин подняла Найнив на ноги. — Отныне судьба твоя — быть с нами.

В глазах Амерлин будто таилось темное свечение. Дрожь, охватившая Найнив, не имела ничего общего с тем, что она была нагой и мокрой.

Глава 24

НОВЫЕ ДРУЗЬЯ И СТАРЫЕ ВРАГИ

Эгвейн шла за Принятой по коридорам Белой Башни. Стены, такие же белые, как и сама башня, были увешаны гобеленами и картинами; полы выложены узорчатыми плитками. Белое платье Принятой почти не отличалось от одежды Эгвейн, не считая семи узких цветных полос на манжетах и по подолу. Эгвейн хмурилась, глядя на это платье. Со вчерашнего дня платье Принятой носит Найнив и, похоже, никакой радости от этого не испытывает, как не радуется и отмечающему ее ступень золотому кольцу — змей, глотающий собственный хвост. В те немногие минуты, когда Эгвейн удавалось повидаться с Мудрой, глаза Найнив были будто подернуты тенью, как будто она увидела такое, чего всей душой желала бы не видеть никогда.

— Сюда, — указывая на дверь, коротко обронила Принятая. Звали ее Педра, и она была невысокой сухощавой женщиной, немногим старше Найнив и с всегдашней живостью в голосе. — Это время тебе отпущено потому, что сегодня — твой первый день, но я буду ждать тебя в судомойне, когда гонг ударит Разгар, и ни мигом позже.

Эгвейн присела в реверансе, затем показала язык удаляющейся спине Принятой. Лишь накануне вечером Шириам наконец-то вписала ее имя в книгу послушниц, но Эгвейн уже успела понять, что Педра ей не нравится. Девушка толкнула дверь и вошла.

Комната оказалась обыкновенной, маленькой, с белыми стенами, и на одной из двух жестких скамей сидела молодая женщина с золотисто-рыжеватыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Пол был голым; послушниц не баловали комнатами с коврами. Эгвейн решила, что девушка примерно того же возраста, что и она сама, но из-за окружающей ее ауры достоинства и самообладания та казалась старше. На ней даже простое скромное платье послушницы выглядело чем-то большим. Оно было элегантным. Изящным.

— Меня зовут Илэйн, — сказала девушка и склонила голову набок, разглядывая Эгвейн. — А ты — Эгвейн. Из Эмондова Луга, в Двуречье. — Она произнесла это со значением, но сразу же продолжила: — Новую послушницу на несколько дней всегда определяют к той, которая пробыла уже здесь какое-то время, чтобы новенькой помогли разобраться, что к чему. Садись, пожалуйста.

Эгвейн уселась на вторую скамью, напротив Илэйн.

— Я думала, Айз Седай начнут меня учить, раз я наконец стала послушницей. Но Педра разбудила меня за добрых два часа до рассвета и заставила подметать коридоры. Она говорит, что после обеда я должна помочь мыть тарелки.

Илэйн скривилась:

— Ненавижу мыть посуду. Никогда не приходилось... ну неважно. А обучение еще будет. Каждый день, начиная с сегодняшнего, в этот час, вообще-то говоря, будут занятия. От завтрака до Разгара, потом от обеда до Тройки. Если ты обучаешься быстрее или медленнее, чем прочие, с тобой будут дополнительно заниматься также от ужина до Полноты, но обычно это время отводится для поденной работы. — В голубых глазах Илэйн появилась задумчивость. — Это у тебя с рождения, да? — Эгвейн кивнула. — Да, кажется, я это чувствую. У меня тоже с рождения. Не расстраивайся, если не определила. Ты еще научишься чувствовать способность к этому у других женщин. У меня-то есть преимущество — я росла рядом с Айз Седай.

Эгвейн захотелось порасспросить об этом. Интересно, кто растет РЯДОМ с Айз Седай? Но Илэйн продолжала:

— И не огорчайся, если получаться будет не сразу. Я про Единую Силу. Даже наипростейшая вещь требует сколько-то времени. Терпение — добродетель и одновременно качество, которому должно учиться. — Она сморщила носик. — Шириам Седай вечно так говорит и делает все от нее зависящее, чтобы мы это обязательно выучили. Попробуй только бежать, когда она говорит идти: и глазом моргнуть не успеешь — очутишься у нее в кабинете.

— У меня было уже несколько уроков, — сказала Эгвейн, стараясь говорить скромно. Она открыла себя саидар — этот этап теперь давался легче — и почувствовала, как тело пропитывает тепло. Она решила попробовать самое большее, что умела и знала, как делать. Она вытянула руку, и над пальцами возникла сияющая сфера, чистый свет. Сфера дрожала — Эгвейн никак не удавалось удерживать ее устойчивой, — но она была.

Спокойным жестом Илэйн вытянула руку, и шар света появился над ее ладонью. Ее шар тоже мерцал.

Через миг вокруг Илэйн разлилось слабое свечение. Эгвейн удивленно раскрыла рот, и ее шар исчез.