Парад скелетов, стр. 62

Я посмотрел на суку. Она действительно страдала. Она мучалась от жажды. Язык вывалился изо рта, как комок грязи. Она тяжело дышала. Я прекрасно понимал, что если я не дам ей воды, то она умрет раньше, чем я соберусь пристрелить ее. Я осмотрелся, стараясь представить, как бы дать твари попить, и с удовольствием заметил впадину в камне всего в нескольких шагах от нее. Но сможет ли она подняться?

Возможно, она не имеет представления о том, что такое бутылка с водой, или все же имеет? Достать бутылку из рюкзака и потрясти ею? Сука внимательно следила за мной. Или это все же кобель? Бог мой! Кобель! Я подошел ближе. Он застонал. Ну точно – он! Не рычал, а именно стонал. Все равно это – сука! Она чувствует воду. Я налил в выемку не более двух ложек воды. Но она все понимает. С очередным стоном она подняла свой зад, который я с удовольствием бы разбил. Он – значит, Сукин сын – как побитый подошел ко мне и стал пить воду. Он продолжал лизать камень и после того, как воды там давно уже не было. Я дал ему еще, примерно полчашки. Он вылизал и это и уставился на меня. Я навел пистолет прямо ему в морду.

– Иди обратно, – приказал я. – Лежи там. Он продолжал пожирать меня глазами.

Я уложил обратно бутылку с водой и собирался продолжить свой путь. Он застыл, а солнце выжигало из него последние следы влаги.

– Я вернусь, – пообещал я псу. – Подожди и увидишь.

Глава двадцать четвертая

Когда Штасслер обнаружил Плохого Лероя, Лорен и Керри находились еще в пределах слышимости. Их прощание с псом было болезненным, но кратким.

Они слышали, как Штасслер поприветствовал находящегося на грани солнечного удара пса: «Привет, дворняжка»; и в этом приветствии не услышали никакого сострадания, а только жестокость. Слышали они и мучительный вой Лероя, который только подтвердил их предположения.

Лорен чуть было не прокусила себе нижнюю губу, когда этот подлец наткнулся на него. Она даже подняла вопрос о том, чтобы спрятаться за валуном, подождать, пока Штасслер пройдет мимо, и после этого вернуться на помощь псу. Но риск оказаться обнаруженными заставил их идти дальше.

Уже три часа они карабкались по красным камням, образующим подножие холмов, шли сквозь жаркие волны воздуха, колеблющиеся перед глазами. Жажда стала невыносимой. Они слышали шум реки, протекавшей в тридцати метрах под ними. Звуки были как пытка, но как только Лорен взглянула вниз, то сразу поняла, что в ранних вечерних сумерках видит пенящуюся стремнину. Такая прохлада, такой уют. Они уставились на воду – то единственное, что им нужно было для выживания. Однако они при этом понимали, что любая попытка спуститься в каньон приведет к смерти.

Они преодолели последний кусок открытого пространства, несколько раз при этом обернувшись, как это делали весь день. Они видели Штасслера два раза, что заставило их повернуть на северо-восток, в то время как он продолжал взбираться на лежащие перед ним утесы. Но Лорен подозревала, что их выигрыш во времени и пространстве оказался слишком незначительным из-за плачевного состояния Керри. После вынужденного заключения девушка потеряла уверенность в себе. Лорен не знала, как иначе можно это описать. Большую часть дороги ей приходилось держать ученицу за руку, а около часа назад она даже была вынуждена дать ей пощечину, когда та отказалась покинуть редкую тень чахлого дерева пустыни.

До этого Лорен еще не приходилось никого бить, но в тот момент времени на раздумье не было.

Теперь она стала бояться, что девушка от жажды сойдет с ума. У самой Лорен язык казался распухшим и горячим, как поджаренная сосиска, словно она проснулась среди ночи с пересохшим горлом, сухость которого переходила на губы. Пережить еще один час, оставшийся до заката, будет мучением, которое она даже не могла себе представить. А ведь еще даже не лето. Всего лишь весна в пустыне. Температура почти сорок градусов. Немного по местным стандартам.

Перед ними открылся край утеса. Звуки реки становились с каждым шагом все громче. Она уже видела, как погружает руки в бешеный поток, отправляет в рот целую пригоршню воды. Желание вызвало озноб. Она подумала о том, что у нее на плечах и спине уже образовались волдыри. Хлопок вряд ли подходил для прогулки под палящими лучами солнца. Несколько чахлых побегов, попавшихся им на пути, были готовы погибнуть. По мере того, как от нестерпимой жары они становились все безумней, Лорен пришла к выводу, что если ты дерево, то это твой ад. Представьте, пробиваться корнями сквозь растрескавшуюся красную каменистую сухую и пыльную землю, изредка пить, но никогда не напиваться досыта, слышать от птиц и ветра, что где-то есть прекрасные влажные и зеленые земли. Там все цветет...

«Если он посмотрит в нашу сторону, то увидит нас».

И все же им надо найти путь к воде. Если они этого не сделают сейчас, то им предстоит брести еще три или четыре часа до того места, где холмы начинают спускаться в пустыню и откуда можно выйти к реке. Судя по тому, что говорил тогда пилот вертолета, это километров девять-десять. Лорен сомневалась, что без воды они смогут их преодолеть.

Однако, он дал воды Лерою. Может, он даст и нам попить. Странная доброта Штасслера озадачила ее не меньше, чем вялая ярость собаки, когда тот попал в нее камнем. Но она не доверяла его доброте, а сейчас не доверяла и себе, так как, пусть даже и на секунду, подумала о том, чтобы поддаться соблазну и сдаться.

Она осторожно подобралась к краю обрыва и увидела внизу реку. От непреодолимого страха высоты у нее вспотели ладони, и, только лежа на животе, она на несколько мгновений смогла взглянуть вниз. А вот Керри, наоборот, посмотрев вниз с обрыва, сразу же ожила. Она присела на корточки, носки ее кроссовок торчали над пропастью. У Лорен все сжималось в животе от одного взгляда на нее.

Обе посмотрели на юг, ища на каменных волнах своего преследователя. Ничего, кроме теней, они не увидели. Наступило то время дня, когда даже камень величиной с футбольный мяч отбрасывает тень величиной с футбольное поле. Возможно, он смотрит на них, сидя где-то в тени.

Лорен заставила себя осмотреть находящуюся под ними стену. Ее глаза скользнули далеко направо, потом далеко налево, словно огромный маятник, подвешенный к фиолетовому небу. Но повсюду стена была гладкой, как стекло. Поборов свой страх, она продвинулась вперед так, что ее голова и плечи повисли над пропастью. Затем она попробовала руками ощупать скалу. Та оказалась абсолютно гладкой, без всяких выступов, за которые можно было бы ухватиться. Когда ее взгляд переместился со скалы на реку, вихрь, поднявшийся у нее в животе, заставил ее быстро отступить.

Справа она заметила трещину в три сантиметра толщиной. Та спускалась на добрых двадцать метров и там терялась в тени и сумеречном свете. Лорен никогда не была скалолазом, да и Керри покачала головой.

– Мы даже не представляем, куда она ведет, – хрипло сказала девушка.

Лорен, довольная, что Керри начала здраво рассуждать, согласилась с нею.

Они поднялись на ноги и пошли вдоль края, ища глазами канавку, где весенние потоки помогли выжить какому-нибудь деревцу или кустику, свисающему со скалы. Искали что-нибудь, что говорило бы о жизни, о влаге. Они обе видели такие зеленые листья или яркие лепестки во время своих поездок и прогулок по каньону. Может быть, и сейчас, когда им это надо больше всего на свете, они увидят нечто подобное. Потребность найти воду отодвинула все остальное, даже то, что надо убежать от Штасслера, на второй план. Даже не говоря об этом между собой, обе женщины понимали, что если они не найдут воду, их ждет неминуемая смерть.

После получасового страдания Керри шепотом остановила Лорен. Она указала на лежащую впереди расщелину на ройном краю утеса. На отвесной стене отсутствовал кусок длиной около десяти метров и шириной около семи. Он скатился вниз, оставив после себя прямоугольник с откосом в пятьдесят – пятьдесят пять градусов. Достаточно боязливая Лорен держалась в метре от расщелины. А Керри, наоборот, подошла прямо к ней.