Цыпленок жареный. Авантюристка голубых кровей, стр. 2

– Эти люди смотрели на меня за столом так, будто я чудовище, рассыпающееся на части! – возмущалась Анна, вспоминая лица, искаженные ужасом. – Хорошо, что заверещала девица рядом с пузатым банкиром, – это отвлекло внимание, и я смогла покинуть помещение почти незаметно. И даже прихватить немного деньжат… Крохи, конечно, но хоть что-то! – произнесла она недовольно, после чего протянула искусственную конечность Яшке, и устало выдохнула: – Забери это убожество и проваливай! Если мать ее увидит – сойдет с ума по-настоящему!

Лидия Васильевна в последнее время вела себя немного необычно, она уверяла, будто говорит с мертвыми. Иногда она советовалась с духами о принятии различных решений. Из-за часто повторяемой пожилой дамой фразы: «Какой спрос с сумасшедшей?», Анна сделала вывод, что мать придумала умственное нездоровье, чтобы было меньше вопросов. Старомодная женщина была чувствительна к мнению других и привыкла, что ответственность за совершаемые ею действия нес ее супруг, но после его смерти она чувствовала себя совершенно беззащитной и неуверенной. Легкие сбои в голове позволяли «оступаться» и растеряно пожимать плечами в неловких ситуациях. Анна поддерживала подобные приступы и всегда могла их использовать с выгодой для себя.

Яшка помахал на прощание изготовленным им муляжом руки и поспешно вылез в окно. Молодой парень был сыном кукольного мастера и с удовольствием постигал это таинство, надеясь превзойти родителя в умении создавать копии людей. Красивые изделия с фарфоровыми головами, пользовались спросом, но на рождение такого чуда уходило много времени, поэтому разбогатеть владельцу лавки игрушек не удалось, однако преданный своему делу человек не жаловался. Светловолосый улыбчивый мальчишка был единственным человеком, которому Анна доверяла. И лишь потому, что Яшка был не разговорчив – нем, как рыба и не грамотен – не умел писать, попадись ее сообщник в руки полиции, им было бы непросто выудить ценную информацию о женщине, желающей обогатиться нечестным путем. Попрощавшись с сообщником, девушка закрыла окно и кремовые занавески из тонкого состарившегося кружева. Оставшись в одиночестве, она с тоской осмотрела свою комнату. Все в ней было скучно и уныло также как и много лет назад. Внутренности помещения не менялись больше десяти лет: та же кровать с воздушной периной, которую она по привычке аккуратно заправляла, старый умывальник и столик для письма напротив старого зеркала, немного искажающего отражение – ничего лишнего, только самое необходимое.

– Спать! – скомандовала себе Анна. Невыносимая усталость сковала ее тело и мысли. Девушка сделала несколько шагов к кровати и как только ее голова коснулась подушки, сразу погрузилась в глубокий сон.

Глава 2

Ошибка природы

В какой-то заграничной книжке Лидия Васильевна вычитала, что детей, несмотря на принадлежность к высшему сословию, надо приучать к труду с ранних лет на случай внезапной смерти родственников во время эпидемии или войны, дабы юное создание смогло само о себе позаботиться. Согласившись с прочитанным, хозяйка дома запретила слугам наводить в комнате маленькой дочери и с пяти лет ответственность за внешний вид своего жилища несла Анна. Лидия Васильевна не терпела неряшливости и в случае неповиновения наказывала ребенка тем, что лишала на неделю сладостей и развлечений. На повторные отказы выполнять указания девочке запрещали покидать неприбранную спальню. Словно узница маленькая Аня сидела взаперти. Ей приносили еду – кашу без сахара, хлеб и молоко прямо в комнату. Неудивительно, что к семи годам она ненавидела стены своей «тюрьмы». Спустя несколько лет из домашнего заключения она перебралась в монастырь под Петроградом под опеку матери-настоятельницы. С глаз матери ее убрали благодаря ряду происшествий, изрядно попортивших репутацию известной в столице семьи. О своем заточении строптивая Анна вспоминала с отвращением, и на это было много причин: начиная от неприязни злобных монашек, мстящих ей за свободолюбие и дворянское происхождение, заканчивая духовным одиночеством, обострившимся в обители. Хоть ее и считали обычной воровкой, для Анны похищенные вещи являлись не просто развлечением, а возможностью привлечь к своей скромной персоне внимание. Еще ей казалось, что вместе со сверкающими драгоценностями, она приобретает частичку чужого счастья. Во всех домах, в которых она бывала, будучи ребенком, было теплее и уютнее, чем в их семейном гнезде в центральной части столицы, там царил холод отчуждения. Мать вела себя, словно вдовствующая бездетная королева, терпящая присутствие двух родственников рядом. Анне казалось, что внутри Лидии Васильевны ледяное сердце, которое она мечтала однажды растопить. Привязанность к дочери испытывал лишь отец, который часто извинялся перед ребенком за материнскую отрешенность. Еще Анна знала, что родители стесняются ее, ведь на фоне потомства посторонних людей она меркла, оставалась в тени чужих успехов. Всегда были девочки умнее, красивее и талантливее. Музицировала и пела Анна плохо, литературных пристрастий не имела, танцевала так, будто страдала хромотой и способностей к языкам и наукам у нее не обнаружилось. После того, как близкий семье профессор каких-то наук поставил диагноз «посредственность», интерес Лидии Васильевны к дочери окончательно угас. Именно тогда Анна придумала похищать чужие вещи, надеясь хоть в чем-то превзойти других. Однако каким было ее разочарование, когда никто не заподозрил о наличии криминальных способностей в обаятельной и на вид совершенно невинной шестилетней особе с огромными глазами орехового цвета с золотистой каемочкой.

Начинала Анна с мелочей – брала, к примеру, одну серьгу из комплекта тихо пробравшись в покои хозяйки вечера, в гостях у которой пребывало семейство. Учитывая, что мать почти не обращала на нее внимания, и казалось, будто не видела ее даже в те моменты, когда смотрела в упор, подрастающей мошеннице было несложно ускользнуть из поля зрения родительницы во время визитов в дружественные дома, во время которых Лидия Васильевна позволяла дочери присутствовать рядом с собой. Светская дама опасалась слухов, отбрасывающих хоть малейшую тень на ее семью. Отсутствие Анны рядом давало бы повод для слухов, которые могли разрастить до невероятных размеров. Нечто подобное произошло с ее приятельницей, которая стесняясь своей дочери с заячьей губой, стала закрывать ее лицо шарфом на балах. В обществе ее осудили и называли чудовищем.

Коллекция мошенницы пополнялась годами: кулоны, перстни, цепочки, запонки, заколки – чего только она не приносила из гостей. Обворованные дамы не замечали пропажи даже спустя несколько недель после ее визита, видимо решив, что украшение утеряно во время какого-нибудь праздника. Или же обвиняли прислугу – о подобных происшествиях периодически судачили в свете. Со временем Анна вошла в раж и не стеснялась забирать более крупные экземпляры для своей коллекции – колье и диадемы, пряча их в панталонах под платьем. Лидия Васильевна поняла о том, что ее дочь не чиста на руку, когда ей сообщили, что после посещения их семейством порядочного дома пропадало сразу несколько вещей (у хозяйки была привычка ежедневно перед сном перебирать свои сокровища). Наутро следующего дня мать влетела ураганом в комнату еще спящей дочери. Перепуганная Анна замерла, наблюдая, как в ее комнате проводится обыск. Лидия Васильевна быстро обнаружила тайник с крадеными вещами на дне огромного сундука с игрушками, которыми подросшая дочь давно не пользовалась. Девушка и не помышляла о том, чтобы найти своим трофеям другое убежище, потому как в комнате наводила порядок самолично, и была уверена, что о ее многолетнем увлечении никто не узнает. Лидия Васильевна вскрикнула и зажмурилась, надеясь, что это всего лишь сон, но реальность была плачевна, и унизительные обвинения подтвердились. Почти треть сундука, стоящего в углу комнаты, была засыпана дорогими побрякушками. Произошедшее стало громом среди ясного неба для обеих.

– Какой стыд! – возмущенно выдавила Лидия Васильевна дрожащим голосом. – Я надеялась, что это фантазии, сплетни… Люди любят болтать и очернять других, чтобы самим выглядеть чище и благороднее. Моя единственная дочь сотворила с нами ужасную вещь: казнила меня и своего отца публично и теперь ни один достойный дом не распахнет перед нами двери. Я не знаю тебя, Анна, ты для меня чужой человек!