Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией], стр. 67

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

МЫ ПОМОЖЕМ ТЕБЕ

Внутри страны против нас хитрейшие враги организуют пищевой голод, кулаки терроризируют крестьян-коллективистов убийствами, поджогами, различными подлостями — против нас все, что отжило сроки, отведенные ему историей, и это дает нам право считать себя все еще в состоянии гражданской войны. Отсюда следует естественный вывод: если враг не сдается — его истребляют.

М. Горький

Весной 1929-го Витьке исполнилось девятнадцать… Отметить день рождения собрались у Бушмакина на Сергиевской. Коля с Машей подарили Витьке новый шерстяной костюм, Сергеев, загадочно улыбаясь, ушел в прихожую и вернулся с небольшим, но тяжелым свертком. Витька прикинул сверток на руке и, замирая от радостного предчувствия, спросил:

— Револьвер?

— Угадал, — кивнул Сергеев и вздохнул: — Такая моя планида — всем вам оружие дарить. Владей честно, уверенно, беспощадно. Классовый враг не дремлет, Витька, и мы должны быть начеку.

Витька распаковал сверток. Это был вороненый кольт 14-го калибра — такой же, как у Коли, и несколько пачек патронов.

— И откуда ты только достаешь? — мотнул головой Бушмакин.

— А ты учитывай мое положение, мою должность, — шутливо улыбнулся Сергеев. — Давайте, братцы, к столу.

Маруська приготовила роскошный ужин. В чугунке дымилась разварная картошка. На плоском блюде вытянулся заливной судак. Среди огурцов — их по раннему времени и дороговизне было всего шесть штук, по числу приглашенных, — поблескивали потными боками две бутылки с водкой — настоящей, прозрачной водкой, с зелеными этикетками государственного завода.

— Начинаем жить, как люди, — Бушмакин щелкнул бутылку по горлышку, распечатал и разлил по рюмкам. — Позволения на тост не спрашиваю. Я, можно сказать, крестный отец и Коли, и твой, Маруся, и Витька мне, можно сказать, внук. Родной он мне, и я так скажу: второй год ты, Витька, работаешь рядом с нами — бок о бок. Не высыпаешься, как мы, другой раз недоедаешь, а главное — каждую минуту имеешь шанс получить злую бандитскую пулю. Товарищ Сергеев сделал тебе хороший подарок, деловой, а я хочу сказать, чтобы ты не только не уронил, но и всячески умножил большую и заслуженную славу твоей приемной матери и твоего приемного отца. — Бушмакин встретил укоризненный взгляд Сергеева, но не смутился и продолжал: — Важна не форма, Сергеев, а существо. Мы марксисты. Мы говорим: главное — содержание. Кто кому муж, кто кому жена — не в данном вопросе суть. Коля — отец Витьке. И старший боевой товарищ!

Маруська прослезилась, выпили, пошел общий разговор. Внезапно Бушмакин сказал:

— А у меня, супруги Кондратьевы, новость для вас. Приятная. — Он вынул из кармана и передал Коле сложенный вчетверо лист.

Коля прочитал и растерянно протянул бумагу Маше:

— Ну, мать, сбылась твоя мечта.

— Дали отпуск! — радостно крикнула Маша. — Не может быть!

— Отпуск, — подтвердил Бушмакин. — Первый ваш отпуск, люди добрые. Завидую вам.

— У меня вопрос, — сказал Сергеев, обращаясь к Коле. — Обстановку в деревне знаешь? Если знаешь, то у меня к тебе поручение.

— Выполню. Передать что? Вы вроде не из тех, мест?

— Не понял ты, — усмехнулся Сергеев. — Партийное поручение у меня. Ты молодой большевик, вот и прими свое первое задание. Завтра приходи в обком, поговорим.

Коля понял, какое поручение хочет дать ему Сергеев. Обстановка вокруг Ленинграда и в прилегающих областях, как и по всей стране, складывалась тревожная — кулак повел наступление по всему фронту. Изо дня в день страницы газет заполняли тревожные сообщения: кулаки пытались сорвать весенний сев. На одной из шахт Донбасса кулацкие выродки облили бензином и сожгли рабочего Слычко. На другом конце страны, в деревне Тарасеево, бандиты сожгли дом председателя сельсовета Кормилицына. А в селе Васильевское банда кулаков несколько часов держала под обстрелом наряд милиции.

Хлебом владели кулаки. Впереди было сражение — не на жизнь, а на смерть, и Коля уже догадывался, что ему придется принять в этом сражении самое непосредственное участие.

* * *

Наутро Коля пришел к Сергееву в Смольный.

— Садись, — сказал Сергеев. — Твое село в центре хлебного района. Ленинград не может прожить на своем хлебе, и мы должны четко знать: как крестьяне? О чем думают? Советскую власть поддержать или у кого-то и иные настроения? Нужно ясно представлять, на кого мы можем опереться, Коля. Пятнадцатый съезд решил вопрос о коллективизации. Вспомни, что говорил Ленин: мелким хозяйствам из нужды не выйти. — Сергеев помолчал немного и добавил: — Ну а то, что отпуск тебе затрудняем, — не обессудь. Там тяжелые места. Кулачье. Уголовщина. Церковная оппозиция. В монастырях прячутся контрреволюционные недобитки. — Сергеев вздохнул: — Машу с собой берешь?

— Ответ вы знаете, — улыбнулся Коля.

— В таком случае ты несешь полную ответственность за ее жизнь, учти, — серьезно сказал Сергеев. — Звонил Бушмакин. Зайди к нему. Желаю, — Сергеев поколебался мгновение, потом притянул Колю к себе, сжал в сильных руках. — Тебе предстоит рискованное дело. Но я верю в твою звезду, Коля. Она ведь наша, пятиконечная.

* * *

— Марию приказываю оставить, — настаивал Бушмакин.

— Вы ей прикажите остаться, — обиделся Коля.

— Сергеев мне все объяснил. Представляю, какой тебя ждет отпуск.

— В лучшем виде, — улыбнулся Коля. — Раков ловить будем.

— Раков, — нахмурился Бушмакин. — Тебя ждут такие клешни, что врагу не пожелаю. Ну и отпуск, черт его возьми, — Бушмакин пожал плечами: — Не чужой ты мне, Коля. И мне жаль, что отдохнуть тебе не удастся. И помочь не могу. Хочешь, отменим отпуск?

Коля пристально посмотрел на Бушмакина.

— Ладно, — смутился тот. — Я пошутил. Слушай, а ведь у меня тоже есть для тебя поручение. Я посылаю в Новгород Витьку. По ориентировкам Новгородского УГРО ясно, что определенная часть ценностей, изъятая за последние несколько месяцев, возможно, имеет отношение и к нашим делам. Приметы сходятся. Витька молод, горяч, нет опыта. Но он может, чем черт не шутит, выйти на серьезную группу. Если что — помоги ему.