Ваш покорный слуга кот, стр. 110

Глава Х

«Проснитесь, уже семь часов!» — крикнула через дверь хозяйка. Хозяин лежал молча, повернувшись лицом к стене, и неизвестно было, спит он или не спит. Откликаться не входит в его привычки. Только когда становится совершенно необходимым сказать что-нибудь, он говорит «угу». И даже это «угу» выдавить из него не так-то просто. Человек, опустившийся до такой степени, представляет какой-то интерес для изучения рода человеческого, но женщины таких людей не любят. Даже супруга не очень-то, по-видимому, дорожит хозяином, а уж об остальных женщинах и говорить нечего. Если справедлива пословица «Когда от тебя отвернулись родные, не жди ласки от чужих», то хозяину нечего ждать снисхождения от какой бы то ни было женщины. Может быть, мне на стоило говорить о том, что хозяин совершенно не котируется у представительниц прекрасного пола, но я делаю это из самых лучших побуждений. Я хочу открыть хозяину правду, а то он считает, что жена не любит его потому, что не соответствуют друг другу их знаки зодиака.

Жена, видимо, решила так: в указанное время она сообщила супругу, что указанное время пришло. Если супруг не обратил внимания на ее слова, это его дело, ответственность ложится на него. Поэтому хозяйка подхватила веник и выбивалку для выколачивания пыли и удалилась в кабинет. Из кабинета тотчас же послышались звуки ударов — началась уборка. Мне неизвестно, с какой целью производится уборка. Возможно, это спорт, возможно — игра, а может быть, уборка делается ради уборки. Можно было бы вообще не упоминать об этом, но я все же хочу отметить, что деятельность хозяйки лишена смысла с любой из упомянутых точек зрения. Почему? Да потому, что это деятельность ради деятельности. Хозяйка немного похлопала выбивалкой по сёдзи, погладила веником циновки. Уборка закончена, а зачем все это делалось, хозяйка не знает. Ответственности за результаты своей деятельности она не несет. Чистые места всегда чисты, грязные — так и остаются грязными. Но истории известны прецеденты замены сущности видимостью, и потому, возможно, такая уборка лучше, чем никакая. Хозяину она никакой пользы не приносит. Но в том и заключается величие хозяйки, что она усердно выполняет заведомо бесполезную работу. Понятие «хозяйка» и понятие «уборка» связаны органически силой вековой практики, методы и результаты уборки остаются в наши дни такими же, какими они были во времена, когда хозяйка еще не появилась на свет, а веники и выбивалки еще не были изобретены. Как в формальной логике термин привязан к суждению, так привязаны друг к другу, независимо от содержания, понятия «хозяйка» и «уборка».

Я не такой, как хозяин. Я привык вставать рано, меня вынуждает к этому чувство голода. Находясь на положении кота, разумеется, не приходится помышлять о том, чтобы позавтракать раньше хозяев. Но вот в чем заключается слабое место кота: стоит мне представить дымящийся суп из ракушек, расточающий аппетитные запахи, как я уже не могу усидеть на месте. Я знал, что положение безнадежно, что в подобных случаях лучше всего просто питать радужные надежды и ничего не предпринимать. Но не тут-то было. Ведь всегда хочется немедленно проверить на практике, соответствуют ли предположения действительности. Даже когда наверняка известно, что проверка того или иного предположения на практике приведет к разочарованию, невозможно успокоиться, пока разочарование не станет свершившимся фактом. Охваченный ажиотажем, я прокрался на кухню. Прежде всего я заглянул в свое блюдце. Как я и ожидал, вылизанное мною еще вчера вечером, оно сияло, отражая ясный свет ранней осени, струившийся из окна. Рис уже сварился, и О-Сан переложила его в деревянную кадушку. Теперь она что-то помешивала в кастрюле, стоявшей на жаровне. На стенках кастрюли засохли белые полосы вылившегося через край рисового отвара. Некоторые полоски настолько засохли, что отставали от кастрюли, словно были приклеены к ней одним концом. Я подумал, что меня могли бы и накормить, ведь рис и суп готовы. В подобных случаях стесняться не приходится. Даже если ничего и не получится, убытка не будет. Я решил потребовать завтрак. Конечно, я иждивенец, но ведь голод не тетка! Поразмыслив так, я принялся мяукать — ласково, жалобно и обиженно. О-Сан не обращала на меня никакого внимания. Известно, что она от рождения многоугольна и весьма жестокосердна. Но в том-то и заключается мастерство, чтобы суметь разжалобить даже ее. Я попробовал снова: «Мяу, мяу!». Скажу не хвалясь, в моем мяуканье слышались нотки такого отчаяния, что оно могло бы до слез разжалобить любого одинокого путника. Но О-Сан оставалась непреклонной. Возможно, эта женщина просто глуха? Но тогда она не могла бы работать прислугой. Возможно, она глуха к кошачьим мольбам? Говорят, есть на свете дальтоники, больные цветной слепотой. Они считают, что у них нормальное зрение, но врачи смотрят на них, как на калек. А О-Сан, наверное, страдает голосовой глухотой. Нет никакого сомнения в том, что человек, страдающий голосовой глухотой, — калека. Подумать только, калека, а какая высокомерная! Никогда еще не случалось, чтобы она открыла мне дверь ночью, когда мне это совершенно необходимо. А если изредка и открывала, то потом не впускала назад. А ведь ночная роса вредна даже летом! Вы представить себе не можете, как это мучительно — ждать, сидя под крыльцом, восхода солнца. Однажды она захлопнула дверь перед самым моим носом. А как-то раз на меня напали бездомные собаки. В последний момент мне удалось вырваться из когтей смерти, я удрал на крышу сарая и там всю ночь протрясся от страха. А все это получилось из-за бессердечия О-Сан. Видно, сколько ни мяукай, такую женщину не разжалобишь. Но как говорят: «Нищета ворует, любовь пишет», — голодный надеется даже на бога. Он пойдет на все. В третий раз я промяукал свое «мяу, мяу» со сложнейшими переливами. Я делал все, чтобы привлечь ее внимание. Я убежден, что мое мяуканье по красоте звучания не уступало симфонии Бетховена. Но на О-Сан оно не произвело ни малейшего впечатления. Она опустилась на колени, подняла половицу и извлекла из-под пола четырехвершковый кусок древесного угля. О-Сан стукнула им о край жаровни, кусок разломился, засыпав пол черной пылью. Конечно, кое-что попало и в суп. Но О-Сан не из тех, кто придает значение подобным пустякам. Она бросила куски угля в жаровню. Нет, она не прислушается к моей симфонии. Никакой надежды. Я уныло побрел в столовую. Когда я проходил мимо ванной, до моих ушей донесся шум и веселый смех. Это умывались хозяйские дочки.