У ручья Черешневого леса (сборник), стр. 3

– Нет! – нежно прошелестел котёнок. – Я бы ждал тебя на берегу листикового моря и смотрел, как догорает закат.

– Где? – не понял енот.

– Глупенький ты мой! – улыбнулся котёнок. – Ну, здесь конечно!

И он распушил хвост, подмигнул, хитро-хитро, как заправская лисичка, и по самые кисточки зарылся в листья, увлекая за собой енота.

У ручья Черешневого леса (сборник) - konec.png

Aevum

Catulus Coon amicus est. [1]

У ручья Черешневого леса (сборник) - _025.jpg

Рассвет в лесу зимой долгий. Холодно кругом, морозно, и небесному светилу ох как неохота покидать южные широты Земли, где сейчас тепло и лето. Тишина стоит звенящая, слышен даже писк мышки под лапой хитрой лисы. Вокруг синяя марь и царство снега. И вдруг косой лучик света скользит по обмёрзлым ветвям, вырывает из темноты клочок пространства. Слышится звон колокольчика и цокот копыт. По дороге едут первые ранние путники. Куда они спешат?

У ручья Черешневого леса (сборник) - koshka.png

Дорога была путаная. Всё петляла между голых осиротевших стволов, то взбираясь на пригорок, то скатываясь вниз. Местами ветер слизал с неё снег, и дорога чернела голыми проплешинами. Пони с пушистой длинной гривой весело тянул сани, в которых, укутавшись потеплее, сидели енот и котёнок с ранцами-портфелями на плечах. Вожжи тянул пожилой бобёр в лоснящейся иссиня-чёрной шубейке с серебристой проседью и негромко напевал старенькую песенку:

Это было давно,
Год примерно назад,
Вёз я девушку
Трактом почтовым…

Енот задорно улыбнулся котёнку и подхватил второй куплет:

Попросила она, чтоб я песню ей спел.
Я запел, и она подхватила…

Тут уж включился котёнок:

Кони мчались стрелой,
Будто ветер степной,
Будто гнала нечистая си-ила-а…

Вдвоём у них выходило здорово: высокий тенорок енота и тоненькое шелестящее сопрано котёнка.

– Ай молодцы! Как складно, как здорово выходит! – похвалил бобёр, который оказался почтовым ямщиком. – И наша лошадка даже резвее поскакала. Успеем доставить коррэспондэнцию в соседний лес. Но-оо, родимая! – И с этими словами бобёр легонько прошёлся хворостинкой по крупу лошадки-пони. И, действительно, четвероногой скотинке ничего не оставалось, как только быстрее и резвее перебирать копытцами по обледенелому насту.

А утро всё больше светлело и ширилось. Не могла уже ночь удерживать свои владения, новый день вступал в силу, креп с каждой минутой. Мимо мелькали деревья в тяжёлых гроздьях инея. Тускло синея, пробегали сугробы, и летел под полозья саней сизый стеклянный лёд. Котёнок по обыкновению мёрз, съёжившись до размеров пушистого клубочка, но енот теплее кутал своего друга и иногда растирал ему лапки и дышал на них тёплым воздухом, отчего котёнку на немножко, но становилось теплее. Он блаженно щурился и с благодарностью заглядывал в бездонные енотовы глазки. Ребята мчали в школу. Каждое утро добрый бобёр подбрасывал школяров по пути. Школа находилась как раз между Черешневым лесом, где в норке у ручья жили друзья, и Берёзовым, куда каждое утро спешил доставить утренние газеты и письма жителям соседнего леса бобёр.

В школе ещё никого не было. Только по коридорам бродил заспанный барсук, скрипя старыми половицами и по-старчески кряхтя и охая, растапливал печи. В гулких, пустых классах пахло смолой и горьким дымком. В 4-м «А» топилась высокая голландская печь, до самого потолка закованная в железные листы. Енот проводил котёнка в просторный светлый класс. В прошлом году котёнок учился в другой школе и ходил в 3-й «В». А в начале нового учебного года пришлось исправлять на всех тетрадках и дневнике ластиком и карандашом не только цифру, но и букву.

Енот усадил котёнка за парту, приоткрыл дверцу топки, и на полу запрыгали оранжевые зайчики. Кочергой он поворошил горящие головешки и прикрыл заслонку.

– Сейчас точно согреешься! – уверил енот озябшего котёнка.

Енот клацнул замками портфеля-ранца, выудил изнутри пухлую тетрадь и протянул котёнку.

– Ты не шибко старайся, – посоветовал енот. – А то никто не поверит. Кляксы штуки две ляпни.

– Хорошо, – отозвался котёнок и, склонив мордочку над тетрадкой, старательно посадил две аккуратных кляксы рядом с определением термина штаговых косых парусов.

– Да, переписывай всё! – важно добавил енот. – И про румпель не забудь – всё будут спрашивать сегодня на уроках.

– Холодно! – пожаловался котёнок.

– Ты переписывай, а я схожу в чулан за дровами.

С этими словами енот взял пустую поленницу и, насвистывая под нос незамысловатый мотивчик, засеменил крошечными лапками в сторону кладовой, которая находилась в другом крыле школы. Щёлкнув выключателем, енот отворил дверцу и спустился по ступенькам вниз. Нагружая поленницу колотыми дровами, полосатый зверёк вдруг почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд. Ему вдруг стало до одурения страшно, так велико было это неприятное ощущение. Его ушки мелко задрожали, а левая лапка стала выбивать чечётку в такт учащённому биению крошечного сердечка, которое, должно быть, ушло в самую пятку.

– Эй! – услышал он крошечный голосок. – Ты меня пугаешь! Хватит стучать!

– Что-оо?? – Енот аж подпрыгнул от неожиданности, больно ударился головой об лампочку, разбил её и в кромешной темноте уронил на пол уже почти полную поленницу. Он опустился на все четыре лапки и дал такого стрекоча из чулана, что только пятки и заблестели в темноте.

Котёнок как раз дописал про румпель и захлопнул тетрадку, когда в класс ворвался енот. Если бы на его мордашке не было мохнатых полосок, можно было увидеть, как сильно побледнел он от страха. А так его выдавали только безумные глаза и нечленораздельные фразы.

– А ты почему без поленьев? – удивился котёнок.

– Там… там… там такое… такой! – только и смог вымолвить запыхавшийся енот.

– Ты чего?, глупенький? – заискивающе спросил котёнок.

Енот увлёк котёнка за собой и вскоре они вдвоём стояли у злополучного чулана.

– Ну давай посмотрим, что же так испугало моего храбреца, – хихикнул котёнок и они вдвоём, держась за лапки друг друга, шагнули в зияющую темноту.

– Кто здесь? – спросил котёнок.

– Я! – пискнул голос.

Енот задрожал всем телом, а котёнок храбро уточнил:

– А кто это «я»?

Вспыхнул крошечный огонёк и из темноты показался зверёк. Росту в нём было не больше двух дюймов, похожий на птенца с когтистыми лапками-ножками и лапками-ручками, в одной из которых был зажат свечной огарок. Зверёк неизведанной породы оказался покрыт серебристой шёрсткой, торчащей в разные стороны, так словно это шерстяное чудо-юдо долго тёрли об эбонитовую палочку и он наэлектризовался. Глазки были как два блюдца, большие, горящие карминно-оранжевым огнём. А посередине, там, где у нормальных зверят по всем законам жанра должен быть нос, ну или клюв, у малыша оказалась наспех пришитая жёлтая пластмассовая пуговица с четырьмя дырочками.

– Меня зовут Полгода! – представился малыш и манерно шаркнул когтистой лапкой.

Енот чуть было не лишился чувств, а отважный котёнок погладил малыша и добавил:

– Ма-ааленький такой! Ты когда родился?

– Сегодня утром, в первый день зимы! – пискнул Полгода и забрался на спину котёнка.

– Пойдём-ка отсюда! Таким маленьким как ты, да ещё и с огнём, нельзя здесь находиться.

вернуться

1

«Catulus Coon amicus est» – енот котёнку друг (лат.). Здесь: пословица-«перевёртыш» от «Homo homini amicus est» – человек человеку друг.