Похитители бриллиантов (др. изд.), стр. 81
— Верно! — волнуясь, сказал Альбер. — Это верно! У тебя поразительный дар следопыта. На бумажке видны печатные цифры, на каждой стороне. На одной стороне — 120, на другой — 121. Ясно, это нумерация страниц. Стало быть, бумажка вырвана из книги. И книга была небольшого формата, потому что цифра стоит очень близко к букве, которой заканчивается первая строка. Я уверен, — продолжал Альбер, внимательно глядя по сторонам, — что где-то здесь, поблизости, должно быть еще кое-что. Ты меня понял?
— Возможно.
— Я уверен. Если вниз по Замбези плавает клочок бумаги и он еще более или менее сохранился, значит, его намеренно бросили в воду, и к тому же недавно.
— Что бросили недавно, я согласен. Но зачем? С какой целью?
— Вы правы, месье Альбер. Я теперь все понял, и мы должны благословлять зоркость нашего проводника. Это все та же сказка про мальчика-с-пальчик, с той только разницей, что здесь вместо камешков — бумага.
— Вот именно!
— Согласен, — сказал Александр. — Разделяю вашу надежду. Но мне бы очень хотелось найти еще один такой клочок.
— Будем искать. Видишь ли, друг мой, я хватаюсь за эту последнюю надежду. Анна где-то здесь. Я уверен. Сердце говорит мне. Она, бедняжка, узнала каким-то образом, что мы находимся поблизости. Я убежден, что это именно она подает нам вести о себе. Жозеф говорит, что фургон стоит метрах в пятистах отсюда? Вот течение и принесло бумажку, которую бросила Анна.
Тут раздался глухой удар, точно в реку упало что-то тяжелое. Оказалось, это нырнул Зуга. Он понял, о чем говорил его друг белый вождь, и бросился в воду, чтобы выплыть по ту сторону густого сплетения лиан и ветвей, позади которых стояла их пирога. Он отсутствовал недолго. Его доброе черное лицо вскоре показалось из воды у самого борта, и он легко вскочил на свое место. Широко улыбаясь, он вынул изо рта три клочка бумаги, которые подобрал в воде, и положил их себе на руку. Было сразу видно, что два из них подходят друг к другу.
— Ну вот, — нервно воскликнул Альбер. — Теперь ты видишь, как я был прав!
— И я счастлив, что ты не ошибся, дорогой мой! Наконец-то мы уже играем не вслепую! И сегодня ночью тот бандит кое-что от нас получит.
— Ночью! Как медленно будет тянуться время! Нет, я не смогу ждать так долго. Вот что, выслушай меня. Берег зарос очень густо. Я умею ползти как змея. Не хуже любого краснокожего.
— Ты хочешь совершить безумие!
— Пусть так. Но это разумное безумие. Для меня это лучше, чем терзаться и мучиться целый день. Со мной пойдет бушмен. Он прихватит свой лук и стрелы. Если я замечу хоть что-нибудь подозрительное, я вернусь. Не беспокойся, я буду осторожен. Ты отлично знаешь, что мне надо остаться в живых, чтобы освободить дорогую узницу, так что рисковать жизнью попусту я не буду. Я только пойду в разведку. Два часа туда, два часа обратно. Четыре часа я буду хоть чем-нибудь занят. И уж я постараюсь, чтобы прогулка была не напрасной. Повторяю, не бойся за меня.
Александр и Жозеф знали, что если в упрямой голове их друга засела какая-нибудь мысль, то вышибить ее оттуда невозможно. Им поневоле пришлось согласиться.
Прошло два часа. Каталонец сидел на носу пироги и, ожидая возвращения своего молочного брата, пытался вздремнуть. Но тщетно: тревога оказалась сильней усталости, сон не шел к нему.
— Ладно! — говорил он, отгоняя комаров, не дававших ему покоя. — Скоро он пойдет назад.
Внезапно Александр услышал шум в зарослях, точно там ходил крупный зверь. Он решил, что его друг в опасности, и хотел выскочить на берег, чтобы пойти по следу, когда появился Альбер. Глаза у него блуждали, лицо и руки были исцарапаны, платье изодрано.
Александр почуял беду и не решался задавать вопросы. Альбер разрыдался.
— Фургон пуст. Там нет никого… И никакого следа… Ничего!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Сэм Смит «в поход собрался». — Поражение без сражения. — Грабитель мечтает учредить фирму «Сэм Смит и К о». — Три следа. — Походка каторжника. — Что было с Джемсом Виллисом. — Муравьиная кислота, — Чуть не съеден заживо. — Чуть не утонул. — Что бывает с человеком, который падает в водопад Виктория.
Звезда Сэма Смита, которая некогда сверкала так ярко, стала меркнуть. Ей грозило превратиться в самое простое туманное пятно. Смит, как подлинный философ, сделал самому себе то безрадостное признание, что переселение в Южную Африку впрок ему не пошло. Встреча с тремя французами, которая произошла в момент, когда он повел батоков на войну с макололо, была для него тем более досадной, что Александр помирил оба враждовавших племени.
Негры, в особенности южноафриканские, легко забывают обязательства, принятые ими в отношении друг друга или в отношении иностранцев, если эти обязательства касаются обыденной повседневной жизни, но они строжайшим образом соблюдают клятву, если дело касается торжественно заключенного договора, в особенности если при этом были выполнены установленные обрядности и вынесены эмблемы их наивных суеверий. А в данном случае были закопаны в яму наконечники стрел и копий, а также порох и пули. Ветвь мира была воткнута в холмик, выросший над засыпанной ямой, и поверх всего Гэну была вручена Полума — грозный фетиш, делающий своего обладателя неприкосновенным. Всего этого было больше чем достаточно, чтобы сделать друзьями Сешеке и Магопо — вождей обоих враждовавших племен. Оба царька очень скоро признали, что между ними произошло всего лишь недоразумение, что теперь оно разъяснилось и надо выпить. А Сэму Смиту было необходимо, чтобы заговорило оружие, чтобы оба племени бросились одно на другое. Он громко призывал их к этому. Но тщетно.
Магопо уже стал косо на него посматривать, и если бы не то уважение, которое жители этой части побережья питают к белым, то, пожалуй, Смиту не сносить бы головы. Повелитель батоков отдавал себе отчет в малочисленности своего войска и не помнил себя от радости, узнав, как счастливо закончились переговоры, которые без его ведома повел Гэн. Кроме того, он увидел стройные ряды плетенок с пивом байялоа. Радость глаз сулила радость желудку, и достойный повелитель батоков не мог больше питать самой малейшей вражды к макололо.
Кроме того, сын его Гэн держал в руках Полуму, а это больше чем что бы то ни было на свете говорило о честных намерениях макололо. Да и Сешеке тоже устал от войны, он тоже был рад положить конец боям, потому что победы давались ему ценой очень тяжких потерь. Наконец, как и Магопо, он искренне полюбил Александра и сразу растолковал своему новому союзнику, что собой представляет Сэм Смит. Магопо увидел, что стал жертвой жулика, и страшно рассердился, потому что это был удар по его самолюбию. Думать, что ты заручился содействием бесстрашного и честного белого, из таких, каким был Дауд, и вместо храброго и бескорыстного вождя, которому ты обязан жизнью, получить лишь подделку! Да, тут самый спокойный кафр и тот изошел бы желчью.
Целый рой соображений пронесся в голове у Магопо, и все они были не в пользу Сэма Смита. Александр старался во что бы то ни стало поддержать мир между черными племенами, он не пил, мало ел и никогда не намекал на сокровища кафрских королей. А этот, напротив, с самого начала стал подстрекать батоков к нападению на макололо и сам предложил Магопо свои услуги. Кроме того, он пил, как лошадь, жрал, как настоящий англичанин, и все время приставал с расспросами относительно клада, зарытого на острове баримов.
Нет, конечно, такой человек не имел с белым вождем ничего общего, кроме разве только черт лица. Цвет кожи спасал его от расправы, но надо было как можно скорей закрыть ему доступ в Котлу и вежливо выпроводить его. И поскорей. Пиво могло перегреться; воины чувствовали в ногах зуд — предвестник бешеной пляски, — надо было поскорей кончать.
И все было сделано быстро. Мастер Смит внезапно увидел, что вокруг него образуется пустота, он понял, что игра проиграна и что всякая настойчивость может плохо для него кончиться. Об этом говорили полные ненависти взгляды воинов, которые он ловил на себе. Он пытался изобразить равнодушие, которого далеко не испытывал, видя крушение своих надежд, и радовался только тому, что дешево отделался. Сэм Смит гордо повернулся на каблуках и ушел в сторону реки.